Международная антинаркотическая ассоциация существует 15 лет, из них 10 лет официально зарегистрирована. Сегодня она курирует сеть из центров оказания помощи наркозависимым в 20 областях, а также в Грузии и Молдове. Цензор.НЕТ поговорил с главой правления МАА Игорем Щегловым и сооснователем Ассоциации Александром Гогилашвили.
За 15 лет через центры прошли десятки тысяч людей. Организаторы уверяют, что принципиально не проводят трудотерапию, которая в других центрах часто заканчивается трудовой эксплуатацией. В то же время активисты ведут профилактическую деятельность среди подростков, а также разоблачают схемы продажи наркотиков. Однако вместе с имиджем воинов добра к МАА клеят ярлык секты либо бизнеса на наркозависимых В последней роли их представляют статьи в желтой прессе, а также отзывы в соцсетях.
Игорь и Александр рассказали о работе своих центров, методике лечения. А также об идее создания единого государственного органа, который курировал бы все вопросы наркополитики, об ужасающей ситуации с распространением метадона и своем прогнозе по поводу легализации медицинского каннабиса в нынешних условиях.
ПО СТАТИСТИКЕ 60-70% ЛЮДЕЙ ПРОБОВАЛИ НАРКОТИКИ
— Расскажите, на каком основании действует Ассоциация? Вы зарегистрированы как ГО?
— Сейчас да. Но 15 лет назад не было надобности как-то регистрироваться – тогда в Украине никто не понимал, что такое центр оказания помощи наркозависимым и как его регистрировать. Была программа «12 шагов» – так называемые анонимные алкоголики, анонимные наркоманы. Раньше зависимым врачи помогали только медикаментозно – физически становилось легче, но зависимость не уходила. О терапевтической помощи речь не стояла.
В Украине до сих пор нет закона о реабилитации. Но раз мы есть (а таких, как мы тысячи), значит в этом есть потребность. Если государство не справляется с проблемой, то за это берется общественность. Потому что зависимый человек обращается в одно, второе, третье место… а проблема не решается, они опускают руки и медленно умирают. Поэтому люди понимают, что по запросу они решения не получают, и начинают действовать сами. Так и появляются центры оказания помощи наркозависимым. Как правило, их организовывают люди с правильной гражданской позицией и люди, которым по-человечески больно. Постепенно появился опыт, была разработана методология и тогда появились первые центры в нашей стране.
— Вы сами к этому как пришли? Это личная история?
— У нас у всех это что-то личное. Ни для кого же не секрет, что все так или иначе пробовали наркотики.
— Это спорно.
— По статистике 60-70% людей пробовали. Как правило с наркоманией ассоциируют тяжелые формы наркотиков: иголка, черный подъезд, подвал… Человек, который ест таблетки или сидит на антидепрессантах, — тоже наркоман. А марихуана – это наркотик? Это психоактивное вещество, меняющее сознание человека. А все, что меняет сознание, является наркотиком. И люди, употребляющие любое из этих вещей, сидят в проблеме, а дальше либо соглашаются с этим, либо упорно твердят, что у него все хорошо.
— Если почитать отзывы о вас, то там можно встретить обвинения, что вы – секта либо просто зарабатываете на наркозависимых людях. Приверженцы легализации каннабиса также пишут о вас свою оценку.
— Пару-тройку раз нам говорили: «Вы делаете бизнес». Я чтобы отбросить сомнения привожу простой аргумент. Если бы мы хотели делать бизнес, то разрешили бы курить. В наших центрах курение – это табу. Из-за этого около 40% людей отказываются ложиться в наши центры оказания помощи. Поэтому это не бизнес.
У нас максимальная оплата – 10 тысяч гривен в месяц. Это за трехразовое питание, проживание в доме с бассейном, спортивным залом, сауной. Как-то я сказал человеку, обвинявшему нас в зарабатывании денег: «Давай я дам тебе 20 тысяч, а ты возьмешь к себе домой всего одного отъявленного наркомана, и посмотрю, через сколько ты заскулишь. Насколько тебя хватит каждый день воспитывать, начиная с раннего утра, чтобы через месяц, возможно, в его голове хоть что-то изменилось».
Глава правления МАА Игорь Щеглов
ПОЛИЦИЯ КОШМАРИТ ВСЕ ЦЕНТРЫ ОКАЗАНИЯ ПОМОЩИ ЗАВИСИМЫМ БЕЗ РАЗБОРА
— Покажите градацию, кроме христианских какие еще существуют центры, какие в них расценки?
— Есть три вида центров. Первый – сугубо коммерческие, занимающиеся бизнесом. В таких цена 15 тысяч гривен и выше в месяц. Они рассказывают, что у них уникальная программа и так себя продают. Хотя по ряду специалистов у нас есть вопросы.
Есть ценовая политика от 6 до 12 тысяч гривен. Это средняя цена, за которую может функционировать центр оказания помощи наркозависимым. В зависимости от региона. В Киеве или во Львове человек может заплатить 7 тысяч гривен, в Чернигове людям становится плохо, когда они слышат такую цифру. Поэтому мы устанавливаем цену в зависимости от региона. Но понятно, что мы не откажем, если человек придет и скажет: у меня нет денег, помогите. Мы еще ни одному такому не отказали.
Третья категория центров – христианские. Они берут малоимущих либо без оплаты, либо за минимальную плату. Но там условия – барак, практически нет специалистов, нет программы. А по воскресеньям они славят Бога. Такие центры тоже имеют право на существование – если там не нарушают права человека и не обворовывают. И вот они берут людей с улицы и придумывают для них работу, которая их по идее вдохновляет и собственно говоря является платой за то, чтобы там жить. Но потом появляются перегибы в форме трудовой эксплуатации. А сейчас новая тема: берут пенсионеров и забирают их пенсию.
Однако именно из-за таких центров и появилась легенда про жестокость в центрах оказания помощи. Точнее, центра в селе Косачевка на Черниговщине, который занимался ерундой 15 лет, нарушая права человека. Девочек брили налысо, в робу одевали, в яму садили – «посиди-подумай». Там били людей, кого-то даже до смерти. Таких ужасных центров в Украине было всего три – Косачевка, Ширяево и Гениченск (последний уже исправился). Об этих трех проблемных центрах все наше терапевтическое сообщество знало. И полиция знала. После разборок в Косачевке правоохранители начали «охоту на ведьм». Полиция кошмарит центры оказания помощи зависимым вместо того, чтобы заниматься делом. Сколько случаев мы знаем, когда люди пять лет пишут заявления в полицию о том, что в соседнем подъезде точка по сбыту наркотиков, но полиция не реагирует.
— Вас правоохранители пробовали кошмарить?
— Пробовали. Предлог всегда один и тот же. Всегда даже в самом лучшем центре, где люди платят по тысяче долларов за реабилитацию и где по четыре специалиста на человека, найдутся 1-2 человека, которые скажут: «Я не хочу тут находиться». Обычно это люди, которые находятся в центре около двух недель. Им дают подписать чистый лист бумаги, а затем сами составляют заявление. И они задним числом показывают это заявление – мол, они пришли по нему, а не просто так. Или же сотрудники полиции сами делают заявление на 102 – что в центре якобы держат человека против его воли. Таким образом либо разводят на деньги, либо кошмарят, либо обкрадывают центр. Потому что любой оперативный сотрудник понимает ситуацию с реабилитацией. Так что ни просто прикрываются законом, чтобы войти в центр.
Мы на предложение дать взятку посылаем в разные направления. Из 50 таких наездов мы в 48 случаях проводили воспитательную беседу с полицией – как себя надо вести в центре, чтобы они же потом не имели головной боли. Были случаи, когда просто разломали дверь и сами зашли в центр. Украли ноутбук, перфоратор, личные вещи пациентов. Украли даже турник! Мы тогда были вынуждены распустить стационар из 18 человек. Всех привезли насильно в райотдел, а потом 10 вернулось в центр в этот же день, 8 ушли по домам.
— Вы писали заявление в полицию на эту кражу?
— Конечно, и в полицию, и в прокуратуру. Они теперь признаются, что не могут вернуть все украденные вещи (потому что уже не знают, где они), а предлагают вернуть только перфоратор. И написали, что закрывают дело. Мы подали апелляцию.
Сооснователь МАА Александр Гогилашвили
МЫ РЕКОМЕНДУЕМ СНАЧАЛА ПРОЙТИ МЕДИКАМЕНТОЗНОЕ ЛЕЧЕНИЕ В БОЛЬНИЦЕ, А ПОТОМ ИДТИ К НАМ
— Зависимые – это уже как правило финансово опустившийся в финансовом плане контингент?
— Абсолютно разные. К нам приезжают дети депутатов. Понимание запущенности – когда человек из дома все повыносил. Но есть люди, у которых можно выносить 20 лет. У них дома могут стоять плазмы, дорогие картины, внутри – социальная и духовная руина.
— На каких принципах работают ваши центры?
— Все центры разные, с разными программами, но такая программа должна быть подкреплена выводом специалистов. Наша программа имеет рецензию Харьковской медицинской академии последипломного образования, кафедры наркологии, а именно от доктора медицинских наук и профессора Ивана Сосина.
Второе – руководителями отделений обязательно должны быть люди с высшим образованием. Все консультанты и психологи должны быть специалистами. Консультанты по химической зависимости – не просто наши выпускники, но те, кто давно распрощался с наркотиками. В других центрах зачастую эту роль выполняют люди, которые только-только слезли с иголки.
Но я уверен, что все другие терапевтические сообщества должны развиваться, их нельзя закрывать. Только в Киеве и Киевской области 200 центров. Что будет, если завра их закрыть? Закрывать нужно только те центры, в которых людей бьют, обворовывают и нарушают права человека. За такое нужно судить. Все остальные должны работать.
У нас если сотрудник сказал на клиента обидное высказывание, то этот сотрудник будет отдрючен, как следует. Так нельзя делать! Зависимый приезжает в центр, и для него наши специалисты – последняя надежда, а он из-за плохого настроения или других факторов говорит на него обидное слово. После нашей профилактики, если сотрудник остается, то он в жизни больше такой ошибки не повторит.
Мы применяем известную политику «12 шагов», когда говорим, что самый главный в группе – это новичок, ему сложнее всего. У него настроение меняется 25 раз в день. Программа нацелена на то, что люди с бОльшим опытом трезвости помогают тем, кто с меньшим.
— В чем состоит реабилитация и какие ее этапы?
— Все записано, начиная с подъема. Это работа с психологом и психотерапевтом – в группе и индивидуально. Люди изучают себя и занимаются самоанализом. У нас нет трудотерапии как таковой. В других центрах как правило предлагают заменить трудом или тюрьмой проблему, которая находится в голове. Но сделать это невозможно, поэтому мы подталкиваем к понятию своих ошибок.
— Сколько по времени занимает курс?
— Полгода. Три месяца человек только приходит в себя – это переломный этап. Оставшиеся три месяца длится состояние, когда человек понимает, что мир прекрасен. У людей происходит эйфория, они осознают, что раньше не замечали обычных вещей – зеленую траву, синее небо и желтое солнце.
— Условием принятия в центр является собственное желание?
— Мы не можем взять человека против его желания. Это вопрос тактики, и если говорить честно, то зачастую все происходит добровольно-принудительно. Родители ставят определенные условия для своего ребенка, которые вынуждают его идти на реабилитацию. Просто мама говорит: «Либо ты идешь на реабилитацию, либо я меняю замки. Мне дома наркоман не нужен. Ты вынес все золото и технику. Сил у меня больше нет». Либо же их привозят хитростью, а дальше они попадают в атмосферу, где с ними постоянно работают.
Согласиться с тем, что ты не контролируешь свою жизнь – это непростая задача. Даже здоровому человеку неприятно слышать: «Ты без цепи привязан, ты раб». И без медикаментозного вмешательства это будет трудно воспринять. Поэтому мы рекомендуем сначала попасть в больницу, прокапаться, а уже потом идти к нам. Это нужно для того, чтобы человека не отвлекала физическая боль.
ПО НАШЕЙ ОЦЕНКЕ ВЫЗДОРАВЛИВАЮТ 2-3 ЧЕЛОВЕКА ИЗ 10. ГЛАВНОЕ ПОТОМ НЕ СОРВАТЬСЯ
— Сколько процентов пациентов удается «оживить»?
— По медицинской статистике, выздоравливает 1 из 10 человек. Но я в медицинскую статистику не верю, потому что процесс не изучен на 100%. Медицинское лечение ограничивается очисткой, а психосоциальную помощь они не предоставляют. По нашей приблизительной статистике из 10 выздоравливает 2-3 человека.
— Были случаи, когда родители приходили к вам с претензиями, что дети после курса не избавились от зависимости?
— Нет, мы же гарантий не даем. Наоборот, часто нам приходится проводить работу с родителями. Мы приучаем детей к здоровому образу жизни, промываем мозги. А потом они возвращаются в нездоровую среду, где родители курят, например.
— Если у человека не получается слезть с иголки, по каким причинам?
— Наркомания – это смертельная болезнь. Вы знаете много выздоровевших от других смертельных недугов? Например, от рака? Это единицы. И то, как и рак, наркомания – это болезнь опасная, рецидивирующая. Человек может сорваться и опять пойти по наклонной.
— Вы поддерживаете своих подопечных после выздоровления – с обустройством в жизни в целом?
— Мы максимально стараемся это делать. Приглашаем наших выпускников в терапевтические лагеря. Некоторые выпускники приезжают к нам через 5-6 лет, приезжают семьями. Они рассказывают о своем опыте, что они уже 5 лет трезвые, имеют хорошую работу, а ранее выздоравливали в этом конкретном центре. Увидеть наглядный пример – это очень важно. Опять-таки, наши выпускники вместе ходят на бокс, на футбол. Семейные праздники тоже отмечаем вместе. Но есть те, кто выздоравливает, но у них по жизни другой круг общения. То есть, мы готовы для общения с теми, кто хочет.
При ресоциализации основная задача – не сорваться. И мы стараемся людям подставлять плечо в плане трудоустройства. Поддерживаем хорошие инициативы наших подопечных. Например, ребята захотели заниматься продвижением сайтов или делают принты на футболках. Это не требует больших капиталовложений – для того, чтобы стать СЕО достаточно пойти на курс и иметь компьютер. Больше всего необходима мотивация, и нам приходится заниматься накачиванием этой мотивации. Зависимый человек, как правило, имеет заниженную самооценку, не верит ни в себя, ни в свое будущее, при этом имея кучу талантов.
— Вы священников также привлекаете в процессе реабилитации?
— Конечно. Нужно понять: если бы лечил только метадон и анальгин, то мы бы вообще ничего не делали. Проблема то в сердце и голове. Задача – сделать реабилитационную программу как можно шире. Кроме врачей и священников мы привлекаем также спортсменов, которые делились своим опытом. Александр Усик им рассказывает: «Я бросал бокс 6 раз, мне вообще ничего не хотелось в этой жизни. На улице я был не в той компании. А потом я возвращался, и понимал, что нужно заниматься чем-то хорошим». А священник объясняет со своей стороны, хотя у каждого свое понятие бога. Ведь наркомания – это духовная болезнь. Но часто бывает, что зависимый идет к священнику, слушает высокие речи, но он далек от этого — слишком велика пропасть. Не было посредника между духовностью и зависимыми. Мы являемся таким мостиком.
МЫ 5 ЛЕТ ДОБИВАЕМСЯ СОЗДАНИЯ ЕДИНОГО ОРГАНА ПО НАРКОПОЛИТИКЕ
— Вы помимо собственно реабилитации проводите профилактику среди старшеклассников…
— Да, чтобы молодежь не попадала в зависимость. Это дети 14-15 лет, иногда с ними беседовать уже поздно.
Наркомания в Украине помолодела со среднего возраста 25-30 на 17-22. И это не частные случаи. Мы говорим о ценностях, о жизненной ориентации. Учим детей справляться с социальной нагрузкой и давлением – когда вся компания говорит «а давай пойдем». То есть, мы учим, как быть белой вороной и при этом не страдать.
— Вы подчеркиваете, что наркомания – это болезнь. Видна разница к зависимым в Украине и западных странах – к примеру, в Германии. Там наркоман может на улице колоться, и его полиция не задержит, а лишь спросит, не нужна ли помощь. Насколько это приемлемо и может прижиться в Украине?
— Если у нас люди до сих пор не понимают, что наркозависимость является болезнью, то это наша огромная трагедия ХХI века. В Украине касательно наркозависимости все невежды. Наркозависимых воспринимают, как каких-то драконов, которых здесь никогда не было. Но оказывается, что эта проблема всегда существовала – 100, 1000, 2000 лет назад. Ни одна страна не победила наркозависимость, даже Таиланд, где показательно расстреливали на улицах за торговлю наркотиками.
Наркотики – это то, что может случиться в каждой семье, но об этом не задумываются. Мы стараемся изо всех сил детей воспитывать, но иногда этого оказывается мало.
— Вы упомянули, что не принят закон о реабилитации. Какие еще со стороны государства нужны меры, чтобы ментально изменить отношение?
— Мое твердое убеждение: невозможно лечить болезнь, не исследовав ее причину. У нас же правоохранительная система не справляется с потоком наркотиков в стране. Она их оборот крышует и контролирует. При таком количестве зависимых людей мы занимаемся борьбой с ветряными мельницами. Нужно законом определить, что такое наркозависимый. Определить, что это болезнь. Зафиксировать хотя бы на год план наркополитики: профилактика, пропаганда здорового образа жизни. Вместе с этим должна работать структура, которая будет бороться с наркоторговлей и наркопреступностью. Должен работать единый слаженный механизм по всей территории страны. Только тогда будет результат.
Основная мысль – наркополитикой должен заниматься один орган. Мы протоптали дороги от министерства до министерства, знаем всех, кто занимается нашей тематикой. Но как происходит на практике? У нас в стране есть три государственные секты – МВД, МОЗ и Минсоц. Представители МВС все оформляют, фиксируют, но потом суд выпускает преступников, потому что те дали взятку судье. В свою очередь МОЗ говорит: мы положили больного в диспансер, его прокапали 4 дня, вот выписка. А психологическая работа – уже не их компетенция. Это компетенция Минсоцполитики. Мы когда проводим общие круглые столы при участии всех министерств, то поднимаются важнейшие темы, а потом вопрос: почему 10 лет ничего не делали. Ответ – «Не было плана мероприятий», которые неизвестно кто должен формировать.
На всю страну несколько таких центров, но там никто не хочет работать за 3 тысячи гривен. Поэтому люди выбирают частные центры оказания помощи наркозависимым. Их в идеале тоже нужно контролировать. Если приходит прокуратура, то она не разбирается, где центр хороший, а где – плохой. Ловят какого-то пациента (как правило, который находится там первые дни), спрашивают: «Ты хочешь здесь находиться?» Он отвечает: «Нет». На этом основании делается вывод, что его там удерживают насильно.
— Чем конкретно должен заниматься этот потенциальный орган по наркополитике?
— Этот центр должен координировать все. Образование родителей. Они должны понимать, как общаться с детьми в подростковом периоды, когда они вообще никого не слышат – у него тогда нет ни авторитетов, ни друзей. Нужно понимать, какие ценности в него вложить до подрасткового периода, чтобы потом он сам мог справиться. Также – медикаментозная помощь, а затем – реабилитация. Центр должен иметь список всех реабилитационных учреждений, и хороших, и плохих. Для их проверки должна работать комиссия, понимающая специфику реабилитации зависимых. Потому что сейчас прокуратура закрывает все центры подряд, не разбираясь.
БЕЗ КОНТРОЛЯ НА ПРАКТИКЕ МЕТАДОНА В 6 РАЗ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПО СТАТИСТИКЕ. НА ЭТОМ ФОНЕ МЫ ПРОТИВ ЛЕГАЛИЗАЦИИ КАННАБИСА
— Вы как то связаны с людьми, которые громили аптеки, продающие запрещенные препараты, и писали «Здесь продают наркотики»?
— Это не мы. Бомбить аптеку – это противозаконно и это не наш метод. Организации, которые этим занимаются, делают это с ведома правоохранительных органов. Обычно, как это происходит? Разгромили, обклеили наклейками «Здесь торгуют наркотиками», вызвали полицию и далее это все оформляется. Мы сняли материал не для того, чтобы его оформлять, а для того, чтобы показать неспособность сотрудников правоохранительной системы. В Украине сегодня не работает система борьбы с наркоторговлей. До тех пор, пока правоохранительная система это дело крышует, изменить это невозможно. В Украине наркотики можно купить свободно – в аптеках, по телеграмм-каналах.
— Смотрю, у вас висят фотографии с уже бывшими представителями правоохранительных органов.
— У нас просто хорошие отношения. Но сколько мы ни обращались официально, это ничего не меняет.
— У вас может быть поддержка не только полиции, но и выше — в кабинете висит фотография с президентом Зеленским. МАА его поддержала на выборах, и он вместе с супругой принимал участие в открытии одного из ваших лагерей. Вы лоббируете свои идеи через Офис Президента?
— С президентом Зеленским мы знакомы более 7 лет, он поддерживал нас всегда. Естественно мы за него горой. Мы очень хотим, чтобы наконец то запустилась государственная антинаркотическая политика – хотя бы более-менее простого порядка. Ну вот девочка, о которой мы рассказывали, покупала метадон на государственном сайте – как заместительная терапия – чтобы ей не хотелось употреблять наркотик на улице. Казалось бы, это доказательная медицина? Да. Нужен метадон стране? Да, нужен. Но это вопрос контроля, которого на сегодняшний день нет. Как это происходит? Есть государственная точка выдачи. А рядом сидит врач-нарколог, к которому приходит 14-летняя девочка, дает 200 гривен и просит выписать шесть пачек метадона. Этот совестливый врач выписывает ей рецепт на метадон, а девочка после его употребления попадает в реанимацию. Потому что метадон – это очень страшно, так как это синтетический препарат. Зависимые больше всего умирают именно от метадона.
И вопрос, кто за это ответит? МВД разводит руками, так как врач по законодательству имеет право проводить детоксикацию кому угодно. И этого очень много! Сейчас меня очень беспокоит, когда приводят в пример Нидерланды, где легализирован каннабис. Вот у нас легализирован метадон, в результате все улицы в метадоне. У нас на Троещине в каждом дворе под каждой лавочкой закладки метадона. Сейчас, если легализируют каннабис…
— Речь то идет о каннабисе для медицинских целей.
— Вся предложенная схема о так называемом медицинском каннабисе говорит только о невежестве. Никто толком не изучал предлагаемый закон. За ширмой помощи онкобольным умалчивается то, что закон разрешает иметь 5-15 кустов дома, носить в кармане определенное количество грамм марихуаны (это в частности статья 4 законопроекта). И при чем тут медицинский каннабис?
— То есть вы не против идеи о легализации, а против закона?
— Мы за закон, но не в данный момент времени. Это как в ржавую машину без колес мы будем лить бензин. Но должен быть правильный подход – создание единого органа по наркополитике.
— Это две чаши весов. С одной стороны, риски роста нелегального оборота наркотиков, с другой – больные, которым необходим каннабис.
— Вы, вероятно, не исследовали этот вопрос. В общество послали месседж: несчастные люди умирают. А разве у нас отменили морфин? Нет. Морфин для онкобольных – единственный действенный способ. Искусственно придумана тем, что якобы не у всех онкобольных есть доступ к морфину. Под эгидой помощи онкобольным хотят протолкнуть возможность иметь дома 5-15 кустов конопли. Какая разница. Называется это медицинский каннабис или нет? Влияет на человека эта трава одинаково.
Для фармкомпаний каннабис – это еще один товар на прилавке, но товар, который будут покупать каждый день. Есть таблетки от кашля «Кодтерпин». Вот наркоманы могут в день съесть 20 пачек. Когда на прилавках появится медицинский каннабис, то фармкомпании получат невероятную прибыль. По нашей информации, некоторые иностранные фармкомпании уже готовы заключать договора для выращивания каннабиса в Украине.
— Но ведь все равно существует черный рынок каннабиса. Есть возможность его легазовать, а затем оперативно разработать политику.
— Я за то, чтобы вещи называли своими именами. Это делается для заработка аптек и тех, кого допустят выращивать каннабис в объемах страны. Не надо рассказывать про больных раком. Я это говорю на практике распространения метадона, который должен выдаваться по учету – его пациент должен выпить, а затем открыть рот, чтобы показать, что он его выпил, а не откусил половинку, которую потом смешает с водой и пойдет продавать. Так должно быть! Но метадона в нелегальном обороте в 6 раз больше, чем в легальном. Нет контроля выдачи его на руки. При условиях, когда профилактика вообще умерла, психологов нет, метадон бесконтрольно выписывается и продается, нам предлагают легализовать еще и каннабис.
Ольга Скороход, «Цензор.НЕТ»
Фото: Наталия Шаромова, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3150063 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ