Боец 24-й бригады россиянка Ольга Симонова: «Если пацан приходит в армию, он по определению классный, пока не доказал обратное, а приходит женщина — она по определению бл#дь, пока не доказала, что это не так»

«В стране нет прецедентов, когда военнослужащий меняет гражданство . Если я подпишу новый контракт, тогда то, что я прослужила до этого, – не в счет. И ни один юрист не знает, что с этим делать».

Внимание: Текст содержит ненормативную лексику.

ЗДЕСЬ ЛЮДИ ВОЮЮТ ЗА СВОИ СЕМЬИ, ГИБНУТ, А В РОССИИ ИДУТ ОПОЗНАВАТЬ НАЕМНИКА, ЧТОБ ПОЛУЧИТЬ КОМПЕНСАЦИЮ

Я родом из Челябинска. Инженер по образованию. С 11 лет в спорте, основное направление — контактные единоборства. Сначала занималась для себя, потом начала плотно выступать на соревнованиях, вплоть до чемпионата Европы. Меняла тренеров, направления — на одном не останавливалась, но опять же не прыгая туда-сюда. Я живу по правилу: быстрее, выше, сильнее. Я не люблю проигрывать. Есть такая фраза: «Умри, но сделай» – это про меня. Кроме спорта я занималась всем, что связано с активным отдыхом — баскетбол, туризм, альпинизм, велосипеды, сплавы и так далее.

В какой-то момент я понимала, что надо уходить в профессионалы. Возможно, куда-то дальше пробиваться, но как раз случился 14 ч — и я уехала в Киев. Хотя, что происходит в Украине поняла не сразу: я не смотрю телевизор, у меня нет на это времени – 9 тренировок в неделю. Пока был Майдан, я поверхностно вникала в это. Когда увидела, что власть свергают, подумала, что молодцы. Но во время аннексии Крыма вокруг многие радовались, что Крым наш, я считала, что это нездорово. Говорила, люди, 98% из вас не знают, где этот Крым находится, и большинство никогда в жизни туда не поедут, от Киева до Челябинска — расстояние 2500 км.

А потом летом 14-го года, на пике Ленина (В Таджикистане с 2006 — Пик имени Абу али ибн Сины. Одна из высочайших вершин Центральной Азии, находящаяся в горной системе Памира, — ред.) высоте 5200 я познакомилась с группой киевлян. И когда они мне сказали, что у них в стране идет война с Россией, что на Донбассе воюют кадровые российские военные, мне стало не по себе. Я приехала домой, начала искать инфу, она была закрыта, но кое-что удавалось найти. Еще у меня была подруга из Харькова, с которой мы до этого лет 6 не общались, я ей написала — и она рассказала, что уже волонтер, изучает тактическую медицину.

Когда ты знаешь правду, у тебя два варианта: смотреть на это все и говорит «Ну, а что я могу сделать?», либо поступит так, как я – взять и уехать. Тогда в моей жизни как раз все сошлось для второго варианта: были проблемы на работе, а работала я в сфере торговли – товары для альпинизма, — ее надо было менять, получила травмы в спорте – месяц не занималась, было время все обдумать и плюс мне хотелось как-то помочь. Я понимала, что пока я с гордостью стояла под российским флагом, как спортсмен, в Украине происходил «иловайский котел», обстрелы с территории России, возникшим фейковые республики, которые звали Путина, думая, что он изменит их жизнь. А мой знакомый живет на острове Сахалин – месторождении газа, но у них в деревне его нет.

Россия и Украина – не братские народы совершенно. Менталитет разный. Здесь люди воюют за свои семьи, гибнут, а в России идут опознавать наемника, чтобы получить компенсацию. Русские жестче и ленивее. Там каждый сам за себя. Мне непонятно, как можно сидеть на «очке» в деревянном сортире и кричат, что мы великая страна. Да, семья у меня одна и я ее люблю, но семья для меня – это моя мама, это моя кошка, которой 17 лет и которую я никогда больше не увижу, это природа: я выросла на Урале, и такого, как тайга, нигде больше нет. Но то, что творила Россия, не налазило на голову. А здесь, в Украине, пошел правильный движ. И на уровне ощущений в тот момент принять другое решение я не могла. Мои близкие не знали, куда конкретно и зачем я уехала.

Я приехала в Киев в декабре 14-го года. У меня была определенная сумма денег, рюкзачок с вещами и какие-то связи. Я знала, что здесь есть добробаты, где воюют белорусы и русские, и понимала, что я тоже могу применить себя в этом русле. Кроме всего прочего, у меня был спортивный интерес: а смогу ли я? Война была еще одним витком испытать себя.

В Киеве я нашла хостел. Мне хотелось попасть в батальон «Донбасс», но я до них не достучалась и попала в батальон «Север» при добробате «Золотые ворота». Это была отдельная группа, которую готовили с декабря 14-го по март 15-го года, с уклоном на разведку. Там был очень классный коллектив, недавно боец Дима Сысков, позывной Проводник, из 58 бригады погиб на фронте, он тоже обучался со мной в тот группе. В целом там мы получили неплохие знания, но самое главное, что все были очень мотивированы — и рвались на передовую. И то, что мы на нее не попали — это было первое жесткое кидалово в Украине. Нас тупо расформировали. Затем был момент, когда негде было жить. Нечего было покушать. В тот период я отучилась на оператора БПЛА, но летать на фронте не пришлось. Сложилось так, что дорожка привела меня в ПДМГ (Первый добровольческий медицинский госпиталь имени Н. Пирогова, — ред.) А поскольку мне была интересна тактическая медицина и за плечами были некоторые знания – я решила, что попробую себя в этом направлении. Прошла курс по боевому стресса, медицине — и весной 15-го года попала на ротацию в Артемовск (Сейчас Бахмут, – ред.) . В составе эвакуационной бригады мы стояли в селе Луганское. У нас был экипаж наиболее близкий к передовой, с нами был замечательный доктор, у которого я многому научилась. Все, что мы делали — важная и нужная работа, но я поняла, что это не мое. Мне хотелось воевать. Вместе с нами стоял бат «Днепр-1», как охрана и усиление, — и они меня переманили к себе. Я уехала в Пески.

Мандраж на передовой возникает тогда, когда ты не знаешь, что делать. Есть такая фраза, что в критической ситуации ты не взлетишь до уровня своих ожиданий, а упадешь до уровня своей подготовки. Но паниковать просто нельзя — на тебя все смотрят. Хотя такое бывает с каждым. На войне есть определенные алгоритмы и команды, которые доходят до автоматизма – набор действий, которыми ты пользуешься. А когда возникает внештатная ситуация, в первый момент ты не знаешь, что делать, смотришь на более опытных людей – и повторяешь за ними. Плюс накапливается опыт – и дальше ты опираешься на него. Когда было предельно страшно, работала вражеская минометка, мы понимали, что сейчас позицию накроет, а над головой была только сетка-рабица с рубероидом. Мины ложились все ближе и ближе, и тут только одно – прилетит не прилетит. Тогда я сидела и играла в шарики на телефоне. После ротации играть в эту игрушку я больше не смогла. Но я не паниковала. Важно уметь управлять своими эмоциями. Если херачит плотно «Град», а ты вылазишь посмотреть откуда — это глупо, но когда ты свой страх используешь, как толчок для нужных действий, например, окоп углубить, – это разумно. И я стараюсь следовать этим принципам. А вообще я боюсь двух вещей: стоматологов и фосфорных мин. Вот мин почти никуда не спрячешься, если у тебя какая-то небольшая лачуга, мина все прожигает на полтора метра — и ты просто сгоришь. А стоматология – это детская травма, и я ничего не могу с этим сделать.

В начале осени 2015-го нас оформили в штаб нацбезопасности Днепропетровской области. Были ротации в Адвеевке, Водяном. Часть времени в Красике (Красноармейск, сейчас Покровск,– ред.) просидели. А потом добробаты начали выводить с передовой. Какое-то время я еще побыла в «Днепре-1», а весной 16 поняла, что дела не будет: официально меня не оформят, а стоят на 3 линии обороны, просто находясь в этой МВДшной движухе, мне не хотелось. И я поехала к своим собратьям в 128 бригаду.

Затем я успела поработать на гражданке: где-то месяца полтора в магазине связанном с активным отдыхом, альпинизмом и туризмом, но поняла, что в мирных городах мне делать нечего. Жила у друзей. Снимать квартиру не было возможности, а улыбаться людям, которые приходили и говорили, что собираются в Крым, подскажите нам что-нибудь, я точно не могла. Один раз не пошла на компромисс со своей совестью и второй раз тем более. Я хотела попробовать вернуться в спорт — ходила на тренировки, но головой и сердцем была в армии. Хотя уход из профессионального спорта – это очень больно. Сейчас я стараюсь не приезжать на гражданку — мне нечего там делать. Все чуждо. Я не знаю, как людей может волновать цвет чашек, которые он покупает себе домой? Зачем нужно стоят в очередях? Почему, если попался хам, нельзя подойти и въ#бать его за это? И думать о том, что я буду делать, если таки когда-то туда вернусь, тоже не хочу. Зачем? Еще половина контракта не отслужена. Это все равно как сидишь ты на позиции и мечтаешь о сауне, фарфоровом унитазе и куске пиццы — и тебя так плохо становится. Замерзший ты понимаешь, что вокруг грязь, а так хочется помыться — и настроение падает. Зачем сидеть и думать о том, что у тебя в данный момент нет и завтра не появится. В лучшем случае где-то через недельку получится выехать в город похавать беляш.

ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ РАНЬШЕ ШЛИ ВОЕВАТЬ, СЕЙЧАС «ПРЯНИКОМ» НА ФРОНТ НЕ ЗАМАНИШЬ

Я ни единого дня не находилась в Украине нелегально — все время продлевала сроки пребывания. Когда надо было делать какие-то вещи, с которыми бы одна зашивалась, мне помогали друзья и волонтерские фонды. Потом я сделала временный вид на жительство – эго тоже продлевала. У меня были попытки попросит гражданство, но это ничем не закончилось. И когда вышел перечень документов для иностранных граждан, стало понятно, что нужно все делать самой. Правда, мне помогал руководитель ПДМГ Геннадий Друзенко. А осенью 16-го года я подписала контракт и уехала на восток уже как военнослужащий. Правда, поначалу никто не знал, как меня оформят, потому что я иностранка. Но мой тогдашний командир роты очень сильно за меня впрягался — и меня таки оформили. Но самое смешное, что имея гражданство Украины, а его я получила осенью 17-го года, я до сих пор служу по контракту для иностранцев. Мне предложили, что давай ты подпишешь новый, но тогда получается, то, что я прослужила до этого – не в счет. И ни один юрист не знает, что с этим делать. В стране нет прецедентов о том, что военнослужащий меняет гражданство. И механизма, как разорвать этот контракт или его перезаключить, нет. Чтоб зачелся тот срок, что я уже прослужила, нужно обращаться в суд. А сейчас я два месяца мучаюсь с травмой ноги – езжу по госпиталям. Да и в принципе, будучи на востоке, мне этим некогда заниматься. Поэтому я просто служу дальше по контракту для иностранцев.

Я очень хотела попасть в 93 бригаду, но мне не дали отношение – и я попала в 24-ку страшим стрелком мотопехотной роты. Мы стояли в Луганской области в не самом шумном месте, где сразу стало видно всю продажность высших чинов и все договорняки. А еще в такие места ломятся заробитчане, им там классно, ведь можно не воевать. Когда мне стало крайне печально смотреть на это все, через полгода, успев послужить в разведвзводе, я перевелась из того бата в другой батальон на должность санитара. Но по факту я и мой побратим, с которым мы вместе сражались не первый год, были пулеметным расчетом. Стояли мы тогда под Попасной.

Я обожала свой пулемет. Пощелкать может любой дурак, но если это твое оружие – ты должен уметь стрелять. Знать поправки, обслуживать – он должен быть чистый, смазанный и нужно знать, что делать, когда пулемет не стреляет. Важно любит свое оружие. КПВТ и ДШК – это мое маленькое счастье. Я умею с этим работать, но всегда учусь чему-то новому.

В армии, я чувствую себя в своей тарелке и уверена в том, что это мое. У меня практически нет подруг, я всегда в мужском коллективе. Вот эта фишка, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна – не про меня. Я четко разделяю личную жизнь и то, что я делаю. Раньше это было в спорте: ты заходишь в зал и работаешь – и никаких тренировочных романов. Теперь то же самое на фронте: с мужчинами работаем на равных, меня мои побратимы могут назвать «братанчик». Я никогда не сталкивалась ни с какой дискриминацией. Мне никогда не давали поблажек. Сейчас я наводчик-оператор БМП, в том же автором батальоне. У нас сложился отличный экипаж, и мы нормально работаем. Стоим в Донецкой области.

Но если я люблю воевать, это не значит, что мне нравится все, что происходит в армии. Я очень прямолинейна – и часто озвучиваю, что на данном этапе идет тотальный саботаж армейских реформ. Возвращается совок. Людей, которые раньше шли воевать, сейчас «пряником» на фронт не заманишь. Я где-то читала, что для иностранцев было дикостью, как это человек не может разорвать контракт по собственному желанию. Выходит, что это что-то сродни рабству. Почему мы служим по уставу внутренней службы Советского Союза прописанного для срочников? То есть идет противоречие контракт, который мы подписываем, и устава, которому мы обязаны подчиняться. Устав у нас не кодекс, а карательный документ.

Система сопротивляется и упрямо держится на старой гвардии, которая подлежит тотальному сокращению. Когда мне жиночка — медик говорит, что я 25 лет прослужила в армии, я сообщаю ей в лоб: «Значит, это такие как вы ее развалили и распродали?» — и она почему-то на меня обижается. А ведь эта дама привыкла к шаре, и дочь свою пристроила, и все у нее хорошо и за#бись. Но сейчас система уже не выдерживает такого количества льготников, когда УБД раздавали налево и направо, из-за этого уже море конфликтов, люди начинают гибнуть.

Сколько можно ставит планы военкоматам, они же набирают всех подряд? А стране нужны профессионалы. Я считаю, что время героев прошло. Геройский поступок – это показатель непрофессионализма всего остального. Когда человек кинулся голой сракой на танк — и согнул ему дуло, да, он реально герой, он красавчик, он сориентировался в этой ситуации, это стоило ему жизни, но это о#бы всех остальных.

Но если мы формируем профессиональную армию, то надо менять принципы. У нас должно быть 40 генералов, как и если мы формируем новую страну, то у нас должно быть 40 депутатов в Верховной Раде, а не 450. Часто слышу вопрос, а куда мы их денем и так далее? Люстрировать, пусть идут куда-то х#ярят в другое место. Ведь за этой всей шоблой достойные люди просто теряются.

Плохо, что мы сейчас пытаемся бороться с последствиями, не победив причину, а менять надо устав, набор на контракт и учебки. Почему в учебке контрактник находится на казарменном режиме и занимается там полной фигней: застилает кровать под ниточку с тапочками вровень, носит автомат стволом вверх, с противогазом наперевес. Но когда мы, военнослужащие боевых бригад, отправленные с передовой в учебку «Десна», попытались предъявить там претензию, нам сказали, что вот есть штаб сухопутных войск, они нам дают план занятий — и мы ничего не можем сделать.

Я НЕ ЛЮБЛЮ ПОИГРЫВАТЬ, ЕСЛИ МНЕ НАРЕЗАЕТСЯ ЗАДАЧА — Я ДОЛЖНА ЕЕ ВЫПОЛНИТЬ.

Касаемо женщин в армии тоже огромный вопрос — я считаю, что убрал 80% женского состава, армия не потеряет боеспособность. Многие женщины идут в армию, зная, что им там будет халява и малина. Хотя здесь скорее нужно спрашивать мужчин, которые видят в женщине женщину, а не военнослужащего. Если она пришла на боевую должность гранатометчик АГС, то первое, что нужно – это дать ей лопату и заставить выкопать позицию под АГС. Основную, запасную и ложную. А если она это сделает плохо, то выписать эй п#здюлину. А у нас начинаются бесконечные залеты, но, забеременев, женщина продолжает занимать боевую должность энное количество времени, пока она в своем декрете находится. И это надо либо законодательно запрещать, либо прописывать в контракте. Да, есть женщины, которые действительно служат, но их единицы. А в целом получается такая ситуация: пацан приходит он по определению классный, пока не доказал обратное, приходит женщина она по определению бл#дь, пока не доказала, что это не так. Но в принципе, профотбор нужен для всех, сейчас если людей увольнять по несоответствию, то половины личного состава просто не будет. Например, солдат, находясь на своем взводно-опорном пункте, должен уметь стрелять из всего оружия, которое у него на этой позиции есть. А если он не умеет — это либо проеб командиров Bona, либо самого солдата. Мне кажется, что украинцы в этом плане слишком лояльны. Ну, вот он нажрался уже в третий раз, но все равно надо дать ему шанс. И так везде: можно договорится, прогнуться, здесь не получается воевать — перевестись. И это все очень неправильно. Солдат может не быть гранатометчиком, но он должен уметь стрелять из него. То же самое с медициной: все должны уметь оказать медпомощь. А когда принимают девочку-медичку, а она не выдерживает стоят в бронике — это что, санитар взвода?

Если говорить о желаниях: мне бы хотелось быть сержантом. Насчет офицера не знаю – там слишком много документооборота и каких-то ненужных проверок, хотя с другой стороны: почему бы и нет. На этой войне еще далеко не все закончено — есть чем заниматься. У нас замечательная рта, боевой командир, позывной Сапсан, — это человек-война, за которым идет вся рота, — пацаны добровольцы, мобилизованные, воевавшие в 14-15-м году и минимальный процент заробитчан, которые под давлением окружения начинают работать. А в целом, я горжусь своей ротой, своими собратьями.

Главное, чтоб у меня было все в порядке со пышущим, потому что пока проблемы с ногой — это мешает жить. Больной человек и больной солдат нахер никому не нужен. А я хочу быть в боевой готовности, возвращаться на передовую. Я не люблю поигрывать, если мне нарезается задача — я должна ее выполнить. И здесь без вариантов. Я стараюсь соответствовать своему выбор сейчас. Точно так же должна определиться и страна, что нам нужно? Нельзя смотреть в Россию, иметь там бизнес, ездить на заработки – и при этом рассказывать о европейском развитии. Если метаться, то результата не будет, а ведь у этой страны есть все шансы на достойное будущее.

 

Текст и фото: Вика Ясинская, «Цензор.НЕТ»

 

Источник: https://censor.net.ua/r3060775 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ