«Все, к чему прибавляются государственные органы, сразу превращается в фикцию». Как и когда проверяется психологическое состояние бойцов АТО и где они могут пройти реабилитацию

«Фактически у меня на глазах погибла девочка. Санинструктор. Крошечная такая . Ее разорвало пополам. Один маленький пакетик, а второй – большой, — почти детским голосом, запинаясь, произносит майор Оксана Якубова. – Это… чувство вины. Почему она погибла, а ты – нет?»

Якубова — бывший заместитель командира 1 батальона 54 ОМБр по работе с личным составом. По советской терминологии – «замполит». Она входит в небольшого процента бойцов, которым не просто повезло пройти курс психологической реабилитации после возвращения с фронта — а и пришлось увидеть, как происходит этот процесс на государственном уровне, а не во время участия в одной из волонтерских инициатив. Вопрос о том, как военнослужащий может «достучаться» до государства и получить помощь официально, ее совсем не удивляет. «…Надо добиться…», — отвечает она.

«АТОВЦІ ЕДЯТ ОТДЕЛЬНО, ЧТОБЫ НЕ БЕСИЛИСЬ И ЧТОБЫ НЕ БІСИЛИ ЛЮДЕЙ»

Оксана Якубова рассказывает историю своего лечения. «Воинская часть направила меня в больницу с головными болями. В киевском военном госпитале, когда принимают атовців, которые долго были на войне, им могут назначить психолога или психиатра. Но надо, чтобы родственники этого добивались. Иногда родственники просто ходят в психиатрическое отделение. Просят, чтобы помогли, потому что человеку плохо…»

Оксана Якубова в документальном фильме «Невидимый батальон»

«В госпитале мне просто капали успокоительное. Психологи были плохие. Психиатры – нормальные. Потом психиатрическое отделение направило меня в военный санаторий в Пущу-Водицу, — вспоминает Оксана Якубова. – В санатории со мной работал психолог, который был мобилизованным, но это был внештатный работник. Штатный врач вообще не знала, что делать… Еще был врач-реабилитолог, который тоже помогал по своей программе, как мог. В принципе – все. В этом санатории полно ветеранов Министерства обороны, которым по 60 и больше лет. Атовці там, честно говоря, – белые вороны. И даже едят в другом помещении, отдельно от всех, чтобы не бесились и не бісили людей… Но это нормально. Мне легче было говорить с нашими».

Оксана Якубова на фронте

Сейчас женщина ходит к психологу в центре травматерапії «Возвращение». Это негосударственная институция – центр, который оказывает помощь военным, членам их семей и беженцам с Донбасса, существует благодаря поддержке протестантской церкви. «…Срывает, — объясняет свое состояние бывшая военная. — Очень тянет обратно. Есть недовольство собой, мысли о том, что ты ничего не стоишь. А еще мне от всего страшно. Я боюсь метро, боюсь прикосновений. Срываюсь на крик, агрессию. Агрессивно отношусь даже к коллегам по работе, мужчин, которые не воевали… Я не знаю, что будет дальше. Сейчас мне помогает только тренажерный зал. Добиваєш себя до ужасной усталости – и тогда можно заснуть. Тогда не снится война».

Чувствует она, что с такими проблемами сталкиваются многие бойцы? «У каждого крышу рвет. Кого-то надо с иглы снимать, для кого-то «спасением» становится алкоголь, кто-то просто замыкается. А часто внешне все хорошо — а фактически человек уже готов уйти на тот свет. И этого никто не увидит… Никто, кроме нормальных врачей, — уверена экс-замполит. – Проходить реабилитацию ребята должны после каждого выхода из зоны АТО. Нужны центры с психологами, психиатрами, тренажерным залом, бассейном, ваннами, лекарствами…»

С серьезными психическими проблемами, которые парня, вероятно, вскоре признает инвалидом специальная врачебная комиссия, уволился из армии и солдат Игорь Слойко. Уволили его именно по состоянию здоровья – однако, по словам бойца, за почти три года службы в горячих точках (Пески, шахта «Бутовка», Светлодарска дуга) его психологическое состояние никто на самом деле не проверял даже во время ротаций в тыл. Обследование он добился самостоятельно.

«К врачу можно попасть по собственной инициативе, но об этом нужно клянчить. Ты сам должен бегать и просить – такая система», — объясняет боец.

Игорь Слайко

«Теоретически все мы должны проходить медицинский осмотр раз в год. Полный, со всеми врачами. Но такого я действительно не видел, — добавляет. — Только когда один батальон должен был отправиться на обучение вместе с американцами – ребята из этого батальона действительно проходили медосмотр, в отличие от бойцов из других подразделений. Но это был единственный случай. Ну, чтобы до американцев на обучение калек не отправили случайно…»

«УКАЗАЛ, ЧТО ЖЕЛАЮ ПРОЙТИ КОМИССИЮ – НО МЕНЯ ПРОСТО УВОЛИЛИ»

Не проверяется психологическое состояние бойцов на государственном уровне и после их освобождения. Владислав Стафийчук, младший сержант запаса, с самого начала войны был добровольцем-«нелегалом». Потом решил легализоваться и два года пробыл на контракте в 93 ОМБр. «За время службы я сталкивался только с одной девушкой-психологом. Она была волонтером. Приехала к нам на передовую, поговорила выборочно с бойцами. Меня тоже начала расспрашивать – это были такие наивные попытки заглянуть в душу, что ли. Где-то за полчаса разговора психолог вздохнула и сказала, что со мной работать трудно, потому что это я ее выслушиваю и анализирую, а не она меня», — смеется Влад.

Владислав Стафийчук

«На официальном уровне я не проходил никакой реабилитации и не получал предложений хотя бы просто проверить мое психологическое состояние. Даже когда я лежал неходячий после Иловайска, — вспоминает. – Более того, когда я уже увольнялся из армии, в своем рапорте на увольнение я сам указал, что желаю пройти военно-врачебную комиссию – на это каждый военный имеет полное право – но так и не получил ни одного направления на такое освидетельствование. Меня просто уволили. В военкомате, к которому я приписан дома, знали в том числе и о мой приступ агрессии (драки с другим военнослужащим, что попала в личное дело), но все равно сделали мне только одно предложение – как можно быстрее снова подписать контракт».

… Гораздо лучше всего часто имеет вид на уровне заявлений представителей государства. Так, 2 марта на круглом столе на тему «Актуальные проблемы обеспечения участников АТО медицинской, физической и психологической реабилитацией», который проходил в Верховной Раде, о «декомпрессию» и психологическую реабилитацию, которую бойцы проходят после каждого возвращения своего подразделения в тыл с передовой, решил рассказать полковник Юрий Спицкий – т.в.а. начальника управления психологического обеспечения Главного управления морально-психологического обеспечения Вооруженных Сил Украины.

К сожалению, быстро выяснилось, что речь идет фактически о один-единственный подобный случай – одноразовый заезд 57 военнослужащих из 72 ОМБр в санаторий «Тысовец». Поехали бойцы вместе со своими семьями туда за два месяца после своего возвращения с передовой.

«…Должны быть такие реабилитационные центры как «Тисовец», где ребята в течение 3-5 недель должны проходить адаптацию вместе с семьями. Их должен туда отправлять Министерство обороны. На самом деле это еще не работает…» — на том же круглом столе рассказал «Цензору» уполномоченный Президента Украины по вопросам реабилитации участников АТО Вадим Свириденко.

«У НАС НЕТ ДАЖЕ ГОРЯЧЕЙ ЛИНИИ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ПОМОЩИ»

«Это показали по телевидению, это похвалили интернет-волонтеры и интернет-депутаты, — вспоминает заезд бойцов в «Тысовец» нардеп Оксана Корчинская, первый заместитель председателя Комитета ВР по вопросам здравоохранения. – Конечно, хорошо, что 57 человек отдохнули». Однако она убеждена: на пятый год войны к реабилитации и адаптации военных давно должен быть системный и глобальный подход.

«В Украине, как, увы, и во всех постсоветских странах все, к чему прибавляются государственные органы, сразу превращается в некую фикцию, — замечает Корчинская. – Когда генералы говорят, что в нашей армии уже создана система психологической реабилитации – ну… за такое надо увольнять, на самом деле. Ведь за свои слова нужно отвечать. Пока у нас нет даже горячей линии помощи, в которую военнослужащий мог бы круглосуточно обратиться, если ему плохо, если у него беда. Мы должны организовать ее, чего бы это нам не стоило».

Фото: Вика Ясинская

Не менее важной, по мнению Корчинской, есть и возможность помочь адаптироваться к мирной жизни после каждой ротации тем бойцам, которые в этом нуждаются. «Если военное подразделение находится на линии соприкосновения свыше трех месяцев – в психике человека происходят изменения. Наши подразделения находятся на передовой по полгода, по году, и при выводе на полигон бойцам необходимо проходить врачебные комиссии и психологические тесты. Не всем будет нужна адаптация! В моей собственной семье четверо мужчин-бойцов – и двум адаптация никогда не была необходима. А двое нуждались ее, и я также. Когда я возвращаюсь с фронта – для меня даже в кафе зайти проблема, — замечает Корчинская. -Если у нас с вами на ротацию выходит бригада, 2000 бойцов – мы уже понимаем, что 10% стопроцентно потребуют адаптации, это просто мировая статистика. В бригаду должны заехать психологи, протестировать каждого, и сказать: «Эти 200 – наши». И так должно быть во время каждого выхода каждого подразделения из зоны АТО. Если эти 10% не получат никакой помощи – это приведет к разрыву в семьях, к пьянству, самоубийствам».

По мнению Корчинской, есть также и потребность стопроцентно проверять людей после увольнения из рядов армии – что было трудно во время волн мобилизации, но вполне реально во времена контрактной армии. «Когда у тебя закончился контракт – ты должен неделю провести в госпитале, сделать все анализы, выявить все проблемы, в том числе и психические или психологические», — подчеркивает депутат. – А у нас с вами на всю страну говорят про какую-то психологическую реабилитацию, которой не существует. О краже денег, которые разворовали, когда миллионы выигрывали какие-то санатории…»

Так, в 2017 году в государственном бюджете для психологической реабилитации бойцов было предусмотрено около 50 млн гривен. Того же года было возбуждено уголовное производство относительно разворовывания практически половины этой суммы – 22,7 млн гривен. Как сообщила СБУ, руководители ряда реабилитационных учреждений сговорились с чиновниками и предоставили отчеты о выполненных работ с недостоверными данными относительно объема оказанных услуг по психологической реабилитации участников АТО.

«Кто-то смог прийти в себя в семье. В моей семье все были на войне – и то это очень тяжело далось… — резюмирует Оксана Корчинская. — Кто-то смог воспользоваться волонтерскими программами».

«У КОСТРА «ДОНБАСІВЕЦЬ» ГОВОРИТ О КОТЕЛ, А ТАНКИСТ ВСПОМИНАЕТ, КАК ОНИ ПЫТАЛИСЬ ПРОРВАТЬСЯ К НИМ»

Последние действительно работают – естественно, за счет неравнодушных граждан. Координаторы негосударственных инициатив, в то же время, сами признают, что каждая такая программа – лишь крошка, учитывая объем бойцов, которые нуждаются в помощи.

Зато подобных программ – десятки, и, в отличие от государственного санаторного отдыха и общения с психологами в кабинетах, они бывают очень разнообразными. А еще всегда предполагают приятное ветерану АТО окружение – компанию других ветеранов.

Так, например, «Союз ветеранов войны с Россией», проводит в Киеве курсы, которые бойцы могут посещать в течение 2-3 месяцев. «Ранее бойцы собирались по субботам в офисе «Образовательной ассамблеи». Каждое мероприятие посещало около 10 бойцов, которые уже уволились и имели психологические проблемы. С ними работал военный психолог, — рассказывает Александр Войтко, один из координаторов проведения психологической адаптации. Сам он также прошел войну. До мобилизации работал журналистом на «5 канале».

Экс-журналист настаивает на том, что проводят ветераны для ветеранов курсы именно адаптации, а не реабилитации. «Потому что реабилитация нужна, когда с человеком произошло что-то плохое. А в нашем случае человек в первую очередь просто изменилась, и теперь ей нужно адаптироваться к новой жизни», — объясняет.

Ветеран АТО Александр Войтко

Сейчас у ребят есть возможность проводить курсы в новом помещении, и набирать в каждую группу они планируют около 30 человек. Также занятия теперь планируется проводить не только по субботам, а несколько раз в неделю, вечером. «Но это все равно капля в море…» — признается Войтко.

Волонтер Ольга Александровская, в свою очередь, проводит для участников боевых действий походы в Карпаты. Называет это дело «горотерапією».

«Первый поход мы устроили в сентябре 2016 года. Началось все с идеи Виталика Дячука, с которым мы с начала войны активно занимались помощью бойцам на фронте, а потом он и сам поехал воевать. Он турист и гид с большим опытом, и горы ему очень помогли после возвращения из зоны боевых действий. Поэтому, появилась идея организовать поход для небольшой группы бойцов, потом еще один, и еще… Пока проведено 7 походов, по несколько дней каждый, приняло участие всего 60 человек, из них несколько девушек. Пока немного, но мы работаем над расширением пока удалось найти ресурс и походы до сентября будут проходить ежемесячно. Походы в горы и связанное с ними физическая нагрузка — это возможность реального «перезагрузки», проживание несколько дней в совсем другой среде и ритме, получения мощных положительных эмоций от покорения вершин и конструктивного переживания негативных через преодоление сложностей. А для бойцов это, к тому же, общение с теми, кто пережил подобные события, без давления со стороны родственников, окружения, врачей, не стесняясь быть грубым и без боязни не найти понимания. Это знакомство между собой классных людей из разных городов и подразделений — восточников, западников, добробатівців, мобилизованных, кадровиков, спецназа, пехоты, инженеров, пограничников и многих других. Это разговоры у костра, когда «донбасівець» говорит о котел, а танкист вспоминает, как они тогда пытались прорваться к ним на помощь… Это взаимоподдержка, когда паренек бежит наверх, бросает там свой рюкзак и спускается, чтобы забрать рюкзак у бойца в летах, которому стало тяжеловато идти, заносит его вверх, и снова бежит вперед, и так километр за километром», — рассказывает девушка.

«Горотерапія» в Карпатах

Держится инициатива, говорит она, на пару бизнесменов, которые помогают со средствами на транспорт и питание – ведь для бойцов походы бесплатные. А также на свободном времени и инициативе организаторов, которые имеют как желание водить в горы больше людей, так и планы проводить походы для бойцов с ампутацией.

«Деньги мы ищем постоянно, и в последнее время появляются мысли о «Спільнокошт», о сборе на карточку и так далее… Но этого очень не хотелось бы. Есть много важных вещей, на которые в интернете собирают таким образом, поэтому мы пока пытаемся избежать вклинения в этот поток. И в таком же положении находятся все другие инициативные группы, которые занимаются этими вопросами…», — говорит Ольга.

Признается: слышала немало о другие интересные программы, организованные волонтерами или самими ветеранами. Но не о государственных. «В общем, если уже есть обкатанные волонтерские инициативы, можно было бы со стороны государства упрощенную систему грантов ввести, например, — пожимает плечами девушка. — Если те, кто должен за это отвечать, сами не тянут и положительных тенденций не видно — пусть хоть помогут тем, кто это и так делает, увеличить свои объемы и возможности…»

P. S. 25 марта и 28 октября в рамках международного фестиваля документального кино DocuDays 2018 в киевском кинотеатре «Жовтень» состоятся первые показы полнометражной документальной ленты режиссера Алины Горловой «Явных проявлений нет» о героине нашего материала Оксану Якубову. Фильм рассказывает о пути женщины-военнослужащего, экс-заместителя командира батальона от самого начала ее реабилитации после увольнения из рядов ВСУ и до возвращения на гражданскую работу.

 Валерия Бурлакова, «Цензор.НЕТ»

Источник: https://censor.net.ua/r3056685 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ