«Он вам не звонит — значит, его уже нет». Матери військовслужбовців рассказали о том, почему никто не ищет пропавших на Донбассе

Они лежали под пылающим солнцем на граните перед Офисом президента, чтобы хоть так привлечь внимание к своих сыновей, которые защищали Украину на Востоке и во время трагических событий под Іловайськом и Дебальцево попали в плен или пропали без вести.

На вопрос, как реагирует власть, сказали, что акция продолжается уже второй день подряд, но с ними никто не общается. Одна из матерей, узнав, что мы журналисты, говорит: «Хотя бы кто-то из депутатов подошел, ведь наши сыновья сделали все возможное, чтобы они здесь свободно мимо нас ходили».

Они не требовали чего-то сверхъестественного – лишь исполнение принятого два года назад закона о пропавших без вести, который бы позволил начать поиски таких людей, и принятие еще одного важного документа – о социальной защите военных, которые попали в плен, гражданских заложников и политических заключенных Кремля.

Вместе с ними – родные тех, кто был осужден по сфабрикованным делам в РФ и Крыму. Они вынуждены были прийти к Президенту, потому что пока не имеют ответа на вопрос, а кто же занимается этой категории людей, которых тоже нужно возвращать домой.

«ОДНОЙ ИЗ НАШИХ МАМ – У НЕЕ ДВОЕ СЫНОВЕЙ-АЙДАРІВЦІВ СЧИТАЮТСЯ ПРОПАВШИМИ БЕЗ ВЕСТИ – ПРЕДЛАГАЛИ ПЯТЬ ТЕЛ НА ВЫБОР»

– Здесь собрались родственники пленных без установленного места пребывания, пропавших без вести, политзаключенных Кремля в России и Крыму с требованиями к президенту Украины, — говорит руководитель общественной организации «Всеукраинское общественное движение матерей и родственников участников АТО «Берегиня» Алла Жмыхов. — Во-первых, это возобновить деятельность рабочей группы, которая работала при Офисе президента с октября 2019 года по январь 2020-го. Через изменения в составе Кабинета Министров эта рабочая группа прекратила свое существование. Почему – мы не понимаем. У нас было 12 заседаний. На эти заседания приходили и представители различных министерств, и Международного комитета Красного Креста. Мы решали много вопросов. Вместе с Юридическим сотней и еще одной правозащитной организацией, а также вместе с матерями выписали законопроект о поддержке семей пленных, пропавших без вести, о статусе пленных, чтобы предоставить его для рассмотрения в Верховную Раду.

Алла Макух

Когда встречались с президентом на аэродроме в Кривом Роге, когда он поздравил наш город, а затем на аэродроме в Борисполе, когда был большой обмен, мы ему об этом напоминали. А также о том, что он обещал организовать встречу с матерями пленных, пропавших без вести. Мы больше всего делаем акцент именно на проблеме пропавших без вести. Он тогда также сказал, что если такой законопроект будет подготовлен, то подаст его сам как президентский. Надеялись, что рассмотрят его быстро, потому что это очень важно. И этот документ лежит где-то в ОП уже более полугода. Что с ним сейчас мы не понимаем.

Вопрос этот законопроект должен урегулировать?

– Там было прописано именно статус военнослужащих, попавших в плен, право для их семей на соцзащиту. У нас такого понятия вообще нет. Принят закон о статусе пропавших без вести, но семьи пропавших без вести не имеют никакого статуса. Возьмем для примера мам, у которых сыновья с 40-го батальона. Тринадцать человек считаются пропавшими без вести после боев за Иловайск. А их семьи не имеют никаких льгот. Ребятам написали, что они являются участниками боевых действий, но никому из родных удостоверение не дают.

Мы обращались в Министерство обороны, там объяснили, что есть приказ о входе в зону боевых действий, но не о выходе. Вот такая коллизия. Хотя своим приказом министр обороны мог бы предоставить эти статусы.

Мы неоднократно обращались по этому вопросу, но нам говорили примерно следующее: «А где у нас гарантия, что они не перешли на ту сторону?». Извините, но если бы они перешли, то о них бы уже трубили на всех телеканалах, что есть такие кривбассовцы, которые воюют там. Ничего же такого нет. Зачем такое вообще говорить семьям?

– А у семей есть хоть какая-то информация о них? Вы убеждены, что они попали в плен?

– Да, мы точно это знаем, потому что есть видео и фото, которые свидетельствуют, что ребят взяли в плен. Они попали в плен к русских казаков атамана Козіцина.

Некоторых ребят, которые были вместе с ними, уволили. Те о них рассказывали. Но где они теперь, неизвестно. Потому что когда Козицын бежал из Донецка, он кому-то их передал.

Последние сведения были о том, что ребят видели на полях Луганщины весной 2015 года.

– Что они там делали?

– Разминировали поля. Была информация от волонтеров, рядовых граждан. Когда они проходили мимо, ребята называли свои фамилии.

– Это вы так понемногу отовсюду собираете сведения?

– У нас нет конкретики, к сожалению. Знаете, как говорят родителям? Он вам не звонит – значит, его уже нет среди живых.

Сейчас невозможно зайти на те территории, проверить тюрьмы, копанки. Никто не может зайти. Даже представители Международного комитета Красного Креста не имеют доступа, чтобы проверить, есть ли там ребята.

– То есть вы не имеете сейчас никакой информации? А коммуникация с представителями Трехсторонней контактной группы есть?

– До января этого года списки тех, кого мы считаем пропавшими без вести или пленными без установленного места пребывания, даже не подавались в минском формате. Нам говорили: подождите, мы сначала вытащим тех, о ком знаем. Потом выяснилось, что они их совсем не подают.

– Общие цифры по пропавших без вести и пленных без установленного места пребывания называют разные. Официальная статистика в разы меньше, чем то, что обнародуют общественные организации.

– У нас в организации около 50 таких семей. Именно военных. Я не могу сказать, что у меня полный список, я этого не знаю. Некоторые люди просто не обращаются, некоторые не хотят огласки.

– В 2018 году был принят закон о правовом статусе лиц, пропавших без вести, и при Кабмине должны были создать комиссию, которая бы занималась розыском, созданием единого реестра. Она работает?

– Она создана, но сейчас комиссия не работает. Мы обращались к Премьер-министра Дениса Шмыгаля, чтобы он инициировал заседание этой комиссии. Ответа пока не получили.

Хоть это сверхважно. Ведь вы правильно сказали: комиссия должна создать единый реестр, собрав различные списки. Например, свой реестр есть в СБУ, в МВД, в МККК. В Международном комитете Красного Креста реестр, в котором информация о людях, пропавших в особый период. Они не разделяют на периоды боевых действий или боевых. У них общий список. В него внесены даже тех, кто уехал в Россию на заработки и просто там исчез. Хотя я считаю, что надо разделять, но в них действительно гораздо полнее список.

– Поскольку комиссия не работает, то и созданием поисковых групп никто не занимается?

– Пока что нет. Комиссия должна создать поисковые группы, которые бы могли заходить на временно оккупированную территорию и хотя бы расспрашивать о ребятах, которые с 2014 года считаются пропавшими без вести.

Время проходит, следы теряются, людям трудно вспомнить, кого они видели. Но все возможно, мы должны двигаться.

Вот мой сын, когда попал в плен под Дебальцевом, три месяца был в плену у казаков в подвале жилого дома в Донецке. Их не поднимали наверх. Только из-за того, что между боевиками «ДНР» и казаками произошел конфликт, и они их выбивали, нашли ребят в подвале.

– Не удалось вернуть вашего сына домой?

– Вернули во время обмена в феврале 2016 года. Он год и месяц был в плену. Три месяца просидел в подвале в казаков, пленных поднимали наверх только для того, чтобы поиздеваться. А потом он еще 9 месяцев находился в бывшем здании СБУ в Донецке.

– Почему сейчас здесь, если сын уже дома?

– Матери попросили, чтобы я возглавила общественную организацию. Сказали, что у меня сердце горячее, а голова холодная, потому что сын дома. Помогаю, как могу.

– Слышала, что случаются ситуации, когда родителям, которые стремятся разыскать пропавшего без вести сына, пытаются предъявить результаты ДНК-экспертизы, где якобы 99% совпадение, но они не соглашаются и ищут дальше…

– Неоднократно многим нашим мамам предлагали забрать тела ребят, которые считаются пропавшими без вести. Говорили, что есть совпадение ДНК. Но на тот момент, когда это все проводилось – а именно в 2014-2015 годах – было очень много несовпадений. Мама получает описание тела, а там – описание 40-летнего мужчину, а не молодого парня. Не соответствовал размер ноги, зубная челюсть, описание лица. А ДНК-текст показывает, что совпадение на 99%.

Одной из наших мам – у нее двое сыновей-айдарівців считаются пропавшими без вести – предлагали пять тел на выбор. Мол, выбирайте сейчас, а то потом может не хватить тела.

— Вы общаетесь с правоохранителями, прокурорами, задаете вопрос относительно расследования событий под Іловайськом и Дебальцево?

— Когда была рабочая группа при ОП, мы неоднократно поднимали вопрос, чтобы расследовались дела по Дебальцево и Иловайске и передавались в суд. Возможно, через то, что мы поднимали именно эти вопросы, группу прикрыли.

«ПРО ИЛОВАЙСК ЗАБЫЛИ УЖЕ ВСЕ»

Алла знакомит меня с мамой Юрия Карпова – Людмилой. Именно ей приходилось неоднократно ездить в морг на опознание, чтобы в очередной раз убедиться, что сын жив.


Людмила Карпова, из поселка Гвардейское на Днепропетровщине, ждет возвращения своего сына домой уже более пяти лет. Юрий Карпов, боец 93-й механизированной бригады, считается пропавшим без вести в Иловайскому «коридоре». Тогда ему было 24 года. Она убеждена: ее Юра все это время находится в плену.

— Это все были ошибки, — объясняет она, комментируя опознания. — У нас есть информация, что сначала их держали в Моспиному. Некоторых отпустили тогда, но не всех, только тех, кто мог ходить, а мой был ранен.

Я – мама военного, жена военного. Сын – сапер. Он связал свою судьбу с армией, пошел на второй контракт осенью 2013 года.

— Сын звонил вам, когда происходили те страшные события под Іловайськом?

— Тогда было тройное кольцо. Но он мне ничего не говорил, звонил только мужчине. Единственное, что тогда помню, как муж кричал: «Юра, не стреляй в людей, стреляй в ноги». А потом этот «коридор»…

— Что-то было известно тогда о сыне?

— До меня в детсад, где я работаю воспитательницей, прибежала мама парня, который служил вместе с Юрой. Он ей звонил и просил передать мне, что Юра якобы попал в плен. Я – бегом в часть. Тогда и выяснила, что ранен и в плену.

— Юрий – это ваш единственный сын?

— Нет, еще есть старший. Вы не представляете, что я пережила, когда увидела в дверях повестку на его имя, вернувшись с работы. Получил повестку и человек. Он у меня прошел Афганистан, был командиром боевой группы. Он пошел в военкомат и прямо сказал: «Я ухожу, оставьте старшего сына пока дома». На семейном совете мы решили, что надо идти и искать сына.

Мы везде искали, где могли, собирали показания. У меня есть фото и видео о том, кто брал в плен и что они в плену. На видео видно, что у Юры нет левого уха. Боевики тогда же многих снимали и бросали видео в интернет. И по видео с Моспиного я узнала сына.

Потом было еще видео на ремонтном заводе, где я вообще услышала его голос.

Все эти видео мы передавали в ООН, ОБСЕ.

— Сейчас известно, где Юрия удерживают?

— Нет. В свое время писала письмо к Порошенко, просила, чтобы мне дали информацию о том, где именно находится в плену мой сын, если она есть. Минобороны сообщило, что якобы в Дроновому. Точно его место нахождения сейчас неизвестно.

— Если он в плену, зачем все эти опознания тел и тесты ДНК?

— В 2015 году, как только мы со страшим сыном сдали образцы ДНК, сказали, что совпадение есть сначала с фрагментами тел. Потом ездили в Запорожье на опознание тела, которое привезли с поля боя.

Говорили, что по моему совпадение ДНК с пятью телами. А муж тогда был в АТО, образец его ДНК мы взять не могли.

Уже прошло почти шесть лет, но мы не теряем надежду и продолжаем искать. Эта наша акция посвящена тому, чтобы нас увидели, услышали и что-то начали уже делать.

Не знает, где ее сын, и мать другого военнослужащего — Олега Карпова. По словам Натальи Карповой, Олег попал в плен в августе 2014 года со своими собратьями, когда они выходили из-под Иловайска.

— Их блокпост оставили без поддержки. Они уже знали, что находятся в окружении, но приказа выходить не было.

— Они не шли через «коридор»?

— Нет, они выходили уже сами, потому что тогда еще не было приказа. Понимаете, какие дети? Они не бросили пост, не пошли.

Их было семеро. Выйти не удалось никому. Позже на видео российского телеканала мы их увидели. С того времени, объединив усилия с родственниками других ребят, стараемся их отыскать и вернуть. Обращались куда только можно. В Минобороны, СБУ, Нацполіцію, МККК.

К 2015 году, когда волонтеры еще ездили на временно оккупированные территории, свидетельство о ребят были. Потом еще была информация, что их видели на полях Луганщины. Сейчас не знаем ничего. С 2014 ходим по инстанциям, но не можем добиться, чтобы их искали.

Про Иловайск забыли уже все. Не то, что искать, говорить с нами об этом не хотят. СБУ отправляет в Нацполіцію, те говорят — мы этим не занимаемся. Была в военной прокуратуре трижды.

— Не пытались с другими семьями попасть на встречу с Генпрокурором, чтобы обсудить вопрос эффективности расследования по Иловайске?

— Пока что нет. Все нам говорят одно – дело есть.

— А Олег сейчас в каком статусе?

— Пленник без установленного места пребывания.

— Его данные есть в реестре СБУ?

— Да, он там с момента, как попал в плен. Мы вчера были в Денисовой (Уполномоченный ВР по правам человека. – Ред.). Она даже не знает, что наши ребята там есть. Только вчера моего сына внесли в Денисовой в список. То есть все эти годы их даже в списки на обмен не подавали.

«СЕЙЧАС НЕТ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ БЫ ЗАНИМАЛСЯ ВОПРОСОМ ПОЛИТЗАКЛЮЧЕННЫХ В РОССИИ И В КРЫМУ»

Среди тех, кто пришел в Офис президента — мать и тетя Александра Шумкова. Лариса Шумкова говорит, что сын пропал еще в августе 2017 года, а в конце сентября она получила письмо от Следственного комитета ФСБ РФ в Брянской области, где было сказано, что он находится в Брянском СИЗО. В письме отмечалось, что Александр Шумков задержан сотрудниками ФСБ по подозрению в «совершении преступления» по ч.2 ст. 282 УК РФ – участие в экстремистских организациях.

По данным обвинения, Шумков участвовал в деятельности «Правого сектора», которая была «направлена против интересов России».

Шумков служил по контракту в Вооруженных силах Украины. И 17 августа не вернулся после службы домой.

— Выяснилось, при каких обстоятельствах он пропал?

— Во время встречи с оперативным источником его было похищено и вывезено за границу, — отвечает его тетка Людмила Шумкова.

— Чем аргументировали обвинения?

— Мол, участие на территории Украины в «Правом секторе» и участие в Революции Достоинства на Майдане – это угроза конституционному строю РФ и гражданам России. Значительную роль в деятельности «Правого сектора» они подчеркивали тем, что он был личным охранником лидера. В основу приговора легли фотографии со СМИ, программа партии «Правый сектор». На одном из заседаний программу партии зачитывали, как доказательство.

Его осудили на 4 года заключения.

— Сейчас с ним есть связь?

— Нет, поскольку он постоянно в штрафном изоляторе или в одиночной камере, так «перевоспитывают», — рассказывает его мать.

— Какие у вас требования к власти?

— Чтобы восстановили рабочую группу и она занималась политзаключенными Кремля. В пленных ОРДЛО хотя бы есть площадка, на которой можно вести переговоры – это Нормандский формат и Трехсторонняя контактная группа в Минске. А ситуация с переговорами по політв’язнях Кремля, которые в России и Крыму, вообще непонятна.

— А как же Людмила Денисова?

— Она вообще выведена из процесса переговоров. Сейчас нет человека, который бы занимался именно вопросом политзаключенных в России и в Крыму.

— Что Александр пишет?

— Что хочет домой, ждет возвращения, но надежда с каждым днем тает. Сначала он еще надеялся на обмен, сейчас уже не верит.

Еще большой вопрос, как он будет возвращаться домой, когда отбудет срок. Он выйдет из колонии без документов. Его может встретить консул. Но только если получит поручение.

Возможно, будем обращаться в правозащитных групп в России, чтобы помогли ему оттуда выехать.

Ради политзаключенных, которые были осуждены по сфабрикованному делу на 14 лет, под ОП пришла и Марина Колдина.

— Я представляю так называемых «крымских диверсантов» второй волны – Бессарабова, Дудку, Штыбликова, это мои друзья. С декабря 2016 года, как их арестовали, мы требуем назначить ответственного за обмен. Когда власть сменилась, президент сказал, что его команда будет заниматься этим вопросом. Когда был обмен, во время которого освободили моряков, он сказал, что процесс продолжается и вскоре должны быть другие. Сколько уже прошло времени? Теперь нам говорят – после пандемии. А когда закончится пандемия?

Владимир Дудка шел сначала как свидетель, первыми задержали Бессарабова и Штыбликова. Они – военные аналитики, работали в центре «Номос» и еще до аннексии писали в аналитическом издании статьи о том, что после Грузии следующей может быть Украина. Поэтому сначала их «назначили» диверсантами, а потом решили включить еще и Владимира, который был им близким другом.

— Как он из свидетеля стал обвиняемым?

— В сюжетах ФСБ его в течение 8 суток прятали. В новостях называли двух, а третьего нет. Его прикрывали курткой, когда снимали. Я узнала за курткой и обувью.

Потом были пытки электрическим током, от боли он терял сознание. Ему привозили лекарства, откачивали. Они хотели, чтобы он признался в том, чего не было на самом деле.

Позже он писал мне, что его обвиняют в том, чего он не делал.

Там белыми нитками шито дело. Даже по биллингу телефонов, которые им подкинули, это видно. Он показал, что телефоны были за несколько кварталов от того места, где они встречались. Сотрудники ФСБ не смогли подойти ближе.

— Это вы узнали от адвокатов?

— Да, это писали адвокаты, но уже позже. Сначала они не имели возможности отвечать на письма, чтобы их не обвинили в разглашении. Там и судебный процесс сделали закрытым.

Кстати, дело же первый суд отправил на дорасследование, потому что ФСБ не смогла подтасовать колоду.

Тем не менее они добились конечной цели. Они все осуждены. Владимир уже не молодой человек, в колонии заработал новые, серьезные болезни.

Пока мы общались под ОП, к участницам акции никто не вышел. Позже позвонили Алле Жмыхов и узнали, что кроме главы АП Андрея Ермака никто их вопрос не решит, а он сейчас во Франции. Так им объяснили. Но сказали, что диалог о возобновлении деятельности рабочей группы будет продлен.

Татьяна Бодня, «Цензор.НЕТ»,
Фото: Наталья Шаромова, «Цензор.НЕТ»

Источник: https://censor.net.ua/r3201909 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ