«В 5 утра приезжал российский танк. Делал четыре-пять выстрелов. Будил нас», — Александр Старина

Александр Старина с позывным Старый, офицер 74-го разведывательного батальона. За годы войны он неоднократно стоял перед лицом смерти. Старик рассказал о важнейшие боевые операции в ДАПі, самые болезненные потери, а также, как именно мы потеряли старый терминал.

 МАТЬ ПЕРЕКРЕСТИЛА И СКАЗАЛА: «С БОГОМ. ЭТОГО СУМАСШЕДШЕГО ПУТИНА КТО-ТО ДОЛЖЕН ОСТАНОВИТЬ»

— Когда в Украине шла Оранжевая революция, я был в лагере тех, кто поддерживал Ющенко. Мы собирались на бывшей площади Ленина. Наши противники, сторонники Януковича, – стояли неподалеку. И нам неоднократно приходилось вступать с ними в конфронтацию.

Перед Революцией Достоинства у меня не было уже того запала. Поскольку, я бывший юрист, поэтому приходилось бывать в столице и наблюдать за началом протестов. Но я к ним относился скептически. Ведь слишком сильно разочаровался результатом Оранжевой революции. Однако дальнейшие события круто поменяли мою жизнь.

— В Тернополе легче быть патриотом, чем в Днепре. Как так случилось, что вы оказались на стороне защитников, а не врагов Украины?

— Я немного не согласен, что Днепр менее патриотичны, чем другие города. Вспомни, сколько людей из нашей области погибло в первые дни войны? С каким напором они шли защищать страну. Хотя по этому поводу у меня есть отдельная история.

Моя мать родилась в Белгородской области (Россия). Поэтому она всю жизнь считала себя россиянкой и имела пророссийскую позицию. Отец был искренним украинцем, и они часто по этому поводу ссорились. В 2004 году, когда на Майдане в Киеве началась революция, я тоже поссорился с мамой через эти события. И почти год не разговаривал с ней.

В 2014 году — уже была другая картинка. Как только российские наемники оккупировали Крым, я пошел в местный военкомат, чтобы записаться добровольцем. Это было воскресенье, он не работал. Из помещения вышла одна девушка и сказала нам, чтобы никто не паниковал, всех будут вызывать в случае необходимости. На то время, кроме меня под стенами военкомата находилось около 20 мужчин.

Я вернулся домой и уже был готов к тому, что снова сваритимуся с мамой. Ведь рассказал ей о своих намерениях. Однако, на мое удивление, она меня перекрестила и сказала: «С Богом. Этого сумасшедшего кто-то должен остановить. (Мать имела в виду Путина). Это было для меня огромным шоком. Ведь всю жизнь она думала, как сепаратисты или русские, которых заставили верить в ложь.

— После 1 марта что-то конкретно изменилось в вашей жизни, кроме того, что вы стремились идти воевать?

— В первых числах весны меня так и не взяли в армию. Я продолжал работать юристом. В делах до апреля месяца ездил в Донецк. Если честно, то на тот момент в городе ничего радикального не видел. Наоборот, Харьков вел себя агрессивнее. Там сожгли здание «Просвиты». Мне люди бросались под машину со словами: «Бандеровцы».

Однако за несколько дней до того, как Гіркін должен был захватить Славянск, мне позвонил приятель из Донецка, который имел пророссийские настроения и сказал, что им выдают форму. Наверное, здесь скоро такое будет, как в Крыму. Так все и произошло.

Поэтому я снова пошел в военкомат и требовал, чтобы меня призвали. Мне ответили, что я не подхожу. Хотя за плечами была военная кафедра. Однако моего брата двоюродного, который вообще не служил, взяли в 25 бригаду ВСУ.

Я со своим другом уже поставили себе цель, если нас не примут, то мы идем в добробати. Но произошел случай, который изменил весь расклад. Однажды, проходя мимо военкомат, я зашел туда, чтобы напомнить о себе. И уже начало что-то срастаться. За несколько часов мне пообещали, что я стану связистом, танкистом, воевать в роте охраны ПВО. Однако попал в поселок Черкасское, где меня перехватил замкобата 74 разведбатальйона и предложил служить в разведке. Он украл меня у тех же связистов. Когда они требовали вернуть их человека, разведчики показали по-доброму дулю и сказали: «Он уже наш».

Меня поставили командиром взвода, который состоял из мобилизованных бойцов. И начались учения, если их можно так назвать. Нам выдавали книги, приезжали ребята страйкболисты – показывали нам, что сами умели. И спасибо им за это.

Это был конец июля, начало августа 2014 года. Наши войска проводили успешные боевые операции. Мы стояли возле телевизора и жалели, что нам не удастся повоевать.

«КОГДА В ОКТЯБРЕ НАМ ПРЕДЛОЖИЛИ ЗАЕХАТЬ В ГАП, ЧТОБ ПОДСТРАХОВАТЬ НАШИХ БОЙЦОВ НА НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ, МЫ С РАДОСТЬЮ СОГЛАСИЛИСЬ»

— Результат совсем другой, как мы видим теперь. Вы везде успели. Первую боевую операцию помните?

— После первоначальной удачной фазы войны для украинских военных начался Иловайск. И наш батальон начали срочно собирать, чтобы отправить в зону боевых. Привезли бронежилеты, целый КАМАЗ патронов, гранат. «Нагрібайте сколько надо» — сказали нам.

Утром мы проснулись и комбат поставил нам боевую задачу. Она звучала примерно так: «Русские наступают в районе Иловайска. Ваша задача делать засады на возможных путях их движения. И так далее».

Однако потом задача изменилась. Насколько нам объяснили, что 51 бригада ВСУ покинула свои позиции под Мар’їнкою и мы поехали закрывать эту дыру. Тогда никто не владел никакой информацией. Не было никаких карт, фото — или видеодоказательств и тому подобное. Все делалось в хаосе и спешке.

Мы простояли возле Курахово до октября и позже нас перебросили под Красногоровку. Именно там непосредственно состоялся наш разведвыход на шахту «Трудівську». Оккупанты сделали себе блокпост и нужно было его разведать. Террикон «Крокодил», который до сих пор служит для россиян наблюдательным пунктом и не только, был уже занят ими, и мы уже о нем знали многие. Помню, что там постоянно находился их корректировщик огня Федя. Мы его гоняли по террикону пулеметом. Во время этого процесса по ирадіоперехопленнях нам приходилось неоднократно слышать, как его братья по оружию спрашивали: «Федя, ты живой?» Он отвечал: «Бегу я, бегу. Не отвлекайти меня».

Зайдя на саму шахту, мы подняли «коптер», который нам перед тем подарили, и провели видеосъемку. А также нам удалось определить, что там находится не больше 5 человек. Однако, мы их решили не трогать, поскольку нас самих было не больше.

— Как удалось распорядиться полученной информацией?

— В том-то и дело, что на тот момент такие данные было никому отдавать. Там была пехота 20 тербатальйону, поэтому мы им передали все, что добыли. Тогда никакие службы не работали, никто ничего не обсуждал. В общем, мы сами себе нарезали задачи. Я звонил начальству дважды в день и говорил, что у нас все хорошо. Мы все живы и здоровы.

— Первый разведвыход запомнился, а первый контактный бой?

— Он случился уже в Донецком аэропорту. Хотя мог быть в сентябре 2014 года под Мар’їнкою. Волонтеры передали, что в нашем направлении движется колонна из 10 БТР. Это были наши войска, но никто об этом не знал. Подчеркиваю, что взаимодействие была совсем никакая. Поэтому, мы начали готовиться к бою. Хорошо, что все обошлось. Этот день мне очень запомнился, ведь я от волнения начал курить.

— Поддерживали ли вы отношения с приятелями из Донецка на тот момент? Ведь сами упоминали, что часто там бывали до войны.

— Один из них – Денис о котором я рассказывал, который радовался, что в них будет русская власть, сам стал жертвой оккупантов. Он ехал на машине, они остановили его. Забрали автомобиль и предложили по-хорошему идти себе. Денис общался на тот момент с Пушиліним и людьми, приближенными к нему, однако они ему не помогли. Он разочаровался во всех и уехал в Самару. С тех пор наши пути не пересекались.

Если вспоминать, то в первые месяцы эмоций было очень много. Перед самой отправкой на фронт меня навестил папа. Было видно, что он прощался с сыном. Приезжали знакомые и они тоже вели себя так же. Все чего-то считали, что я не вернусь.

— Перед отправкой в ДАП что вам было известно о нем?

— Легенды. Что там постоянно идут бои. Наши ребята вылезают через подземные переходы и сотнями убивают врагов. Эти рассказы сильно влияли на нас. Мы сидели с побратимамии и обсуждали наших героев-киборгов.

Когда в октябре нам предложили туда заехать, чтобы подстраховать тамошних бойцов на несколько дней, мы с радостью согласились. Тем более, что нас никто не гнал насильно, только добровольно. Я не попал в первую ротацию, ведь имел другие задачи. Тем более хотелось воевать со своим взводом, а туда отправлялись люди из разных подразделений.

В ДАПі тогда была такая ситуация, что никто из командования не знал, чего ожидать в последующие дни. Когда я встретился с Демьяном Ивановичем, он на тот момент был заместителем нашего комбата и спросил, как там ребята в аэропорту. И не услышал какого-то четкого ответа. Тогда мной было предложено, чтобы именно мой взвод поехал и поменял первую группу бойцов.

Мы быстро собрались, правда, там были не только воины из моего взвода: несколько ребят из ремонтного взвода, группы технического прикрытия. На тот момент воевали все, кто бы на каких должностях не был. И мы отбыли на аэродром.

— После всех преданий и легенд, что вы слышали о Донецкий аэропорт, первое впечатление не разочаровало?

— Все было на высшем эмоциональном уровне. Но реальное положение вещей было другим, чем то о котором нам говорили. Меня, как командира группы, провели позициями, показали, что где находится. Подбросили несколько новых легенд, которые уже в дальнейшем нам пришлось развенчивать. Речь шла о том, что российские террористы проходят через вентиляционные шахты нового терминала. В рукавах аэропорта живут себе и обстреливают наши позиции. Все это было неправда.

Мы на тот момент контролировали первый этаж терминала и частично второй. Третий этаж тоже ходили легенды, что там были российские посты. Мол оккупанты ходили и снимали наши растяжки и прочее. Страх порождал много вещей, которые не соответствовали действительности.

Первое поставленное перед нами задание прозвучало по рации и касалось именно третьего этажа. На тот момент старшим в ДАП был «Спартак», который представлял группу от 79 десантной бригады. Один из них – «Майк», когда ему доложили, что разведчики заехали, сказал, чтобы мы разведали территорию третьего этажа.

Мне с парнями вообще удалось прочесать весь периметр терминала. Нанести на карту все наши позиции, обозначить их. Наш пост считали «восьмым». Хотя его трудно назвать постом. До нашего приезда там стоял стол и на нем пулемет. После этого, он начал разрастаться мешками с мусором. Чтобы хоть как-то уберечься от осколков.

Напротив легендарного «порше каен» был наш второй пост. Почему легендарный, уже выяснилось. Кто-то запустил информацию, что под ним находится 50 килограмм взрывчатки, которой там на самом деле не было. Зато были желающие вывезти его на нашу территорию, и им это не удалось.

И третий наш пост находился непосредственно на втором этаже.

«ОН ОТЛУЧАЛСЯ, ЧТОБЫ СВОИМ ДОМАШНИМ ДЕНЬГИ ПЕРЕКИНУТЬ С БАНКОВСКОЙ КАРТЫ. ВЕДЬ ПОНИМАЛ, ЧТО МОЖЕТ НЕ ВЕРНУТЬСЯ ЖИВЫМ»

— Вернемся к выходу на третий этаж. Трудно было развеивать мифы о том, что повсюду были московские оккупанты?

— Было страшно, не буду этого скрывать. Мы поднялись на верх и увидели дыру в двери размером с ладонь. Тогда возникла идея на данный момент смешная, а тогда — спасительная. Чтобы туда закинуть гранату и проверить не заминированные двери. Ничего из этого не удалось сделать. Двери не открылись, зато отлетел кусок штукатурки, который упал одному из наших бойцов на голову.. Операция на этот день закончилась.

Через некоторое время к нам пришел Сергей Иванович, командир взвода РТО (разведки техническими средствами) . Он сказал, что ему удалось подняться на крышу аэропорта, и предложил туда повесить наш флаг. Я хочу сейчас расставить все точки над «и», потому что пришло время раздавать долги. Ведь в тот момент мы бросили Сергея Ивановича.

Я обратился к старшему над терминалом – это был уже «Грифон», который заменил «Спартака». И сообщил ему, что мои ребята хотят установить флаг на верху терминала. Тогда в ДАП еще был очень классный интернет, мы имели возможность смотреть выступления московских наемников Гиви и Моторолы, которые заявляли, что на аэродроме никого из украинских военных нет. Флаг должен был показать всем, что украинская армия повсюду, и она неистребима.

Грифон очень обрадовался такому предложению. Наш разговор услышал десантник 95 бригады с позывным Фартовый. Он обратился к нам и сказал, что должен вывести бойцов на крышу. Мы договорились, что около 4 утра он поведет группу. Таким образом, Сергей Иванович не пошел с нами.

Утром выяснилось, что Фартовый выходил только на третий этаж, дальше он дороги не знал. Но никто не хотел возвращаться с пустыми руками. Тем более, группа была немаленькая: я с тремя бойцами, два десантника из 79 и один из 95 бригады. Заодно решили проверить весь третий этаж. Там никого не обнаружили. Поэтому спокойно поднялись на крышу.

Непосредственно Фартовый привинчивал флаг. Я лежал на крыше и передавал привет российским террористам.

Сергей Иванович, обидевшись на нас, на следующий день поднялся на крышу аэропорта и повесил там свой флаг. Вот так завершилась эта история.

— В основном все рассказывают про бои, вылазки. Однако в ДАП было и бытовую жизнь, не насыщенная обстрелами. Что у вас интересного происходило, когда оккупанты не стреляли по вас и наоборот?

— Мы имели две ротации в ДАП. Первая была очень безумная. В ней мы диктовали свои условия врагам. Конечно, ходили на боевые посты чередовать, барикадувалися и тому подобное. Когда было грустно, то сами ползли к врагам в направлении отеля «мвд» и «кошмарили» их.

Среди нас был один боец с позывным Спец. Он позже погиб. Для него это была третья война. Первая в Афганистане, вторая в Нагорном Карабахе и третья в Украине. В мирное время он занимал довольно высокую должность в ГПУ. Этот человек принимал РПГ. Выползал к окнам и курил российскую технику. Враги на тот момент считали, что они в безопасности и свободно подъезжали к гаражам, которые были за новым терминалом. Эта оплошность стоила им потери техники и жизни своих бандитов..

Анализируя позже всю ситуацию, я понимал, что находясь в ДАП, мы очень мало проявляли инициативу. Ведь отсутствие команды – это не значит сидеть и складывать руки. Тем более, ты находишься непосредственно перед врагом и владеешь большей информацией, чем твой командир. Нам нужно было строить позиции на нулевом этаже. Занимать паркинг, который был возле нового терминала.

Однако никто такой команды не давал, и мы не дергались никуда. Странно, что тема о наступление даже не поднималась тогда.

Что касается продолжения бытового пребывания, то без смеха, конечно, никак не прожить. Рядом Донецк, мы набирали – 102 и нас соединяло с городом. Поднимает дежурный трубку, а мы говорим, что у нас в районе Аерофлотської стреляют. Мол, какие-то придурки взяли в руки оружие и палят. Она спрашивает: «А где вы находитесь»? «В новом терминале ДАП» — отвечаем ей. И эти придурки палят по нам. Высылайте наряд».

Такие звонки наверняка были часто, потому что она, а это была женщина, говорила: «Ребята, не нужно сюда звонить».

Время от времени, мы заказывали пиццу из Донецка. А однажды позвонили туда и заказали проституток. Человек, который поднял трубку тоже спросила куда везти. Мы ответили, что в новый терминал. Минута молчания и просто великолепная фраза: «Вы нас можете встретить, чтобы потом провести к себе..?» Это были незабываемые ощущения и воспоминания.

— Первая ротация прошла для вас неплохо. Что-то из негативного можно отметить?

— Скорее всего, что нет. Мы вышли целой группой, которой и заходили. Тем более, никто особо не разбирал события в ДАПі. Нас сразу бросили в район старой Авдеевки, ведь он практически нами не контролировался. Местное население говорило, что туда свободно приезжали те наемники, которые жили в старой Авдеевке и воевали против нас. Они спокойно мылись, ночевали и снова уезжали в Донецк. В наши планы входило еще найти «блуждающий миномет», который появлялся в этом районе и стрелял по нашим позициям. Однако передали из ДАП, что в батальоне первая потеря. Погиб разведчик – Илья Полянский.

Если говорить честно, то я не собирался больше ехать туда. Но позвонил Демьян Иванович, на тот момент заместитель комбата, и сказал, что очень много ребят увяли в душе. Ребята поняли, что игры закончились и начинается серьезный период.

Однако после некоторых раздумий и обсуждений с бойцами, было принято решение вернуться в ГАП.

— То есть, возвращаясь на аэродром, вы уже знали, что вас ждет не легкая прогулка?

— По ДАПу работала российская артиллерия, танки, и никому уже не было сладко. В первую ночь нам не удалось туда попасть. Нас поселили в Песках и мы три дня жили в одной небольшой комнате, ожидая, когда представится такая возможность.

Только 27 ноября мы заехали туда и заняли свои старые позиции. В новом терминале командиром вновь был Спартак, как и в прежней ротации. Первый день у нас прошел обычно, а на следующий — Спартак вызвал меня к себе и сказал, что в старом терминале на верхние этажи залезли несколько оккупантов. Поэтому нужно отправить усиления нашим бойцам, которые там находились. Я быстро собрал группу в количестве десяти человек, где старшим у них был Спец. И они отправились туда под покровом ночи. Ведь пространство между терминалами простреливался, поэтому пройти по-другому было не возможно.

Утром мы проснулись и услышали шум в старом терминале. Как потом выяснилось, что это русские начали его штурм. Еще вечером я прочитал новость в интернете, где один подросток, который проживал в Донецке написал, что его отец захватил старый терминал. Я еще хотел написать, что «пе..дун твой папа», ничего они не захватили. Однако утром выяснилось, что ребенок действительно что-то знала об этом российское наступление.

Где-то около 10.00 утра наши ребята стали кричать по рации, что у них закончились патроны, раненые на руках.. Часть воинов, которые находились рядом со мной, начали срочно собираться на помощь ребятам в старом терминале.. Повсюду хаос, какие-то решения принимать трудно. И тот момент меня вызвал кое-кто из высшего командования и сказал такую фразу: «Там же твои пацаны, то же выручай их..»!

— Никто не побоялся идти в старый терминал, ведь там ждала неминуемая смерть?

— Было все-таки два бойца, которые отказались от этой безумной прогулки. Я не буду называть их фамилии, но факт остается фактом. Я им ни разу в жизни не вспомнил про этот момент, хотя мы неоднократно пересекались. В одной из них я потом видел стыд в глазах.

Хотя перед тем, меня відговорювала другой человек от второй ротации в аэропорт. И я чего в душе боялся, что именно он не пойдет на усиление ребятам. Ведь это был для меня близок по духу собрат. Однако – разочаровали другие.

Когда мы уже выстроились, чтобы отправляться на помощь ребятам. Его с нами сначала не было. Как оказалось, он отлучался, чтобы своим домашним деньги перекинуть с банковской карты. Ведь понимал, что может не вернуться живым.

Да и все мы понимали это. Ведь днем перебежать участок между терминалами о которой я упоминал, было практически не реально.

«Я СМОТРЮ, КАК ПЛАЧЕТ ГОРА ПО УБИТЫМ ДРУГОМ, И В ТОТ МОМЕНТ ИЗ ДЫРЫ В ПОТОЛКЕ НАЧИНАЮТ СЫПАТЬСЯ ГРАНАТЫ»

— Почему вас не прикрывал никто, артиллерия например?

— Опять же, мы разбирались уже значительно позже с этой ситуацией. Российские оккупанты выбрали очень удачное время для штурма старого терминала. В десантников 79 и 95 бригады ВСУ была ротация. Их меняла – 81 бригада 80 батальон. Как бывает в нашей армии в таких моментах: не имеет никакого взаимодействия между подразделениями, никто не работает, в том числе и артиллерия. Поэтому вся дело пошло через одно место. Если забегать наперед, то наша артиллерия первого раза сработала, когда мы уже потеряли контроль над старым терминалом. Четко через два дня после начала нашей операции..

Я бежал первым в колонне. Перед моими глазами стояли спасительные двери, куда мы должны были попасть. Вскрыв их и упав внутри на колени от усталости, первым увидел бойца с позывным Гора. Он тоже упал на колени, держа в руках уже убитого Спеца, который прикрывал нас.

Я смотрю, как плачет Гора по убитым другом. В тот момент мой взгляд переходит на дыру в потолке, откуда начинают сыпаться гранаты. То есть что в тот момент происходило?

Кремлевские наемники заняли верхние этажи старого терминала. Как они туда попали, не знаю. Тайно пробрались ли с боем захватили. Но им удалось постепенно выбить наших воинов оттуда возможно там и никого не было?! Не хочу ошибаться.

Поэтому террористы, пользуясь своим положением, через дыры в потолке просто засыпали гранаты на нижние этажи.

— Что в то время делали наши ребята, которые уже находились в старом терминале?

— Когда я очнулся, сразу спросил, кто здесь старший? Вышел высокий мужчина с бородой, который представился подполковником с позывным Тополь. Он был заместителем комбрига 93 бригады ВСУ. Тополь еще спросил я удивлен видеть здесь подполковника? Если честно – удивление было, но в этой ситуации особой радости не чувствовалось. Нужно было действовать, поэтому я спросил у него, что делать дальше?

Стоит отметить, что боеприпасы у ребят были. Но они находились в длинных коридорах старого терминала, которые простреливались россиянами. И именно в этих нескольких местах начался пожар. Поэтому нашим воинам трудно было добраться до них..

Я распределил ребят куда нужно и сам с тремя бойцами ушел в дальнюю комнату первого этажа, чтобы держать оборону.

Когда под вечер вышел в основную комнату вестибюля, то увидел, что в коридоре снова начался пожар. Туда зашел Тополей, было видно, что он уже изрядно уставший. Мужчина попросил, чтобы мы шли тушить пожар. И не дождавшись ответа, пошел в этот коридор, который простреливался. За ним последовал наш Славик Комарецький. В тот момент сдетонировал боекомплект и ребят взрывной волной вынесло по этому самому коридору.

Я стоял сбоку, сморенный дымом, и наблюдал за этой ситуацией, как в кино, до конца не осознавая, что здесь делается. Потом развернулся и пошел в комнату, где я определил для себя, что здесь моя конечная точка обороны.

— Где находились наши раненые, что с ними в то время происходило?

— Они лежали на полу повсюду. Мы ходили по темноте, ведь там уже света не было. Поэтому время от времени наступали на них. И это не вызвало никаких эмоций. Где ребят ранило, там они и падали бессильны.

В то время московские оккупанты контролировали почти весь второй этаж, кроме лестницы. Наши бойцы простреливали этот участок. Кроме того, в старом терминале был подвал, откуда ребята вели огонь по россиянам. И моя комната, которую я контролировал со своими собратьями Максом и Юрой.

— То есть враг был вплотную возле вас?

— Основной бой велся через огромные проломы в стенах. Ты вставал с автоматом, вел огонь пока у тебя не заканчивались патроны. На твое место заступал другой боец. Никто даже особо не прикрывался. Сил и желания что-то делать – не было. В такие моменты нет страха, ты не думаешь о себе. Просто на автомате стреляешь.

— Когда было принято решение покинуть старый терминал?

— Мы даже не знали, что там началась эвакуация. Сидели в комнате и уже не стреляли. Тем более патронов почти не было. У меня осталось только четыре магазина. В тот момент к нам зашел тот самый Славик Комарецький и сообщил, что принято решение отходить из старого терминала.

Во время отступления один из наших десантников, который удерживал лестницу, погиб под бетонными плитами, когда туда попали из гранатомета. Это был тот парень, которые отказались уходить, когда им дали приказ об эвакуации. Он сказал, что остается с пацанами до конца. Украинский десантник, я не помню его имени, действительно не отступил и погиб, как герой, прикрывая всех.

Нас в терминале на тот момент осталось около 6 человек живых. Плюс три убитых: Спец, десантник и боец 93 бригады ВСУ. Я попытался тащить Спеца, но сил уже не было. Поэтому покинули его и принялись тащить раненого бойца, который оставался живым.

Расстояние до нового терминала, мы ползли около часа. В один из моментов я отвернулся и увидел, что Юра, мой боец, который был очень мелким по своему телосложению, вернулся в старый терминал и начал тащить оттуда Спеца. Он не захотел оставлять убитого друга.

В новом терминале меня встретил наш боец с позывным Рекс и попросил, чтобы мы вернулись за теми двумя парнями. Однако я уже не мог физически двигаться, поэтому сказал ему, чтобы он нашел новоприбывших бойцов добровольцев. Мы их могли провести туда, чтобы они вытащили убитых собратьев.

Желающие нашлись, однако, как только мы выдвинулись в направлении старого терминала, с тех дверей, куда два дня назад забегали, по нас ударили из всех стволов. Они уже поняли, что территорию мы оставили..

Перед тем, как выходить из старого терминала, нам удалось заминировать и взорвать ту часть, которую мы обороняли в самом конце. Взрыв был не большой, как бы этого хотелось, однако ничего не поделаешь. В тот момент туда начала бить наша артиллерия.

Утром ребята видели, как российские подонки виставали тела наших убитых собратьев перед дверью. Они там висели около часа и позже их забрали.

— Никто не давал команду наступать, чтобы отбить старый терминал или наоборот – отойти с нового?

— В начале декабря уже шли бои за новый терминал. Никто не собирался сдаваться. Однако с того момента у нас стало не хватать дизельного топлива на заправку станций, еды, воды, патронов. Ведь прямой дороги в ДАП уже не было. Тогда стало известно, что стороны согласовали ротацию на КамАЗах. То есть часть людей вывозили через российские блокпосты и таким же образом завозили.

В моей группе находился боец с позывным Том. Он был из Донецка, поэтому страшно волновался, чтобы не попасть в руки местным бандитам. Ведь кремлевские наемники очень сильно издеваются из жителей Донецка, которые выступили против них. У него началась паника, но мне удалось его успокоить.

— Еще вернемся к тому моменту, когда вы покинули старый аэропорт. Что было с теми ребятами, которые лежали раненые? Их удалось спасти?

— Да. При первой возможности мы отправили их на большую землю. Стоит отметить, что из всей группы, которая зашла на вторую ротацию в ДАП, только я оставался невредимым. Все остальные имели ранения, контузии.

Вас оберегало мамино благословение?

— Наверное, да..!!!

Поэтому, когда тяжело раненых отправили в тыл, нас осталось 8 бойцов из группы. Мы не имели спальников, ведь в большинстве вещи остались в старом терминале. Поэтому приходилось ложиться в одной небольшой комнате. Раскладывать спальники по кругу и греть друг друга. В 5 утра приезжал российский танк. Делал четыре – пять выстрелов. Будил нас, хотя мы не поднимались, а просто лежали себе. Да и куда бежать? Если снаряд попадет, ничто нас не спасет. Тем более было страшно холодно. В такие моменты хотелось теплого одеяла..

После этого мы поднимались, жгли в бочке пламени, чтобы погреться, приготовить еду и так далее. Это был единственный раз в сутки, когда мы ели, больше не хотелось. И с 10 утра начинался стрелковый бой.

Когда стоял старый терминал, нам удавалось отсекать их. После его потери, оккупанты подходили под стены нового терминала и забросали нас гранатами. Одна из них разорвалась у меня над головой позже, и ее осколок застрял в моем бушлате.

Потери тогда были почти каждый день. Особенно на посту – «Ромео». Ведь бойцов было чрезвычайно много. На тот момент в терминале было более 130 наших воинов. И русские, куда не целились, всегда попадали.

Здесь возникает вопрос. Почему, имея такое огромное количество людей, мы не делали попыток отбить старый терминал? Или еще какие-то действия? Нужно было занимать многоуровневый паркинг, который нас защищал от артиллерии. Единственной проблемой там на то время, было обустройство пунктов обогрева. Однако этого никто не делал. И мы в итоге получили нынешнюю ситуацию.

Михаил Ухман, Цензор.НЕТ

Источник: https://censor.net.ua/r3162077 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ