Звание Народного героя Украины житомирянин получил за то, что 20 января 2015 года тяжело контужен пешком вывел группу десантников из-под обстрела после подрыва бронированной машины, на которой они ехали на помощь тем, кто оставался под завалами в новом терминале Донецкого аэропорта.
Фото: Дмитрий Муравский
Этот разговор состоялся недалеко от линии фронта. Сергей – старший на одной из позиций вблизи Авдеевки. Для него война началась в 2014 году, так тянется к этому дню. Решив в 2005 году пойти в армию, он даже не рассматривает возможность покинуть службу. Для него дело чести завершить войну победой, показывая пример своим подчиненным. Во время общения с Сергеем я неоднократно думала о том, что вижу перед собой того самого нового военнослужащего, на которых должна опираться наша новая армия. Он думающий, постоянно изучает военное дело, анализируя самые известные баталии с древности и до современности. Эрудированный, начитанный, умный, взвешенный. К таким нужно прислушиваться, на таких стоит равняться. А принимая во внимание его боевой опыт, у него есть чему и поучиться.
«СО СТОРОНЫ ПРОТИВНИКА УСЛЫШАЛ ЗВУК ВЫСТРЕЛА. И ПОДУМАЛ: ВОТ И ТВОЙ СНАРЯД ЛЕТИТ»
-20 января наша ротно-тактическая группа 13-го отдельного десантно-штурмового батальона получил задачу осуществить деблокирование Донецкого аэропорта, — рассказывает Сергей Назаренко. — Но группа не доехала… Мой «Спартан» до сих пор стоит неподалеку от терминала, ржавеет. Начальник штаба нашего батальона недавно, получив видео с БПЛА, хорошо разглядел машину, и мне показал… В аэропорт вышла наша ротно-тактическая группа. «Спартан» ехал первым. Был сильный туман. Боковое стекло и лобовое не давали осматривать все, что происходит вокруг. Все было в грязи и конденсате. Поэтому я открыл дверь, встал на подножку, чтобы видеть все. Мы выехали на территорию аэропорта, на дорогу для обслуживающего персонала. И буквально сразу «Спартан» подорвалась на двух противотанковых минах. Одна взорвалась под задним колесом, от взрыва сдетонировала вторая. Меня отбросило взрывной волной. Мотор машины разорвало…
Этот снимок сделан с БПЛА недавно. На нем хорошо видно тот самый «Спартан», который подорвался 20 января 2015 года
Придя в себя после «полета», я никак не мог понять, почему вокруг все черное. Подумал, что сейчас вражеский наводчик откорректирует и следующий снаряд попадет прямо в нас. Поэтому отдал приказ личному составу покинуть автомобиль и переместиться в укрытие. Но один военнослужащий лежал на спине, говорил, что не чувствует ног. Я провел рукой под его броніком, осмотрел его – крови не было. Как будто не ранен. Но при падении он мог наткнуться на осколок и этого хватило для тяжелой травмы. Отдал приказ его эвакуировать в безопасное место для осмотра медицинским специалистом. А сам вернулся к «Спартана», чтобы вынуть из него радиостанцию. Я понимал, что машина уже небоеспособна и пока есть возможность, пока она не загорелась, нужно все достать. Но радиостанция во время взрыва распалась. Я продолжал искать тепловизор – вещь не дешевая, да и не настолько много у нас их было, чтобы так просто оставить…
В это время со стороны противника услышал второй выстрел. Тогда уже подумал: вот и твой снаряд летит. Вернулся, чтобы посмотреть, откуда же его выпустили. Боковым зрением увидел — приближается красная точка. Стреляли из СПГ. По чем же они целться? Продолжил траекторию полета гранаты и увидел, что она четко летит в «Спартан», обращенный задней частью к врагу и ярко горят стоп-сигналы. Замечательная мишень! Но у нас все всегда было залеплено, чтобы враг нас не видел. А по ночам перемещались, используя приборы ночного видения. Через сырую погоду скотч отклеился. Граната попала точно между фарами. Туда как раз загружали травмированного военного. Одного разорвало пополам. Моего стрелка-снайпера отбросило взрывной волной внутрь машины, где он серьезно ранил голову, погибли два военнослужащие: Владимир Марковский и Александр Атаманчук. Тот, кого грузили, можно сказать, родился в рубашке. Я запретил снимать с него шлем и бронежилет, поэтому основной удар получили броник и каска. Множественные осколки ранили бедра, низ живота и нижнюю часть лица. Но этого бойца спасли. Он продолжает службу.
После этого выстрела начался массированный обстрел из стрелкового оружия. Было понятно, что эту дорогу для подхода к аэропорту использовать нельзя, а по полевым мы бы не доехали, они размокли, «Спартани» по ним пройти не могли. Было принято решение отойти на исходный рубеж.
Группа прикрытия подавлювала огонь противника. Тело одного военного, которого разорвало пополам, тогда не удалось вынести. После боя сепаратисты нашли этого нашего парня, обыскали его карманы, нашли документы и разместили в социальных сетях военный билет и удостоверение участника боевых действий… Позже тело все же забрала поисковая группа, личность погибшего была установлена по ДНК…
Уходя с места боя, мы решили уничтожить взорван «Спартан», чтобы он ни в каком виде не достался противнику.
Когда раненых и убитых погрузили, нам предложили внешне придраться к «Спартана» и таким образом выехать. Я отказался. Понимал, что по дороге по машине будут вести огонь и не будет возможности контролировать, если кто-то оторвется. Как его потом искать? Я сказал, что мы выйдем сами, я проведу, ибо хорошо изучил местность. Нам надо было пройти полтора-два километра.
— Пожалуй, это был довольно длинный путь…
— Но, как оказалось, он был наиболее безопасным. Враг активно обстреливал данный участок, прилетали и ВОГ, и минометы отработали. Он нас больше не видел, но понимал, что мы будем идти по дороге. А мы залегли. Минут тридцать ждали. И вот тогда оказалось, что я не в полной мере могу нормально перемещаться. Был сильно контужен… Особым испытанием стал железобетонный забор возле Песков, который нужно было перелезть. Другие подходы были заминированы. Вот это было самое трудное, потому что когда я поднимал голову, все начинало крутиться. Садился и любовался тем, что видел. Мне все же удалось перелезть через забор, но это последнее, что я уже мог. Нам оставалось пройти метров двести. Собственно, их я уже почти не помню.
Сергей Назаренко, который имеет позывной Лис, за четыре года войны совершил не один героический подвиг. И поэтому был отмечен высоким негосударственным званием Народный герой Украины
— Сколько вас получилось пешком?
— Пятеро вместе со мной. Контужен был только я. Вместе с ранеными меня отвезли в Водяное. Помню как магнезию кололи. Было не больно, а горячо. Настолько, что казалось, волосы на голове дыбом становились. Быстро в чувство привело. Но у меня еще и давление было 210 на 190. Поэтому меня сразу эвакуировали дальше — в Селидово. Там я начал удивляться, почему это меня называют танкистом. Потому что все, начиная с Песков, только так ко мне и обращались. Когда я спросил, чего это все решили, что я танкист, мне посоветовали посмотреть в зеркало. Только после того, как меня прокапали, я смог встать и взглянуть на себя. Я весь был в масле, блестели только глаза, как из кадра советского кино. Помните, открывается люк, а оттуда вылезает танкист довольный и грязний – только глаза светятся. Вот я таким был. Хотя пытался сразу после взрыва снегом обтереться. Но масло так просто не смоешь.
От реабилитации и ВЛК я отказался. Встретился с нашим тогдашним комбатом Александром Порхуном, который в тот день выписывался после лечения, и готов был вернуться в батальон. Но пришло сообщение, что подразделение выходит в ППД. Вернулись в АТО мы в апреле. Следующим боевым заданием, которое пришлось выполнять, было восстановление контроля над населенным пунктом Марьинка 4 июня 2015 года. Запланировали три этапа. Первый – пройти и зачистить все по центральной улице Ленина, потом выйти до окраины Марьинки на востоке, а третий этап — зачистить городок на противоположном берегу водохранилища, где находятся дачные садовые участки. Мы выполнили первый этап, сопротивления не встретили. Единственное попытку нас остановить сделали из помещения райотдела. Нас обстреляли, а когда мы попытались подойти для зачистки, начали отбиваться гранатами. Решено было дождаться танка. Метким выстрелом он поразил место, где оставались трое сепаратистов. Так они там и остались. Когда над райотделом поднят украинский флаг, бойцы Нацгвардии, которые должны были поддержать наши дальнейшее действия, сказали: мы на сегодня свою задачу выполнили, все, спасибо. Мы пошли дальше. Второй этап сделали. После этого перегруппировались и достаточно быстро зачистили дачные поселения.
«РЫБОК ИЗ ОГРОМНОГО АКВАРИУМА ВИП-ЗАЛ СТАРОГО ТЕРМИНАЛА КОМАНДИР НАШЕЙ ГРУППЫ ПРИКАЗАЛ ПРИНЯТЬ НА УЧЕТ И КОРМИТЬ»
— Вы были в составе офицерского спецназа, который участвовал в первом бою в Донецком аэропорту 26 мая 2014 года… Как вы попали в эту группу?
— Ситуация в 2014 году сложилась таким образом, что значительное количество офицеров управления 95 бригады не могла быть задействованной по прямому назначению, они не вели прямые боевые действия, потому что имели управлять, контролировать. Но много кто хотел именно воевать. Поэтому решением командира бригады из офицеров управления был сформирован офицерский спецназ. Я не входил в состав именно этого спецназа. В то время я был командиром разведывательного взвода, у меня был свой «собственный спецназ». А попал я туда, потому что для полета в ДАП группе не хватало четырех человек. Поэтому этот спецназ дополнил я, старший прапорщик Мазур и два моих разведчики. Позже, уже вместе с этими боевыми офицерами я курсировал на Бтре,прокладывал пути, ездил на первой машине, обеспечивая безопасность командира бригады.
— Какой вид имел аэропорт, когда вы туда прибыли? Чего ожидали?
— Все подробности задания знал только заместитель командира бригады — на то время это был полковник Олег Григорьевич Гуть, который сейчас командует нашей 95-ой бригадой. Я, как командир разведвзвода из открытых источников информации знал, что новый терминал аэропорта захвачен. И когда нас собрали в штабе АТО, понял, что скорее всего будем лететь именно туда. Когда командир бригады начал распределять наши группы по направлениям действий, в руках у него была узнаваемая схема терминалов…
Нас высаживали на пінічному востоке Донецкого аэропорта. Именно там снизились наши вертоліти. Мы десантировались по-афганские – как только переднее колесо касалось взлетной полосы, мы начинали выпрыгивать. Когда крайний военнослужащий покидал борт, то сразу слетал, чтобы избежать нанесения врагом удара. Наша группа сразу же вошла в координацию с представителями 3-го полка спецназа и 79-й бригады – там были ее водители на «Уралах». Мы закрепились в старом терминале и ждали распоряжений из сектора.
Наша группа 95-й бригады заняла оборонительные позиции на первом этаже. 3-й полк разместился на втором. Бой начался после нанесения ракетного удара нашими штурмовиками по крыше нового терминала, чтобы убрать оттуда имеющихся сепаратистов, которые уже оборудовали там огневые позиции для СПГ, АГС, также там были расчеты ПЗРК. Сепаратисты не ожидали столь радикальных действий с нашей стороны.
— Вы их видели?
— Да, они были в поле зрения. После бомбардировки по новому терминалу начали работать ЗУ, снайперы, и в это время от захваченного здания отправились два автомобиля – ГАЗ-66 и КамАЗ. Мы через фойе контролировали улицу. Для нас было неожиданно видеть эту паническое бегство. Они уехали, даже не дождавшись сумерек, чтобы хотя бы немного скрыться. ГАЗ-66 проскочил почти невредимым. А вот КамАЗ, который ехал за ним, получил из всех единиц оружия. Потом они отмечали, что в этом грузовике были раненые, на машине были знаки международных организаций, это был медицинский автомобиль… Ничего такого не было. Ни флага с красным крестом, ни даже белого флага не было.
Из кузова стреляли по нам, мы отвечали. А потом из новостей узнали, что и сами сєпари встретили этот КамАЗ снарядами с ЗУ-23. После этого активность действий в новом терминале уменьшилась. Насколько я понял, командование приняло решение использовать ночное время для накопления военнослужащих, как войдут в штурмового отряда. В то же время прибывали наши вертолеты, подвозились боеприпасы. На вертолетной площадке грузы разгружались, а оттуда «Уралами» подвозились до старого терминала. До утра к нам присоединились еще две группы главного разведуправления. Они отправились для контроля внешнего кольца аэропорта. Также прибыла штурмовая группа управления госохраны и представители Нацгвардии — спецгруппа «Омега».
Сам аэропорт был обшит довольно качественными стеклопакетами. Пуля 5.45 просто падала, ударившись о стекло, а 7.62 наколювала его, иногда пробивала первое и падала между стеклопакетами. Единственное, что могло эффективно пробивать оболочку, это снаряды, выпущенные из ЗУ-23.2
Освещение в старом терминале на ночь мы полностью выключили. Новый терминал был освещен, как новогодняя елка. Фойе горел свет, но там никого не было. Пулеметное гнездо враг сделал на первом этаже между коридорами посадки пассажиров. Оно было за пределами нашей досягаемости. Не было понятно, куда они оттуда стреляют. Два снайперских гнезда были расположены на крыше. После атаки самолетами, оттуда все ушли… В ночное время огонь уже не велся.
Утром группа УДО осуществила разведку путей подхода к терминалу, уточняла наличие взрывных устройств и других заграждений. После прибытия «Омеги» мы определили боевые задачи для всех, и где-то в 11 утра состоялась зачистка. Противника уже не было нигде. Ни одного трупа не было нами обнаружено. Но красноречивые следы говорили, что раненых оттуда оттаскивали. Перевязочные материалы, шприцы с обезболивающим, — все это указывало, что задачи нами поражений было результативным. Мы поняли, что враг эвакуировался через подвальное помещение и далее через гаражи. Мы взяли под контроль новый терминал, где разместилась «Омега». Наша группа 95-й бригады осталась в старом терминале, диспетчерскую вышку заняла группа снайперов. Собственно на этом исторические боевые действия закончились.
—Для вас это был первый бой?
— В полном смысле этого слова, так. На близких дистанциях это действительно был первый бой. К тому во время сопровождений нас обстреливали, но это были не прицельные бои. Скорее всего враг пытался нас деморализовать. Когда мы находились в базовом лагере возле Доброполье, неоднократно совершались вылазки местных ополченцев без конкретной цели. Они просто подходили, стреляли куда-то и исчезали. А это был первый бой с широким применением различного оружия. Собственно, тогда я впервые познакомился с таким оружием как «Шмель». Из таких установок по нам выстрелили дважды. Первая ракета попала в потолок холла. Площадь была большая, поэтому эффекта она не дала. Но звук был довольно громкий. Второй выстрел они совершили по комнате на втором этаже, думая, что там расположились снайперы. К счастью, там никого не было. Все стекло в этой комнате было вынесено и все помещение выгорело. Применение такого оружия нас не удивляло. Мы понимали, что у них такое есть, и они будут использовать все по назначению.
После побега на улице напротив старого терминала появился другой КаМАЗ. Наши снайпер с пулеметчиком его остановили, выведя из строя. Огонь на поражение мы открываем только тогда, когда человек имеет в руках оружие и направляет ее непосредственно на нас. До этого момента человек не считается комбатантом. Водитель оставил КамАЗ, его не трогали. Пассажир вылез из автомобиля, направил на старый терминал автомат. Это еще сдерживало снайпера, но после первой очереди, которую он сделал, его уничтожили. После этого сєпари пытались добраться Камаза, ночью подогнали скорую. Мы думали, для оказания помощи, но это оказалось не так. Они оставили автомобиль с включенными проблесковыми маячками и дальним светом в нашем направлении. Это слепило снайпера, мешало контролировать ситуацию. Таким образом они подогнали около семи автомобилей. Водитель оставлял машину и уходил. Снайпер вынужден был уничтожать фары. На следующий день после того как был взят под контроль новый терминал, до этих машин была отправлена разведгруппа. Вся грузовик была загружена «Шмелями» и ПЗРК. Часть мы забрали, другую уничтожили, потому что контролировать подходы к машин было довольно трудно.
После этого транспортная авиация приземлялася возле старого терминала, выгружали сухпай, воду, боеприпасы. Происходило накопление ресурсов. Мы думали, что отсюда и начнется операция по зачистке Донецка. Столько происходило.
31 мая в ДАП прибыли три самолета Ил-76 с военнослужащими, кажется, 72-й бригады. Доставили бронетехнику, произошла ротация. И мы самолетом вылетели из ДАПу. Никаких препятствий для этого не было. Все эти дни противник не прибегал ни к каким действиям. Через местных жителей мы знали, что среди ополченцев царит страх. Они ожидали, что будет штурм города с ДАПу.
-Как вы общались с местными?
-На парковке аэропорта были оставлены автомобили с ключами внутри. Мы использовали их, ездили по Донецку, осуществляли разведывательные мероприятия. Никакого контроля, блокпосту или еще чего не было. Сепаратисты удерживали центральные органы самоуправления: СБУ и городскую администрацию. И все. Город был ничьим.
— Насколько вас поражал аэропорт?
— Моя позиция в старом терминале была в ВИП-зале. Больше всего там поразил огромный аквариум с экзотическими рыбами – тропическими, яркими. Мы кормили их каждое утро и докладывали об этом командиру бригады, потому что рыбки были приняты на учет. Еще там был бар и кофейный аппарат. Именно возле него утром проводились совещания. Все пили кофе, общение, ставились задачи.
Мы подключили 55-дюймовый телевизор «Самсунг». Из украинских каналов очень низкого качества принимался «5 канал», а прекрасно – «Россия 24». Вот мы его и смотрели для понимания общей ситуации. Все пять дней, что мы там находились, утренние новости начинались с того, что «украинская армия уничтожает ополченцев в ДАПІ, он охраняется нацгвардией». На третий день появились данные, что действия осуществляются наемниками из Америки. Мы в шутку задавали сами себе вопрос: а мы точно тот ГАП уволили? Он какой-то ребята обороняют вовсю, воюют с американцами, а мы тут сидим, пьем кофе, смотрим новости, а там где бой ведут.
В первую же ночь нашего пребывания в терминале оказалась проблема – отсутствие сигарет. Когда мы летели, было сказано: два-три часа там повоюєте и обратно. Поэтому боекомплект брали по минимуму, сухпай, сказали, вам не нужен, как и вода. Но немножко мы задержались. В новом терминале мы узнали, что во всех торговых точках «большие скидки» и первое, что мы нашли и взяли — это сигареты. А еще… Там было много деликатесов. А хлеба не было. И черная икра на армейской галета – это довольно-таки красиво.
В старом терминале уже был открыт холодильник с огромными запасами продуктов. На втором этаже была кухня с электроплитами. Там мы и готовили себе еду. Старший прапорщик, царство ему небесное, в этом вопросе был достаточно разносторонний, баловал нас разными блюдами. Помню, каким вкусным был суп с креветками.
На то время внутренних повреждений в новом терминале не было. Даже крышу не был пробит. Штурмовики смели оттуда противника, чтобы не мог с высшей точки наносить удар по нам. Но здание была целая. Только на восточной части, что выходила на старый терминал, уже было сбито внешний слой стекла. Чтобы сказать, что мы нанесли значительных повреждений – это неправда.
«ПАМЯТНИК ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ ТУПІЗМУ»
-Куда вы вернулись с ДАПу?
-Самолетом нас забрали в Днепр. А оттуда, также самолетом, мы прибыли в Чугуев, затем в центр АТО, после чего отправились в направлении Семеновки под Славянском. Там дождались основных сил – батальйонно-штурмовую группу 13-го батальона, присоединились к ним и принимали участие в боях там. В это время группа 79-й бригады пошла на Красный Лиман.
Противник пытался создать хаос, запугивал и пытался перетащить на свою сторону военнослужащих, чтобы можно было их использовать в своих пропагандистских целях. Первый случай — с 25-й бригадой в Краматорске. Потом те, кто перешел на сторону противника, звонили своим знакомым, однокурсникам, агитировали, предлагали сделать то же самое. Обещали высокую зарплату, высокие должности. Тогда же террористам удалось забрать бронированную технику, установку «Нона», которая потом каждое утро нас «приветствовала», посылая снаряды на гору Карачун, где мы стояли. Удары концентрировали по телецентру.
Ситуация в селе Андреевка стала переломным моментом, который снял морально-психологические предохранители из украинских военнослужащих. Наши начали стрелять. Тогда в 1-м батальоне, который заблокировали сєпари, прикрываясь местными жителями как живым щитом были первые погибшие. К тому во многих существовал психологический барьер — как можно выстрелить в живого человека? Террористы в Андреевке пытались сделать то же самое, что произошло с 25-й бригадой в Краматорске. Сломать десантников морально. Когда нас направили на подмогу, приказ был четкий: ни одной единицы оружия и техники не должно быть оставлено противнику. Когда мы прибыли на место, велись переговоры, те медлили. Было много представителей средств массовой информации, которые все снимали. Понимая, что время работает в данном случае на противника, было принято решение осуществить мероприятия разблокирования и вывода личного состава. Когда в БТР 1-го батальона была брошена бутылка с зажигательной смесью, выскочил водитель БТРа с куском брезента, чтобы потушить пламя, охватившее моторный отсек, и в это время прилетела граната. Обломками было смертельно поражено водителя. Полетели гранаты, бутылки, нас начали обстреливать из подствольных гранатометов. Хорошо, что не прицельно. Но в тот момент психологический барьер был снят. Огонь велся в ответ. И удалось вывести колонну.
Почти так же произошло позже с группой 1-го батальона, попавшей в засаду у Семеновки, когда погиб командир батальона Тарас Сенюк. Вражеский снайпер, думаю, профессиональный, потому что смог определить командира по радиостанциям, которые были на нем, сознательно стрелял именно по нему. Пуля пробила бронежилет и попала в сердце. Была потеряна связь с командованием. Хаос внесла и Национальная гвардия, которая шла между нашими группами. Не знаю, как их готовили в базовых лагерях, но они не понимали, как действовать всем вместе. Их научили, что зельонка это зло, зельонку надо зачистить, вот они и остановились, когда завязался бой, начали стрелять по всем кустам вокруг. Я выдвинулся вперед, чтобы понять, с кем идет перестрелка…
Там противник дал массированную и сильную отпор, быстро сориентировался и начал применять ручные противотанковые гранатометы. Поняв, что сильное сопротивление оказывает противник, прикрываясь местным населением, было принято решение отойти. Позже мы узнали, что район возле Семеновки использовался Гіркіним как база по подготовке «ополченцев», также там была база с вооружением, питанием, выше по дороге были организованы полевые лагеря, где проводили обучение. Именно там у нас были значительные потери авиации. Три вертолета были повреждены. Ми-8 и два Ми-24. Оба пилоты сумели посадить машины.
4 июня 2014 года нас отправили зачищать Красный Лиман. Почти целый день там проработали и вернулись на Карачун, в базовый лагерь. Это было необходимо для дальнейшего блокирования Славянска. 19 июня выехали на очередную задачу. Поднимались по крутому серпантинному подъему. А нас там ждала засада – обстреляли из зельонки. Наш БТР при этом не мог использовать свое вооружение – неудобное для этого место… Вражеская противотанковая граната попала в башню и рикошетом поразила начальника разведки бригады. От взрыва личный состав сбросило с брони. Многие сразу получил ранения осколками, контузии, переломы. Тогда погиб Алексей Крементарь… Мой БТР осуществлял их эвакуацию. Хорошо, что мы заранее получили дымовые гранаты, которые очень помогли. Обстрелы из огневой засады продолжались. Она была хорошо организована. Снайперы работали. Это не была хаотичная стрельба. Выстрелы были короткие, выверенные, прицельные. Работали профессионалы.
Сначала мы осуществляли огневое прикрытие с постановлением дымовой завесы, чтобы медики могли оказать первую помощь. Мы вывезли раненых. И Ми-24 нанесли удар. В это время мы перегруппировались, вышли на перекресток, где сочетаются Рай-Александровка с Кривой Лукой и Николаевка с Ямполем. Начали организовывать систему обороны, вели разведку во всех направлениях, чтобы обнаружить противника и понять, как себя ведет. В направлении Ямполя находилась 79-а бригада. Так мы постепенно продвигались к Славянску. Мы окружали и брали под контроль населенные пункты и важные точки. После нас подходили другие подразделения, делали блокпосты, оставались для контроля, а мы шли дальше.
После того как мы взяли станцию перекачки воды, стали контролировать подходы к Николаевки и Семеновки. Нам нужны были еще сутки-двое, чтобы перерезать трассу. Тогда город был бы в полном окружении. Понимая это, сепаратисты вышли ночью сами. Я наблюдал это движение. В направлении Бахмута двигалась колонна из легковушек. Фары светились через два-три автомобиля. Точно не было установлено, кто там передвигается, поэтому артиллерийского удара мы не наносили. Они также огонь не вели. Арта работала по той колонне, что шла по трассе Славянск-Краматорск. Отъехав от города километров два с половиной, колонна сворачивала вправо и шла в сторону Краматорска.
—Почему вы выпустили эти машины? Почему не разбили эту колонну?
— В легковушках могли быть безоружные местные жители. Те, кто передвигался в этой колонне, не открывал огонь. Итак, у нас не было оснований стрелять. Кроме того, согласно с «Искусством войны»: никогда не загоняй противника в угол, дай ему путь для отхода.
Когда мы зашли в Славянск, поняли: если бы осуществляли зачистку непосредственно в городе, были бы очень тяжелые бои. Фортификационно все было хорошо оборудовано. Время помог нашему противнику это сделать. Меня поразил бункер вблизи школы. Следовательно, они понимали, что по школе мы бить не будем. Сначала на территории учебного заведения был выкопан котлован. В нем сделаны перемычки из железобетонных блоков, затем положены железобетонные плиты в три слоя. И сверху это все зашили древесиной. Собственно, этот бункер контролировал все подходы. Также были сделаны пути сообщения между несколькими позициями. И поверьте, это все делалось не шахтерами.
Когда говорят, что не надо было выпускать Гіркіна из Славянска, я с этим не согласен. Мы не могли эвакуировать из города мирное население. Был высокий риск большого числа жертв. Но то, что внимание всей страны и врага также было приковано к Славянску, помогло украинской армии взять другие города под свой контроль. Хотя тогда еще сил не хватало. Потому что освободить населенный пункт — это еще не все. Необходимо оставить за собой тыловые подразделения, тех, кто будет обеспечивать боевые подразделения, обезопасить пути подвоза боеприпасов и необходимого. В армии НАТО существует такое понятие как «критическая точка». Этот термин означает рубеж, после прохождения которого боевые способности наступающих становятся меньшими от способностей тех, кто обороняется. В математическом выражении: время, необходимое для доставки «груза» (это и боеприпасы, и продовольствие, эвакуация раненых и подтягивания резервов) должен быть меньше, чем время, в течение которого такой же объем будет использовано. С достижением ее военачальник должен приостановить продвижение вперед и позаботиться о «подтягивания тылов». Очень важно не допустить прохождения этой точки. Это и обеспечивают тыловые службы.
Следующее решение, которое было принято после освобождения Славянска: взять под контроль границу, чтобы приостановить возможность доставки техники и добровольцев со стороны Российской Федерации. Опять же на это все у нас тогда не хватало сил. Изварино – это степь, который хорошо просматривается. Почему Саур-Могила была стратегически важным объектом? Потому что это высота. Но у нас в то время недостаточно средств было для разведки, особенно для контроля территории в ночное время. А все перемещения враг совершал именно в ночное время. Тем добровольцам, которые пришли в армию, был необходим время, чтобы восстановить свои знания, боевой опыт. Но как бы там не было, границу мы почти закрыли. Противник просто вел и действительно ведет гибридную войну, широко применяя современные достижения: социальные сети, интернет, разветвления телеканалов, огромное количество печатных изданий, обманывая и действуя коварно.
В командование явно был план накопить силы в Луганском аэропорту, оттуда ударить по Краснодона и взять его под контроль. Это был единственный путь сообщения сепаратистов с Россией. Все другие пути контролировались украинской армией. Мелкие группы могли просачиваться, но широкое логистическое обеспечение можно было делать только по единственной дороге. Эту угрозу поняли российские кураторы. В Краснодоне после 18.00 любое перемещение каралось огнем на поражение. В Ізвариному были заминированы все мосты. Была подготовлена многослойная система огня – можно было поражать врага и за 15 километров. Враг делал то же самое. Наш танк был подбит с расстояния в пять километров.
Когда мы прибыли южнее населенного пункта Краснодон, я встретил заместителя командира разведывательной роты 79-й бригады Евгений Жуков, позывной Маршал. Спросил его: а что это за сожженный танк на верхушке единой высоты? Он объяснил: это памятник человеческому тупізму. Танкист считал, если он туда уедет, для него это будет неплохая огневая позиция. Все же танковый снаряд позволяет вести огонь на большое расстояние. Но как только он выехал, получил со стороны сепаратистов выстрел противотанковой управляемой ракеты. Потому что танк, выехав наверх, стал прекрасной мишенью: неподвижный на фоне неба!
Основной проблемой наших групп, которые блокировали границу, было обеспечение боеприпасами. На пути сообщения довольно часто начали осуществляться диверсионные вылазки.
«НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ НАЧИНАЙ ГОТОВИТЬСЯ К НОВОЙ ВОЙНЕ. ИБО ОНИ НИКОГДА НЕ ПРЕКРАЩАЮТСЯ»
—Вы видели как артиллерия стреляла со стороны России?
— Я лично видел, как по нашему вертолету с медицинскими признаками на борту с российской территории выпустили ракеты. Опытный пилот смог избежать попадания, ему удалось спастись. Позже я неоднократно с ним летал. Он осуществлял пролет под высоковольтными проводами. Как-то он прилетел за нашей группой под Амвросиевку, мы бросились к нему, а он: подождите, у меня тут проблемы. Пролетая над лісопосадкою, напугал ворону и она разбила ему лобовое стекло. Так он картонкой из-под сухпая закрыл эту дыру. Там, в районе Зеленопілля он летал один, без правого пилота и механика. Говорил: лучше больше раненых возьму.
Действительно, в то время, летом 2014, противник начал использовать «Грады», а на дорогах закладувалися фугасы, на которых подорвались несколько наших машин, которые везли боеприпасы. Противник начал широкомасштабную работу…
3, 4 и 5 сентября 2014 года я принимал участие в освобождении Тельманового (в эти дни был 2 рейд, Тельманово уволили и оставили 5 сентября). Противник ввел восемь тактически-батальонных групп. И тут уже возникла проблема у россиян. Им некем было наполнять пустоту. Большинство территорий украинскими подразделениями было оставлено. Значительная территория стала серой. Они начали массово набирали добровольцев, заманивать и наполнять эту пустоту. И одновременно возникла угроза на мариупольском направлении. Наше руководство понимало, что российские подразделения не будут здесь находиться долго. И хотели использовать этот момент, когда россияне будут отходить, чтобы на их плечах зайти в Новоазовск и восстановить там украинскую власть. Для этого были созданы две рейдовые группы – первая 79-й бригады и вторая – нашей, 95-й. С мариупольского направления через Саханку на Новоазовск по трассе должен был идти полк «Азов» . Мы должны были заставить противника переместить резервы нам навстречу. И как только они начинают перемещение, это использует полк «Азов» и осуществляет мероприятие в Новоазовск.
Помехой этому стало отсутствие координации с подразделениями Нацгвардии. Именно они должны брать под контроль Тельманово. Мы шли с севера, переходили возле Гранитного реку Кальмиус. Уже на территории, которую занимал противник, возле населенного пункта Сонцево, расходились на два потока с севера на юг. 79-я шла ближе к границе. Они имели больше артиллерийское вооружение и бронетехнику. За Тельмановим мы должны были объединиться с 79-ой бригадой и собранным кулаком показать, что мы штурмуем Новоазовск, вызывая на себя имеющиеся резервы противника.
Когда 1-му батальону 1-й бригады Нацгвардии предложили, чтобы 95-я бригада взяла и поселок им передала, чтобы идти дальше выполнять свою задачу, те отказались. Сказали, что они примут Тельманово штурмом сами. Я видел сам, как они пытались это делать. Однообразие действий без использования тактических маневров, обхода, создания обманчивого направлении. Все было тупо. В это время артиллерия врага вела просто заградительный огонь. Об него и разбивались нацгвардійці, разворачивались, даже не перегруппировывались и снова в том же направлении шли. Где-то три часа они так ходили.
После этого было принято решение, что заходить и штурмовать город будем все же мы. Мы совершили обманный удар с востока, вызвали огонь на себя. И в это время наш артиллерийский подразделение осуществил контрбатарейний огонь, нанес поражение русской артиллерии. В 15.15 на районной администрации Тельманового уже развевался наш флаг. Тельманово — это узел дорог. Через них можно идти напрямую на Мариуполь, Новоазовск, Донецк, Старобешево. Достаточно серьезное разветвление. Он был нам очень нужен.
В это же время 13-й батальон нашей бригады осуществил зачистку города с фланга. Мне удалось скрытно выдвинуться в частный сектор, выйти на водонапорную башню – самую высокую точку, оттуда организовать наблюдение и, собственно, наведения артиллерийских ударов по узлам концентрации противника. Было видно, что противник начал убегать, поняв, что мы вошли. Они поняли, что резона обороняться им нет.
Вся операция заняла 30-40 минут. Незначительное сопротивление было со стороны вражеских снайперов. Из здания райотдела милиции какой-то фанатик попытался выстрелить в нас из РПГ из комнатки размером два на три метра. Его самого оглушило от выстрела. В комнате мы нашли відстріляний тубус, автомат, который он бросил. Его очень контузило выстрелом, но он убежал. На территории райотдела были обнаружены значительные запасы боеприпасов – 120-миллиметровые мины и выстрелы к РПГ. Два гаража были полностью забиты, до самого верха. Командир бригады вышел на связь с АТЦ: «Тельманово под нашим контролем. Зачищено. Пусть Нацгвардия заходит берет под контроль». Но те отказались: там сєпаратисти.
А в 18 часов 5 сентября мы узнали, что объявлено первое перемирие. Вынуждены были вернуться под Гранитное и оттуда уже в Славянск. Мы и хотели взять Новоазовск под перемирие. Мол, город уже наш, что же делать… Так потом сделал путин, взяв Дебальцево и на следующий день объявив перемирие. Война – путь обмана.
— Сейчас характер войны совсем другой, позиционный…
— Один из минусов такой войны – потери от снайперского огня. Такие реалии, начиная с 1915 года, когда была введена практика широкого применения снайперов, а потом и снайперских пар. Сейчас нашу войну можно сравнить с западным фронтом 1-й мировой. Воюют штурмовые отряды и снайпера. Позиции находятся близко. Враг напал — и убежал. Это создает панику у тех, кто обороняется. И тогда увеличивается расход боеприпасов, потому боец начинает стрелять в свой страх. Где-то в кустах веточка обломилась, где какой-то шорох – и давай туда стрелять…
Эта позиционная война имеет также политическую окраску. Нельзя все время руководствоваться эмоциональными и политическими аспектами, а не военной целесообразностью. Потому что это достаточно скоро приводит к тому, что приходится рассчитываться жизнями военнослужащих.
Ресурс человеческого организма ограничен. В передовой армии мира – американской – ротация непосредственно в зону боевых действий составляет 45 суток. И я думаю, что это правильно. Необходимо предоставлять личному составу возможность отдохнуть. Почему люди увольняются? Когда начинаю разбираться, выяснять причину, узнаю, что дело не в отношении или в паперовщині, как сейчас часто говорят. Основная проблема – ограниченность в общении с семьей. Да и нашим семьям тяжело там без поддержки.
Сергей с сыном
— Вы давно в армии?
— С 2005 года. До этого работал в негосударственной охране. Коллеги, бывшие военные, все время меня спрашивали: «Сережа, что ты делаешь в гражданской жизни? Ты за всеми чертами военный человек». И когда я таки пошел на службу, мой дедушка, который меня воспитывал, очень этим гордился. Я сразу попал в 13-й отдельный десантно-штурмовой батальон 95-й бригады. И не оставляю его. Вообще у меня образование педагогическое. Я учитель физической культуры. Но война и спорт идут рядом, начиная с древних греков. На время Олимпийских игр останавливались войны и вопросы решались в соревнованиях атлетов. Развитие вооружения начал требовать еще и интеллектуального роста. Военный — это такая интересная профессия, что ты никогда не знаешь, когда тебе понадобятся полученные знания. И когда они действительно тебе понадобятся, времени наверстать упущенное не будет. Поэтому нужно все время готовиться, учиться, быть в тонусе. Все войны заканчиваются. Но, несмотря на новые методы их ведения, гибридность, современное оружие, все равно — высота считается занятой, если на нее ступила нога солдата.
— Как считаете, миротворцы могут помочь решить ситуацию?
— Последний раз они показали себя в 1999 году в Югославии. И оказалось, что они не способны что-то сделать в политическом аспекте контроля воздействия непосредственно на местах. Для меня победой будет поднятие украинского флага над Донецкой администрацией. Да, это эмоциональная победа, но, как говорят военные, на следующий день после победы начинай готовиться к новой войне. Ибо они никогда не прекращаются.
Виолетта Киртока, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3061833 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ