34-летний киевлянин, придя в армию, просился в родную 79-ую десантно-штурмовую бригаду, в которой отслужил срочную службу, но его определили в 93-ю пехотную. Здесь он и научился управлять танком и стрелять из его орудий, а в 2016 году под Песками уничтожил три вражеские САУ.
«Я танкист-десантник. Такой вот своеобразный сплав», — смеется Артем, который за время службы в армии «дорос» до должности заместителя командира танкового батальона 93-ей бригады по морально-психологическому обеспечению. И если, придя в новую для себя бригаду, какое-то время мужчина был недоволен тем, куда попал, то теперь явно не представляет своей жизни без брони и грозных машин. Не так давно бригада, в которой служит Артем, вновь зашла на линию фронта. Мы поговорили неподалеку от Песков, где он год отслужил в 2015-2016-м, где потерял своих хороших друзей.
«НА МАЙДАНЕ МЕНЯ ПОРАЖАЛО, СКОЛЬКО ЛЮДЕЙ ДОСТАЛИ ГОЛОВЫ ИЗ ПЕСКА!»
— Для командира взвода, куда меня определили, болезненным моментом было то, что я, десантник, пиджак, пришел сразу заместителем командира роты, — говорит Артем Трегубенко. — Вон три с половиной года отучился в академии, а тут человек всего лишь после военной кафедры в университете, да еще и десант – я же срочку отслужил в 79-ой бригаде — и сразу замкомандира… Все против меня было. Поначалу мы даже не общались, никак не могли общие точки найти. А потом он узнал, что я еще и динамовский ультрас… Вот этот факт его очень заинтересовал: что нас объединяло, как весь этот футбольный движ происходил. Говорил, что всегда и сам мечтал об этом футбольном адреналине… Начал меня расспрашивать, а я рассказывал. Так мы постепенно и начали общаться. Даже подзабылось, что я десант…
То, что я ультрас, выяснилось невероятно забавным образом. В роте был мобилизованный старшина Царенко. До войны он служил участковым в Киеве. И очень хорошо меня знал — несколько раз меня принимал за хулиганство и драки в Шевченковском районе, возле Олимпийского стадиона. Увидев меня впервые, он глаза спрятал. А потом подошел ко мне: мы же старое вспоминать не будем? «Ну, слушай, — ответил я. — Мы же здесь за одно воюем». Он оказался боевым парнем. Скрыл, что поломал руку, когда крутил гайки в танке. Тяжелая деталь упала на кисть и повредила кости. Он перетянул руку эластичным бинтом и поехал на войну. До последнего никому не жаловался. Рука даже неправильно срослась.
Процентов 90 людей в роте, куда я попал в 2015 году, — были добровольцами. Они сами шли в военкоматы и призывались в армию. Многих подорвали события в Донецком аэропорту. Да я сам, помню, остро среагировал на телевизионный сюжет, в котором показали совсем юного танкиста Сашу Чапкина. В кадре он ответил, что ему 20 лет… Я тогда подпрыгнул: совсем ребенок воюет в Песках, а я, здоровый дядька, в Киеве, на диване… Неправильно это. Я тогда не запомнил, в какой бригаде служит герой того сюжета. Но сам попал именно в это подразделение. С Сашей познакомился. Он, и правда, герой, который в этой жизни, кроме войны, толком ничего не видел.
—Кем вы работали?
— Начальник IT-отдела крупной иностранной компании. Уровень зарплаты меня устраивал, как и условия работы – нормированный график, переработка компенсировалась. Все четко по КЗоТ. Так что чувствовал я себя вполне комфортно.
Учитывая тонкости моей работы, я не мог слишком активно участвовать в Майдане. Тогда нужно было бы бросить работу. Но я нашел компромисс. Утром шел на работу, вечером переодевался и туда. Если все было тихо, находился там до момента, пока транспорт ходил, и возвращался домой. Но, бывало, что и ночевал там — когда ожидались заварухи или было тревожно. На выходных был там постоянно.
В моем понимании Майдан — это была какая-то точка кипения, ожидаемая реакция населения страны. Удивляли представители оппозиции. Глядя на участников антимайдана, которых показывали по телевидению, поражался. Эти люди удивляли своей неосведомленностью и недалекостью. Они были либо реально проплаченные, либо действительно тупое быдло, простите за грубость, я не хочу оскорблять.
Я радовался, что страна встала и не допускает, чтобы над ней издевались. Как меня восхищало то единение людей, которое я впервые увидел и которое мы, к сожалению, растеряли снова… Поражало, сколько людей достали головы из песка!
-Вам приходилось бывать в Донецке?
-Да, и не раз. Очень красивый город, который не уступал Киеву, а в чем-то был впереди. Но хорошо жил только Донецк. Мелкие города в области оставались в дремучем Советском Союзе. Я это хорошо увидел, когда попал в Покровск, Селидово, Константиновку с армией. В Покровске кинотеатр не работает много лет. В 2015 году он уже стоял сгоревший. Эго никто не восстанавливал. Парки с допотопными каруселями, заросшие… Контраст с тем Донецком, который я видел до войны, фантастический. Вокруг жили работяги, которые ничего, кроме магазина и генделыка и не видели.
«ПОСЛЕ ПЕРВОГО БОЕВОГО ВЫЕЗДА ПОНЯЛ, ЧТО НЕ ДОСТАТОЧНО К НИМ ГОТОВ. МАНДРАЖ БЫЛ БЕШЕНЫЙ»
Для меня толчком к тому, чтобы пойти на войну, стали репортажи по телевидению об Иловайске, Донецком аэропорте… Поэтому и пошел в военкомат… Я очень хотел воевать. А ротный, к которому меня отправили, сказал: ты ничего не знаешь, ничего не умеешь, поэтому сиди — бумаги оформляй. Я воевать приехал! – возмущался я. Олег отвечал: «Тем, без обид. Ну где я тебя применю? Ты же не поедешь на танке наездником с автоматом. Мы работаем на три-четыре километра. Понту от твоего автомата. Ты же хочешь повоевать, а не патроны в воздух популять». И тогда я для себя сделал вывод, раз я ничего не понимаю в танках, значит, нужно научиться. И тот самый старшина Царенко, позывной Царь, и Серега Ярофеев, позывной Ярик, начали мне все показывать и рассказывать.
—И что оказалось самым важным в танке?
-Все! Каждое место важное. Есть такой стереотип среди танкистов: командир танка типа не особо важен, потому что он не стреляет и не сидит за рычагами, поэтому без него можно обойтись. Но тем не менее, у него же хороший обзор. И если командир танка правильный, без него сложно и механику, и наводчику. Следующий момент: если заклинило, что-то не сработало в системе, у командира дело находится дублер. Пока он не передублирует, ничего не будет. А наводчик через казенник не перелезет на командирское место, потому что откатом эго может перебить пополам. Все это важные вещи. Предохранители тоже находятся у командира. Вот механика-водителя также зависят и командир, и наводчик. Если механик неправильно повернет танк, неправильно его поставит, неправильно будет отходить, гаплык всему экипажа. Наводчик – это огневая мощь танка. А все трое — единая огневая точка. Выпал хоть один из экипажа – уже сложнее, медленнее, не та реакция… И выше риск во время боя.
-Сложно управлять танком?
-Командир роты, Олег, научил меня эго заводит, объяснил принципы, что на первой передаче танк не едет, поворачивать будет только на второй. Я все впитывал. Но на боевые выезды механиком никогда не ездил. Как-то ротный, увидев, что я вожу танк, перед выездом предложил: садись за рычаги. Я честно ответил: боюсь. Если бы я натупил, не среагировал вовремя, заглох? А я же отвечаю еще за двоих пацанов. Себя-то не жалко. А они при чем?
—Когда впервые у вас был боевой выезд?
-В июле 2015 года. Мы поехали в сторону аэропорта по Водяное, в район Спартака. Оттуда по нашим позициям регулярно работали сепарские бэхи и артиллерия. Я находился на месте командира танка. Царь сел наводчиком, хотя он обычно выезжает командиром танка. Влад Пешка — механиком. Именно тогда у нас во время стрельбы сбойнула система. Царь кричит мне: «Дублер!» «Чего»? – не понял я сразу. И он мне в этой ситуации все объяснил: «Дело видишь барабан? Крути его…» Тук-тук-тук. Сработало — фух. Сердце в этот момент работало так, казалось, выскакивало из груди. Да и мандраж, признаюсь, был.
После этого задания я понял, что не достаточно готов к боевым выездам. И еще три-четыре дня с бойцами изучал все системы танка, оружие. А потом мне разрешили из танка выстрелить! В канале ствола одного из танков снаряд остановился. Такое бывает. Эго нужно было утилизировать. Я попросил ротного разрешить это сделать мне. Ротный поехал на месте командира, а я на месте наводчика. Гильза того снаряда хранится у меня до сих пор. Мой почин! Есть такая традиция: в эту гильзу поливают водку и ее нужно выпить. «Когда война закончится, за свой первый выстрел выпьешь», — сказал мне ротный. Пока эта гильза стоит сухой.
В 2015 году, когда мы находились в Песках, нас постоянно обстреливали из САУ. И мы думали, как бы их подкараулить. Придумали, как можно максимально близко к ним подъехать с тот стороны, откуда они нас не ждут. Но нужен был удачный момент. И вот как-то зампотех говорит: смотри, какая погода замечательная, можем попробовать… Мы поползли в сторону врага на трех танках на малых оборотах — тихонечко, чтоб не рычали сильно. Танк же, когда запускается, его слышно очень далеко, потому что обороты двигателя большие. Но если едет за деревьями, еще и ветер вот противника, как было в тот день, то машину почти не слышно. Таким образом мы залезли между Водяным и Спартаком. Там просека была, в которой сепары не укрепились. Вот в ней за кустами мы и спрятались на фланге врага. Еще светло было. Мы заглушились и наблюдали. Когда стало темнеть, из-за здания терминала вылезли ых САУшки. Мы запросили разрешение по ним отработать, но несколько раз получили отказ. А потом сработал Оса. Он доложил, что по его позициям работает сепарский танк. Для нас это негласно прозвучало как: давайте, работайте. Ну, мы и наваляли прямой наводкой. Хорошо видели цели, свои попадания. Вывели из строя все три вражеские САУ. И тут же ушли оттуда. Уезжали очень быстро, не думая о обороты двигателя и слышно ли нас. Был очень большой риск, что что-то прилетит в ответ.
Те, кто занимается перехватами, сказали, что мы устроили там отличный кипишь. А так как место, откуда мы отработалыи было крайне неожиданным, сепары думали, что по ним свои же и шлепнули.
Состояния эйфории не было – сначала мы торопились уйти, чтоб нас не накрыли. Когда обратно приехали, еще полночи просидели в блиндаже, потому что ответка все же прилетела. Мы ждали, когда обстрел закончится. Вылезли из блиндажа в четыре-полпятого утра и легли спать. А утром уже пошли работа в штатном режиме.
Удовольствие и радость от работы у меня пришли со временем. Почувствовал удовлетворение, когда начал ездить на выезды и доказал тем, с кем служил, что я всему научился и стал танкистом. Конечно, приятно было случайно услышать, как бойцы говорили своим знакомым из второго подразделения: замполит у нас боевой, на танке ездит. В армии существует много должностей, не предполагающих возможности воевать. Но если ты хочешь научиться и считаешь своим долгом защищать свою страну, повоевать удастся, независимо от того, что входит в твои обязанности. Все зависит только от желания человека.
«ПОЗВОНИЛ НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА: ЧТО У ВАС ТАМ СЛУЧИЛОСЬ? ОСА 200. СТАФ 300. ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ТЕБЯ ЛОМОМ УБИЛИ ЭТИ СЛОВА ДО ПОЗВОНОЧНИКА…»
В Песках я очень быстро сдружился с двумя молодыми ребятами, которые стали легендой этой войны: Вовой Цирыком, позывной Оса, который погиб 18 июля 2016 года. И Александром Стафом. С обоими я познакомился, когда меня отправили на переучет всего оружия в бригаде. Сначала я попал на позицию к Осе, в его домик в Песках, который называли ульем. Ожидал увидеть дядьку лет тридцати, а тут из спальника выбирается совсем молодой пацан и писклявым голосом говорит: «Ну, я Оса, а шо тебе надо?» — «Я приехал к тебе оружие посчитать». – «Считай». – «Так оружие на позициях, на ВОПах». – «Да». – «Так покажи ВОПы». – «Слушай, я ночь не спал. Немножко посплю, а ты занимался, тут посчитай». Я начинаю считать и понимаю, что это бредовая задумка. Как обычно происходит проверка РАО: закрыли склады и все пересчитали. А тут тебя один и тот же автомат могут подсунуть несколько раз, какой-то вообще не показать: ой, забыли. Ну я подумал и спрашиваю Осу: «Ты учет оружия ведешь?» — «Веду». – «показывай списки». – «Смотри. Только этот и этот закреплены за пацанами, но они уже 200. И я не знаю, где те автоматы»… Так мы с ним и начали выяснять все вопросы. Я был дико удивлен: совсем молодой пацан, а уже командир роты. Потом от него же узнал, что он и служит давно. Причем он сам сказал мне, что разочарован этим. «Я еще не руководил взводом, а уже командир роты. Я хотел служить, но не так. Столько людей, столько техники, эта ответственность. От меня все что-то хотят. У меня еще опыта нет, а я уже за что-то отвечаю. И каждый раз мне прилетает от командования. Я свое відбуду и пойду на дембель». «А что там будешь делать? «Я компьютерами увлекаюсь». А я же в мирной жизни был программистом. «О, так ты мне можешь что-то рассказать, подсказать», — обрадовался Оса. Так мы и разговорились в первый раз. После того, как я выяснил все вопросы у него на позиции, он меня вывел на дорогу и показала, куда идти: «На дамбе возле озера прискорся». «А что там?» — «Там снайпер немного работает. А ты еще и без броніка»…
Так же познакомился и со Стафом. Когда пришел к нему в подразделение, его на месте не было. Эго подчиненным говорю: «Надо стволы порахувать». Считай! Так проявите, где чей. «Вот мой», — один дает свой автомат. Только я номер записать – «Э нет. Это только если Стафф позволит». Приходит дите 21-го года. «Ну покажите ему», — разрешает. Открывают ящик, я переписываю номера пулеметов. Толком даже не вспомню, как мы с ребятами сошлись, почему сдружились. День за днем, постепенно это происходило. Стаф регулярно приезжал к моему роте, договаривался с ним о подстраховке танков в разных ситуациях…
Стафф первое свое ранение получил в Песках, а второе, когда погиб Оса. Они вместе были в машино. Ых ждали. Я уверен в этом… Они на ДРГ налетели. Группа сработала не обычно: втянула их в бой и начала уходит. Затянуть за собой хотела. Стафф вспоминает: «Не знаю, что это тогда было, может чуйка, но сказал ребятам сразу: в бой не в’язуватися». Но как только ДРГ отошла, по тому месту начали работать минометы. А мину подложили на дорогое, по которой они отходили так, как-будто кто-то знал, что они там пойдут. Она стояла четко под левую гусянку БМП. Так, понимая, что вырубят механика на смерть. Удивительно, что там вообще кто-то выжил…
—Бойцы говорят, что понимание войны приходит лишь тогда, когда гибнет знакомый, друг, близкий…
-Первый шоковый момент у меня был 30 июня 2015 года. Я тогда еще находился в части. Мне позвонил ротный со словами: у нас 200, оформляй. Так сложилось, что я принимал тело погибшего в части и передавал его родственника. До мельчайших подробностей помню и сейчас все. Погибшего звали Коля Давыдов. Тело было… Страшно смотреть. Тогда я действительно очень остро понял, что в стране идет война. Это понимание возникло очень глубоко внутри. А потом я смотрел в глаза его родным… Они задавали разные вопросы, а мне нечего было им сказать… Вот человек, который позавчера жил, общался, а сегодня – ты говоришь эго родным только одно: извините. До сих пор не понимаю, за что я извинялся… Но чувство вины было и есть. Вот так ко мне пришло понимание войны.
Еще один мощный момент был в учебке. Подбегает мой товарищ: нет знакомых волонтеров? С передовой из Гранитного на Волновахском направлении нечем вывезти раненых. У него там знакомые оказались. Нет каких-то связей. И четыре часа ты судорожно поднимаешь всех, кого только можно. Ты не особо понимаешь, чем можешь помочь, но звонишь, ищешь то самые шесть рукопожатий, которые в итоге сработают…
И самое страшное, – это, конечно, гибель Осы… Около десяти вечера комбат подошел ко мне: набери 3-й батальон. А что случилось? К тому моменту нас отвели, а вдалеке где-то что-то привычно бахкало. В них что-то произошло – не знаю, что… Первым делом набрал Осу и Стаффа — оба вне зоны… Первая мысль – телефоны выключены, значит, полезли куда-то, работают. Позвонил начальнику штаба: Что у вас там случилось. Оса 200. Стаф 300. Это были не предложения, а наборы слов, коротко, по-военному. И ощущение, что тебя ломом убили эти слова до позвоночника… совершенный Шок. Через минут 20 мне позвонил командир моей роты – ты знаешь, что там случилось. Соврал, что пока нет. Еще через 20 минут – снова Олег звонит и кричит: почему мы до сих пор не завели танки, за пацанов нужно отомстить. Этой фразой он меня вывел из ступора. Я начал исполнять свои обязанности, включился профессионализм. Уже я начал успокаивать Олега.
Ко мне самому долго не приходило понимание, что Оса погиб… Не верилось… На похороны я не попал – остался на месте, ожидая, что нас выведут на передовую. Не хотел пропустить этот момент. На могилу к Осе попал только в 2018 году. С мамой его познакомились, обменялись телефонами, общаемся теперь.
«МОЯ ЦЕЛЬ – ОСВОБОДИТЬ МОЮ СТРАНУ ОТ ЭТОЙ НЕЧИСТИ»
—Вы продолжите теперь служит в армии?
-Не считаю, что армия — это мое. Армия — для профессиональных ребят, для тех, кто пошли в академию, учился военному делу, для тех, кому это дано. Я себя военным не вижу. Карьеру делать не планирую. Моя цель – освободить мою страну от этой нечисти.
Может, все это затянется на десятки лет. Я смотрю на Израиль, как там происходят процессы, и вижу процессы здесь. Так, как у нас сейчас идет война, свою землю не освобождают. Выскочили ребята из окопа, хапанули кусочек села, протрубили о том, что продвинулись на 500 метров. Так земли не освобождают. Может, я ошибаюсь, но это мое видение. И в 2016, и в 2017 я упорно надеялся, что мы будем воевать. Только понял наконец-то, что танки не будут использовать, как и артиллерию, — согласно минским договоренностям. Все это напоминает Приднестровье. Хотят заморозит конфликт. Все это не по мне. Поэтому я не вижу себя дальше в армии.
Кроме того, демотивируют разные моменты. Танкисты не воюют. Но мы стоим в зоне ООС. При этом не проходит и недели, чтобы не было какой-нибудь проверки. А то, что в зоне боевых действий есть лимит на количество отстрелянных патронов? Это же совершенный нонсенс.
—За уничтоженные вражеские САУ вы получили награду?
-Да никто за это и не подавал на награды, я так думаю. У меня есть нагрудный знак «За военную доблесть», который я получил из рук Муженко. Но все эти государственные награды… Вот есть орден «Народный герой Украины». Это признание украинского сообщества. Награды должны даваться именно так. И для меня важно, что орденом отмечены Оса посмертно, и Стафф, который после ранения все еще плохо ходит, и Саша Чапкин…
А вообще мы все не за награды воюем… Освобождать свою землю – вот наша главная цель. Офицеры, которые со мной служат, были удивлены, когда им пришли награды. Да за что? Я же ничего не сделал. А по ситуации с САУ, которые мы разбили… Награды должны получить то три механика-водителя, которые вывели так танки, чтоб их никто не услышал. Успех то нашей вылазки — исключительно их заслуга.
Виолетта Киртока, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3111556 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ