«Отца застрелили пулями для остановки транспортных средств – это 12 калибр. Они попали в сердце и живот», — сын Героя Майдана Владимира Кульчицкого

18 февраля — годовщина расстрела героев Небесной Сотни . 5 лет назад на Майдане погиб участник Революции Достоинства Владимир Кульчицкий. Его сын Андрей тоже участвовал в противостояниях, но с отцом не пересекался, ввиду натянутых отношений. Однако, теперь сожалеет, что не успел его увидеть, поговорить, обнять.

Отец коренной киевлянин — мы выходцы с Подола. А мама родом из Краснодарского края. У меня есть младший брат. Жили мы небогато: отец работал водителем то на автобусе, то на пожарной, а к концу 80-х начал заниматься предпринимательской деятельностью — денег стало немного больше. Я к этому времени заканчивал школу. Мама отработала на фабрике «Красный Коммунар», она была портнихой и закройщицей — знала многих достаточно известных в то время наших кутюрье.

Андрей Кульчицкий

Трезубцы и желто-голубые флаги я рисовал в тетрадях с 8 класса, хотя тогда это было запрещено. Но тогда у нас собрался определенный костяк детей, для которых это было небезразлично. Для меня это стало важным с того момента, как я побывал в гостях у друга в Полтавской области, и нам его прабабушка рассказала о Голодоморе. Однажды я написал сочинение об этом, после чего моих родителей вызывали в школу, спрашивали откуда у меня эта информация. Но поскольку мама обшивала директора школы, этот вопрос замялся, мне сделали что-то вроде «ну-ну-ну» — и на этом все закончилось.

Закончив учится, я ушел на вольные хлеба. Сначала работал грузчиком, и очень рано начал заниматься бизнесом. Уже 25 лет я нахожусь в строительной сфере. У меня достаточно большие объекты по Киеву.

В 90-м году, отработав лето, осенью я участвовал в «Революции на граните» — был хорунжим охраны, несмотря на возраст, мне это удавалось, я занимался спортом и физически был достаточно сильным. Мы с соратниками охраняли по периметру палатки, но не хотели вступать в какую-либо партию. Папа меня тогда не поддерживал, в отличие от мамы, — она сшила мне желто-голубую повязку, которую я носил на голове.

Владимир Кульчицкий

А дальше я участвовал в различных акциях: и в «Украина без Кучмы», и в митингах по Гонгадзе. А потом в «Оранжевой революции», и именно тогда я подключил к этому и отца. В принципе, он всю жизнь был патриотом, свободно говорил по-украински. Хотя из-за того, что все остальные в семье были русскоязычные, общался с нами на русском. Где-то с середины революции, он начал ходит на Майдан практически ежедневно, и кроме просто участия, приносил туда чай, бутерброды. У него на куртке была нашивка «Майдан – глоток свежего воздуха!» Именно тогда отец серьезно включился в активистское движение, своей идеологией ему импонировала партия «Свобода». Мне тоже, но до определенного времени. После Майдана в 14 году я в них разочаровался. Уже после «Оранжевой», батя часто участвовал в каких-либо акциях, но не вступал ни в какие партии.

Отец был достаточно сложным человеком в общении, но справедливым и трудолюбивым. Он никогда не сидел без дела, не лежал на диване, многое умел делать своими руками. А еще он был добрым, гостеприимным, любил шумные компании, украинские песни. Выводы о его отношении к нам, к маме можно сделать из того, что как бы ни было тяжело с финансами, пока мы были детьми, он минимум на месяц вывозил нас на море. Отдыхали мы часто в палатках, двумя, тремя семьями. И для меня общение со старшими мужчинами было очень важным. Глядя на них, я учился, как разжигать костер, ловит рыбу, запасаться дровами – теперь этот опыт я передаю своим детям, и не только своим.

К началу Революции Достоинства мамы три года как не было в живых, а отец уже был на пенсии, но продолжал работать как частный предприниматель. Занимался производством багажников для легковых и грузовых автомобилей. Зарабатывал не много, но ему на жизнь хватало. Батя всегда был очень активный в коммерции. Еще в молодости купил участок с домиком около Керчи, ездил туда, строил — сейчас это все пропало.

С Инной Плехановой — мамой героя Небесной Сотни Саши Плеханова и Юлией Цепун — женой героя Небесной Сотни Андрея Цепуна

И если взять последний Майдан, он там был с первых дней. А я тогда заканчивал большой гостиничный комплекс в Крыму, и мне приходилось часто там находится, но когда бывал в Киеве, тоже приходил на Майдан. Поскольку деньги позволяли, помогал еще как волонтер — покупал ребятам сигареты, пополнял мобильные карточки и многое другое. А когда уже пошли серьезные противостояния, мы привозили с друзьями шины, дрова, бензин. Мой круг общения – директора предприятий, то есть они могли себе позволит так помогать. Но с отцом на тот момент у меня были непростые отношения. Я знал, что он участвует в событиях, но мы не пересекались. Хотя батя передавал через моего друга, что очень хочет со мной поговорить, встретиться. Он был очень гордый, никогда не шел на попятную, конфликты у нас были нередко, и их регулировала мама, пока была жива. Уже после его смерти, я общался с теми, кто познакомился с папой на Майдане. Они рассказывали, что он много чего делал своими руками и давал советы другим, как и что лучше сделать, например, щиты, металлоконструкции.

18 февраля я сначала был на Шота Руставели, получал деньги для сотрудников от заказчика. Потом мы с другом пешком пришли на Майдан, вскоре он уехал, а я сказал, что останусь. У меня в тот день было не очень хорошее предчувствие. Но я был уверен, что если что-то и случится, то со мной, а не отцом.

Про возможность штурма Майдана тогда часто предупреждали по телевизору, а я знал об этом из своих источников: у меня были знакомые, которые работали на скорой, и получили спецпропуска, а спецпропуск — это проезд через оцепление. Из чего я делал вывод — что-то назревает. И за несколько дней до случившегося предупреждал об этом сотников, которых знал.

В общем, когда я находился на Майдане, метро уже закрыли. Началось оцепление, и со стороны Октябрьского гнали людей. Со сцены объявили, чтоб женщин и детей забрали из эпицентра – и мы завели их в сторону отеля «Козацкий», за палатки. В тот вечер мне пришлось метать и зажигательные смеси и булыжники. Но после 9 вечера я покинули Майдан — мне надо было раздать деньги работникам, люди меня ждали. Я чудом Выбрался — оцепление тогда было уже в три кольца. Я своими глазами видел, как людей отлавливали и бросали титушкам, которые их избивали. Меня пронесло, но когда я шел по Артема, радовало, что в сторону Майдана двигалось немало киевлян — даже знакомых встретил тогда. А буквально через полчаса после того, как я вернулся домой, мне позвонили с новостью, что отца застрелили.

Тело сначала было в Доме профсоюзов, а потом его перенесли во двор Михайловского собора. Под утро я сказал брату, который был там, чтоб уезжал домой, а я или приеду туда, или буду ждать под моргом на Оранжерейной. Созвонился с Олегом Мусием, и мне сказали, что отца уже везут в морг. Когда я туда приехал, у меня был шок от количества людей, которых туда свозили. Я до сих пор считаю, что погибших было гораздо больше, чем заявлено.

Интересный был момент, когда я поехал в Шевченковское РУВД как потерпевший в деле отца, по возможности стараясь выгородить брата, что его не было на Майдане. Написал заявленіе — и нас отпустили. Но потом я отправился за справкой в прокуратуру. И когда сказал прокурору, что огнестрел, он кого-то набрал и спросил, мол, вот еще один убитый, что мне с этим делать. И как я понял, ему дали указания ничего не подписывать. Но парень оказался порядочным и принципиальным — и таки подписал мне документы. А когда я уходил, услышал еще один его разговор, о том, что он увольняется, поскольку не хочет принимать участия в незаконных делах.

Отца застрелили французскими пулями для остановки транспортных средств – это 12 калибр, выпущенный с помпового ружья. Они попали в сердце и живот. Такие пулы выдавали милиции. Умер он мгновенно. Но я считаю, что мой отец погиб как воин — весьма достойная смерть для настоящего мужественного мужчины. Его тело пронесли в гробу с Михайловского собора через весь Майдан до Европейской площади, оттуда на Грушевского и обратно. Хоронили под тремя флагами: Украины, «Свободы» и «Правого сектора». Могила находится в селе Новые Петровцы, возле мамы.

Мое убеждение: умирая, люди уходят в лучший мир, но я чувствую сожаление, что мы с отцом не успели друг друга простить. Я был занят в Крыму и думал, что когда приеду в Киев на постоянке — пересечемся, помиримся, обнимемся. Батя был человеком, каких мало, ведь честность и справедливость — это редкие качества. От него я унаследовал любовь к стране, к природе — у нас в семье с детства прививалось, что нельзя мусорить на улицах, нельзя ломать деревья и так далее. А еще, я, как и он, рыбак. И сейчас два раза в год провожу рыболовный турнир памяти отца.

Что касается меня, Майдан оставил двоякие ощущения: с одной стороны, я считаю, что есть множество плюсов, которые мне дала эта революция — это коммуникация с друзьями и идеологическими соратниками, моральное удовлетворение от того, что начало что-то меняться в этом государстве, правда, не так быстро, как хочется. Но запустились определенные процессы, которые через какое-то время принесут результаты и они необратимы. Плюс теперь при необходимости оказать кому-то какую-либо помощь люди организовываются и стартуют моментально, раньше такого не было. А вот если говорить, например, о бизнесе, то я, как бизнесмен, не согласен с экономической политикой, которая сейчас у нас ведется.

В апреле 14 года я зарегистрировал международный благотворительный фонд «Небесная сотня». И если до этого моя помощь людям была точечной, теперь я занимаюсь этим системно: понимаю, как надо работать, как надо делать правильно. Я не собираю деньги, а распоряжаюсь своими средствами. Правда, было исключение, когда мы собирали деньги на слуховой аппарат для одного мальчика.

Вообще, спектр деятельности у нас большой: шьем бронежилеты для спецподразделений, имеем отношения к такой организации, как «Лига благотворителей»: они получают гуманитарную помощь из Голландии и Германии, а мы оплачиваем транспортную доставку. Кроме этого занимаемся поставками разных необходимых вещей в медзаведения. Например, недавно в Институте нейрохирургии построили новый корпус — и скоро мы отправляем туда 22 новых многофункциональных кровати. Покупаем «каталки» пацанам, которые остались без ног, рук. Коммуницируем с волонтерами, например, командой «Ветерок» , и стараемся подбирать то, что надо военным. Занимаемся психологической реабилитацией, очень помогаем семьям погибших: и квартиры получать, и пособия, и все, что нужно детям. В общем, запросов на помощь много.

Плюс мы имеем отношение к крымскотатарской тематике — переселенцам из Крыма, Донецка, Луганска. Проводим различные мероприятия с «Крымским домом», поддерживаем отношения с Джемилевым, Чубаровым, разными организациями, связанными с этой темой. Пока у меня еще были объекты в Крыму, мы проводили работу с местным населением там, объясняли, что происходит. Но сейчас, в связи со своей активистской и волонтерской деятельностью, я туда не въездной.

Кроме фонда, я член общественной организации «Семьи небесной сотни» — и 18 февраля мы будем делать памятное шествие на Майдане. Люди продолжают собираться, хотя с каждым годом их все меньше и меньше, но мы встречаемся, общаемся, вспоминаем. Важно, чтоб это не забывалось. Ведь прошло 5 лет, а никто из совершивших преступления до сих пор не наказан. То количество виновных, которое было отпущено, – это вообще больная тема для родственников погибших.

Я считаю, что каждая революция – это новая ступенька и личностный рост для каждого, кто в этом участвовал. То есть мой путь вот человека, который прошел «Революцию на граните», и к тому, кем я являюсь сейчас, показывает, что это абсолютно разные люди. Отсевается шелуха, которая прилипает в процессе жизни, и остаются, во всяком случае, я стараюсь, чтоб остались, лучшие человеческие качества.

А у людей, которые погибли на Майдане в 14 году, была своя миссия – и они ее выполнили. Жаль, что пока не все происходит так, как они хотели, предполагали и мечтали. Но главное, чтобы другие люди понимали: для того, чтобы они жили лучше, кто-то отдал свою жизнь.

 Вика Ясинская, «Цензор.НЕТ»

Источник: https://censor.net.ua/r3112202 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ