Дважды Олег заезжал в Донецкий аэропорт, где был ранен в ногу, но не уехал, а продолжал спасать раненых. За свою героическую работу медик получил высокое звание Народного героя Украины. Сейчас он вместе с подразделением находится в Донецкой области на передовой.
Орден «Народный герой Украины» Олег получил в Краматорске из рук замечательной актрисы Ады Николаевны Роговцевой
Олега разговорить очень сложно. Рассказывает о своей работе односложно, практически без подробностей. И очень скучает по семье – семилетней дочери и младшему, четырехлетнему сыну. Малыши растут практически без отца, пока тот лечит и спасает бойцов, которые несут службу на линии огня.
Сослуживцы Олега Тетери называют его настоящим героем и не могут сосчитать, сколько жизней он спас. Слыша такие слова, медик смущается еще больше. Все это проходит, когда он показывает хатку, которую в селе, оказавшемся практически на линии огня, заняли медики. Шкаф со стеклянными дверцами отдан во власть медикаментов. Все подписано, аккуратно сложено. Здесь же – бронежилеты и каски всей медицинской команды. В любой момент каждый готов одеться и броситься на помощь. В предбаннике-кухне в ящиках из-под боеприпасов тоже находятся медикаменты. Проведя небольшую экскурсию по своим «угодьям», Олег и его ребята начинают расспрашивать меня, чего же ждать от медицинской реформы, как выбрать врача, чтобы подписать с ним контракт… Они стараются следить за всеми новостями и пытаются понять, что же происходит на «большой земле», пока они делают свою работу. Я тоже до сих пор не очень разобралась в тонкостях новых отношений с врачами, но если бы можно было, я бы подписала контракт именно с Олегом. Вот ему я доверяю!
«ПОКА В АЭРОПОРТУ НЕ БЫЛО РАНЕНЫХ, ПОМОГАЛИ НАБИВАТЬ МАГАЗИНЫ, СТАРАЛИСЬ БЫТЬ ПОЛЕЗНЫМИ КАЖДУЮ МИНУТУ»
– Это был октябрь 2014 года, — рассказывает Олег Тетеря. — Одна наша десантно-штурмовая рота прошла ротацию в Донецком аэропорту, мы ехали ее менять. К тому времени уже около месяца шли активные разговоры о боях в терминалах, о киборгах. О чем я думал, когда туда собирался? Что взять! Нас было двое — я и Миша, который служил в нашем батальонном медпункте. В итоге мы собрали один ящик из-под РПГ. Полностью заложили эго медикаментами. Еще взяли с собой два чемодана и по рюкзаку. Основное, что брали: бинты, жгуты, перевязочный материал, обезболивающие препараты. Все это тянули вдвоем.
Перед заездом мы с нынешним нашим комбатом Александром Юрьевичем Нетребко еще и танки провожали, проводили рекогносцировку, для чего заезжали на диспетчерскую вышку. Танк заехал, выстрелил, уничтожил что-то. И часа через три после этого уже ночью мы зашли в аэропорт полным составом роты.
Нас выгрузили ночью. Ничего не было видно, да подсветить не разрешалось. Шли друг за другом, держась за рюкзак впередиидущего, гуськом. Когда рассвело, я увидел огроменные пространства. Еще удивился: зачем нужно было так странно идти, если здесь полно места…
Аэропорт был избит, но еще не выглядел развалиной. Когда я все увидел своими глазами, обидно стало, что страна многое потеряла. Денег столько вгупали в новый аэропорт, и все разрушили. Использовали современные технологии… А остались скелеты…
– Место для медпункта там было?
– Сначала мы со вторым взводом второй роты находились в подвале. Сгрузили в углу свой ящик, рюкзачки. Пока не было раненых, помогали набивать магазины, старались быть полезными каждую минуту, даже если не занимались своими прямыми обязанностями.
– Как быстро появились раненые?
– Еще сутки не прошли после нашего заезда. Еще до полудня ранило Колю-байкера. А потом и не считали, сколько людей получили ранения. Коля сначала был легкий. Пуля попала в мягкие ткани. Мы оказали помощь, и он убежал сражаться дальше. Перекисью даже рану обработали, повязку сделали.
Потом нам пришлось перейти в старый терминал. В новом взорвались три или четыре БТРа нашей роты, в них сдетонировали боеприпасы. В результате обвалилась лестница с первого на нулевой этаж. Оставаться там было стремно, поэтому было принято решение по два-три человека перебежать в старый терминал.
Вот тогда перед нами с Мышей встала дилемма. Что нам больше надо, что брать с собой, а что оставить? На что ни посмотришь – все надо. В итоге мы бросили свои десантные фельдшерские чемоданы. Какие они были удобные, — Олег поизносит это с такими интонациями, что становится понятно: до сих пор жалеет об их потере. – В них ничего не билось! Бросили их потому, что неудобно было нести. Это было настоящей трагедией. И ящик оставили… Все, что могли, распихали по рюкзакам, по карманам разложили. Помню, выбежал из здания, споткнулся и упал, а встать не могу – лямки рюкзака передавили шею. Хорошо, это увидел Андрей Прометный. Он меня поднял. И я добежал до своих. В старом терминале нас встречал Артур Кашапов со своими бойцами.
Там был фельдшер 93-й бригады. Он знал, что выходит из аэропорта через сутки, так он подбросил нам много чего. Конечно, мы больше потеряли. Но все же…Коллега выходил с фонендоскопом, тонометром, каким-то инструментами. Остальное оставил со словами: «Все, парни, удачи». Когда нас меняла другая бригада, мы тоже все, что могли, им оставили.
В старом терминале мы пробыли долго, очень долго – так мне показалось. Время тянулось долго. Мы с Мышей нормально работали, справлялись. Сложно становилось, когда приносили сразу по три-четыре раненых. Тогда приходилось везде успевать. Старшина у нас – не помню его фамилию и имя – получил травматическую ампутацию конечности. Рука держалась на сухожилиях. Мы наложили шину, примотали. Вроде бы руку пришили.
Хорошо, что все же взяли с собой шины. Потом кого-то принесли из бойцов «Правого сектора». Он на что-то наступил — и размозжило голеностоп. Тоже наложили шину. Последнюю. Раненые у нас не скапливались, всех вывозили быстро, больше получаса никто не ждал эвакуации.
Снимок сделан в донецком аэропорту
«ВО ВТОРОЙ ЗАЕЗД БЫЛО ОЧЕНЬ ХОЛОДНО Я НИКАК НЕ МОГ СОГРЕТЬСЯ В ТЕРМИНАЛЕ»
– Через сколько дней вы попали в аэропорт во второй раз?
– Где-то через дней десять. Сильно быстро мы возвратились – так мне показалось. Второй раз я заходил туда с 3-й ротой. Уже стало очень холодно. Из-за этого время тянулось еще дольше, чем в первую ротацию. Помню, как мне хотелось где-то погреться!
– Аэропорт за это время сильно изменился?
– Пыль, камни, раздробленный гипсокартон… Все, как и в первый раз. Разве что дырок в стенах стало больше. И ужасно холодно. Я не мог согреться. Холод не люблю.
– Тогда же и получили ранение?
– Сбегал по лестнице, когда отрикошетило, и осколок попал мне в ногу, в мягкие ткани икры. Ничего страшного. Но оказывать помощь самому себе оказалось очень неприятно. Из тела торчал небольшой, как спичечка, металл. Касаешься его – больно, печет! Хотел обезболить место ранения, набрал в шприц анальгин с димедролом, но даже уколоть себя не смог! – смеется Олег. – Так и не обезболился. Вытащил осколок так. Хорошо, не глубоко вошел. Обработал рану. Мне жалко было новую флиску. Только выдали, и порвалась… Уже гораздо позже выяснил, что в теле остались два крохотных металлических фрагмента. Их решили не удалять.
– Никто другой не мог вам оказать помощь?
– Нас тогда с Мышей разъединили. Он попал на диспетчерскую вышку. Мне позвонили и сказали, что его ранили и вывезли. Это произошло приблизительно в то же время, когда и я получил ранение. Вот это был удар по моему боевому духу.
– Тем не менее, вы не выехали из терминала…
– Все легкораненые оставались. В этом не было ничего такого. Мое ранение тоже было легким. Тем не менее, я на всякий случай сообщил об этом командиру 3-й роты. Мы настояли на освобождение только одного легкораненого – когда осколки в пах попали. Их было много, и мы переживали, чтоб не была задета артерия внутри. У меня подобного риска не было. Так что ничего героического во время моих ротаций в аэропорту не было.
«УДИВИТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ: ПУЛЯ ПОПАЛА БОЙЦУ В ПЛЕЧО, ОТРИКОШЕТИЛА И ЗАЛЕТЕЛА ПОД КАСКУ В ГОЛОВУ!»
– Где вы получали медицинское образование?
– В Николаевском базовом медицинском колледже. Учился по специальности «лечебное дело». В семье у меня врачей нет, сам выбрал эту профессию. После окончания колледжа меня призвали на срочную службу. Это было в 2011 году. Я попал в учебную часть морской пехоты, которую вскоре начали сокращать. Мне нравилось служит, попал в прекрасный коллектив. Начмед Светлана Александровна Искра помогала, учила. Я в коллективе был самый молодой, занимался именно своим развитием, сам чувствовал, что становлюсь хорошим фельдшером. Поэтому после срочной службы подписал контракт.
В 2013 году меня перевели в десантную часть. Добавилась специальная подготовка, парашютное дело, специфика поменялась.
– Пришлось прыгать с парашютом?
– Помню свой первый прыжок. Посмотрел вниз — земля в квадратиках. И подумал – что я здесь делаю? Но прыгнул. Во время полета боялся даже руку перед собой протянуть. Головой не крутил, чтоб осмотреться.
– Но второй раз прыгнул?
– На данный момент у меня 16 прыжков. С Ил-76 даже прыгал.
– Уже пообвыкся?
– Естественно. На новом месте добавилась масса задач, не связанных с медициной. Уже занимались и изучением бронетехникы, стреляли…
– Неужели не думал, что все это может пригодится?
– Я себе отчет отдавал — а вдруг война. И она произошла.
– Помнишь первого раненого на войне?
– Конечно. Это был замкомбата майор Малярчук. Он пострадал во время операции возле Красного Лимана. На него наехал БТР. Нога была размозжена, выглядела, как холодец. Оболочка была сохранена, а вот внутри… Я сам был под впечатлением, когда все это увидел.
– Был момент паники? Может, как перед прыжком подумал: что я здесь делаю?
– Разве что долю секунды. К тому моменту я уже все же был подкован. Как раз перед первыми ранениями наших бойцов мы познакомились с врачом СБУ. Он рассказал о курсах тактической медицины, которые тогда для нас была в новинку. Объяснил некоторые моменты. Я уяснил очень важную вещь: главное, не упустить время. И когда был ранен Малярчук, я вспомнил именно эти слова. Вдвоем с фельдшером нашего медпункта Родионом Цюренко наложили жгут, ввели лекарства. Довезли раненого до определенной точки – нас вызывают: еще один раненый. Ранение в голову. Удивительный случай: пуля попала в плечо бойцу, отрикошетила и залетела под каску в голову!
Я позвонил нашему начмеду, сообщил, куда мы везем раненых, на какую точку и туда за ними прилетели вертолеты. Тогда я впервые увидел полноценную медицинскую эвакуацию, с вертолетами прикрытия, как положено.
Из Красного Лимана майор Зеленский повел нашу роту дальше на границу — к Должанскому и Изварино. Там мы попали в оперативное окружение.
– Там у вас было много раненых…
– С эвакуацией было трудно. Наш водитель Сергей Кузьменко проявлял чудеса находчивости и смелости. Вывозил раненых через вражеские посты. После того, как он довез до больницы двух раненых танкистов и одного бойца нашей бригады, возвращался и его на блокпосту остановили. «Так ты же не в нашей форме», — возмутились сепаратисты. А он уже мимо них два или три раза проскочил. «Привет-привет», махнул рукой и помчал дальше. Сергей пробыл в плену несколько недель. Вернулся и служит в бригаде до сих пор.
«МЕДИКАМЕНТОВ НИКОГДА НЕ БЫВАЕТ МНОГО»
Командиры Зеленский, Чебинеев, Нетребко на новых местах требовали тут же окапываться, укрепляться, чтоб можно было прятаться при артобстрелах. Нас спасало это и еще ручеек, который мы нашли в посадке неподалеку. Жара же была, воду не подвозили. Так что ручеек был очень кстати.
– Вот тогда у вас под руками были только старые жгуты…
– Говорили тогда, что они рвались. Ничего подобного! В нашей бригаде они нормально хранились. И все было качественным. Я и бинты наши считаю самыми лучшими. Они не разлазятся. Кроме раненых, нельзя же забывать, у нас были и обычные больные. Летом и кашляют, и бронхиты нужно было лечить, и аллергические конъюнктивиты у многих начались.
Тогда уже, в начале войны, мы поняли, что медикаментов никогда не бывает много. По сей день полно ящиков, все заполнено, заложено. И все используется, расходуется. Стараемся предусмотреть лекарства на все случаи жизни.
– Сталкивались со случаями, когда не знали, что же делать?
– Даже если мы чего-то не знали, что-то не доучили, оставалась же связь со внешним миром. Звонил преподавателям: «Петр Михайлович, что делать?» — «А что у тебя есть?» Называю. «Делайте так, так и так», — советовал. И получалось. Не раз обращался за помощью к своему начмеду из учебной части.
Там же, у границы, неподалеку от меня взорвался БТР. Меня контузило. Но не обращал на свои симптомы внимания. Нужно было работать.
– О чем думаете, когда слышите — у нас 300?
– Бежишь и не знаешь, что с собой брать, что может пригодится, что тебя там ждет.
– Вы работаете фактически на поле боя…
– Ну, нам все же бойцы оттягивают раненых в чуть более безопасные места. В аэропорту, как правило, мы осматривали человека в каком-то закуточке, за какой-нибудь стеночкой.
– За годы войны изменения в военной медицине происшедшего?
– Мне кажется, сейчас перекос пошел в сторону тактической медицины. Но на самом деле раненый у нас меньше, чем хронических болезней, сосудистых проблем, ситуаций, связанных с соматическими заболеваниями. В армии много взрослых бойцов. У них свои болезни. Этот момент упускается. Кроме того, когда мы находимся практически в серой зоне, к нам обращается и местное население, в силу обстоятельств отрезанное от медицинского обслуживания.
Лекарствами обеспечивают гораздо лучше. Понятно, что не в таком количестве, как хотелось бы. Но мы всегда будем хотеть больше, чем выделяют, просит медикаменты поэффективнее. Транспортом для эвакуации раненых мы обеспечены хорошо. Волонтерская скорая, в которой одновременно можно вывозить сразу четверых пострадавших, мягкая, комфортная. Сейчас дали еще и «Хаммер». Хорошая машина. Осваиваем ее.
– Самый запомнившийся случай ранения есть?
– Федя его звали. Ранило его под Изварино во время артобстрела. У него разорвало брюшную полость. Консультант органы, кишки в прямом смысле собирали в каску. Примотали потом ее к животу. Он еще так просила покурить! А я смотрю на него и понимаю — нечем ему курит. Губы разорваны, осколки и лицо посекли. Но, тем не менее, он покурил. Его довезли до больницы и вроде он жил!
Я уже вспоминал о раненых танкистах 72-й бригады. Один из них, старлей, звали его Василий, получил ранение в голову. При рекогносцировке группа искала проходы, чтобы выйти из окружения. Тогда погиб наш сапер Андрей. Старшего прапорщика Васильевича ранило в легкие, начался пневмоторакс. А у танкиста развалило черепную коробку, мы мозги видели. Вот за него особенно переживали. Знаю, что его удалось спасти.
– Плохо никому от увиденного не стало?
– Так это же не первый случай был. И да, от случая к случаю мы становимся черствее… Самое важное — узнать, что боец жил и идет на поправку. Иногда же состояние раненых такое, что не капаем им препараты, а льем струйно.
Сейчас раненых меньше, но они сложнее, чем в 2014. Раньше были в основном минно-взрывные повреждения во время артобстрелов, бойцы подрывались на минах, взрывных устройствах. Сейчас, в основном, страдают от снайперов.
Недавно нашего бойца ранило в шею. Оказалось, пуля влетела в рот, избил зубы, и вылетела через шею. Все нормально с этим раненым. Но с позиции вытаскивать бойца было сложно. Человек десять его несли — здоровый парень. Он в сознании был, но в шоке от того, что раненый. Для многих это становится психологическим потрясением. Особенно в первые минуты после ранения, когда не оказана помощь, не вполне понятно, насколько тяжелые повреждения.
– Ваша жена тоже медик?
– Да, фельдшер, как и я. Мы вместе учились. Она очень устала волноваться за меня, нервничать. Да и детей наших она фактически растит сама… Поэтому, когда она ругает меня по телефону, я даже не возражаю. Говорит часто: «Я уже забыла, как ты выглядишь». Вот меня в отпуск отправили. Вспомнит…
Виолетта Киртока, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3066076 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ