Второй год подряд 21 ноября Украина празднует отечественный День десантно-штурмовых войск, которые были среди тех, кто первыми остановил врага на востоке страны в 2014 году и продолжает нас защищать.
Владимир Соснин получил высокую награду в центре столицы во время военного парада 24 августа этого года. Что чувствует человек, когда на нее направлены все телекамеры, все глаза, а руку жмет лично президент страны, невозможно даже представить. Волнение, пожалуй, не меньше, чем во время самых ожесточенных боев. Но формат парада не позволяет рассказывать, за какие именно поступки награждают солдата. Уместно это сделать сегодня, в день десантно-штурмовых войск.
35-летний десантник служит уже 15 лет в одном и том же батальоне. У него растут две дочери: 11-летняя Валерия и 4-летняя София. Легко посчитать, что меньшая родилась уже во время войны. Семья живет в общежитии, в небольшой комнате. К сожалению, вместе со Звездой Героя Украины у нас не принято дарить квартиру, заботиться о потребностях наших бойцов. А потом удивляются, почему ребята увольняются из армии…
Кстати, больше всего Звезд Героев Украины за эту войну получили именно десантники. 11 Звезд из 52. Четырем звания были присвоены посмертно.
Трое из Героев Украины уже не служат в армии. Но Владимир обещает, что не освободится.
На 13-м году службы Владимир решил сделать традиционное для десантников татуировка на ребре ладони
Владимир — яркий пример преданности именно десанта. Потому с 2003 года, как только подписал свой первый контракт, служит в 13-м отдельном десантно-штурмовом батальоне, не изменяя ему. И прошел большой путь — две ротации в Ираке, война на востоке нашей страны, ранения… Полгода назад Владимир с подразделением вернулся с авдеевской промки. Свою Звезду Героя он заработал честно. Судите сами.
«НЕ ДОЖИДАЯСЬ ПРИКАЗОВ КОМАНДИРОВ, ОТКРЫЛ ОГОНЬ. И МЫ ПОДОРВАЛИ ВРАЖЕСКУЮ МТЛБ, КОТОРАЯ БЫЛА ЗАГРУЖЕНА БОЕПРИПАСАМИ. ОНИ ГОРЕЛИ И РВАЛИСЬ СУТКИ»
-Хотя на восток Украины мы выехали 8 марта 2014 года, первый настоящий бой у меня состоялся аж 19 июля под Лисичанском, — рассказывает Владимир Соснин. — До того были небольшие зіткненння. В июле мы получили задание взять высоту перед заходом в Лисичанск со стороны химического завода, который изготавливал лако-фарбні изделия. Справа там находится холм, до него идет подъем, первая линия окопов, вторая – а потом перекресток. Эту высоту мы начали штурмовать утром с помощью нашей минометной артиллерии. Она накрывала позиции противника, а мы потихоньку заходили. Я тогда был заместителем командира 2-го взвода 3-й роты. Сейчас уже командир этой роты.
Тогда произошли тяжелые моменты. Потерпел тяжелого ранения Игорь Холов, командир роты. После операции в харьківскьому госпитале, на вторые сутки после ранения он погиб… Пуля зашла ему в бок и вышла через бедро, через ногу. Прекрасный был человек. Очень жаль его… Много рядовых тогда получили ранения.
Мы использовали известную тактику: БТР идет впереди, личный состав за броней. Со стороны врага работали снайперы и гранатометчики. Поэтому у нас было много ранений. Плюс в тылу, за позициями, в них стояли АГСи, они накрывали нас не очень плотно, но там, где проходил БТР с личным составом по ним, падали один-два Они — обломки от них маленькие, но много кого ранили в руки и ноги. Многие из подразделения того дня не потерпел сильных, но значительных ранений.
Но мы все же взяли высоту, закрепились и пошли на зачистку. Там я потерял своего одного солдата. Он шел позади по окопу, мы шли по верху, смотрели вокруг. Окопы были очень глубокие — военнослужащего в каске закрывал полностью, его не было видно снаружи. Выкопал их враг с учетом всех инженерных моментов, тактики. Противник залег в окопе за одним из поворотов. И когда на него вышел наш солдат, он дал очередь ему в грудь. Мы не видели, как это произошло, потому что находились сверху. Но все услышали. Сразу же забросали врагов гранатами, они в блиндаж забились. То мы еще взяли дымовые шашки, выкуривали их оттуда. Троих взяли в плен…
Одеты пленные были во что попало — кто в форме, кто полувоенный… С георгиевскими ленточками, нашитыми на погонах, на клапанах карманов. Встречались первые примитивные шевроны Новороссии. Все это я увидел, пересматривая тела убитых…
На следующий день я получил задание удерживать перекресток. Там стояла рота 1-го батальона. У них было три Бтра. Но они с командующим Михаилом Забродский( тогда он был командиром нашей 95-й бригады) должны были идти на задание — выполнять задачу с другой стороны Лисичанска, там, где пожарная часть… Поэтому мы заменили их на этом посту, имели его держать и наблюдать. Если кто-то будет двигаться, предупредили меня, будь готов блокировать, до огневых контактов, до обстрелов. Под вечер я услышал грохот — идет колонна. Техника не привычная, гусянка. Я докладываю, а тем временем мы все гранатометы зарядили, АГСи навели, пулеметы в готовность привели.
Дистанция до врага было небольшим. Вим должен был выйти прямо на нас. Часть дороги, по которой шла техника, пряталась в зельонці, а потом она выходила на прямую и к перекрестку, где уже были мы. БТР я загнал в кукурузу, еще она зеленая была, спрятал, только башня торчала на обочине. Пулеметчики заняли позиции. Тогда я впервые в жизни понял, что такое управлять боем. Командир же непосредственно участия в огневом столкновении не берет. У него в руках радиостанции, ему нужно правильно отдавать команды. И вот бронированная единица техники вышла на прямую. Это была МТЛБ, обварена фальш-бортами, укрепленная, подготовлена. Позже мы поняли, что она была загружена боеприпасами. В ней было где-то пять человек. Я очень благодарен пулеметчику КПВТ, который сидел на Бтре. Он правильно сработал, попал четко через броню, пробил тріплекса в МТЛБ, хлопнул механика-водителя. Броня остановилась. Пока я докладывал, пока принимали решение где-то там, то я, не ожидающие ответов, открыл огонь. Потому что позади, на фальшбортах, было место, где стоял пулемет НСВ калибра 12,7 миллиметров. С него еще успели обстрелять высоту за мной, но ни в кого не попали. Все остались живы.
Гранатометчики отработали по машине, она загорелась, но один успел выскочить и убежать. Все происходило вечером, уже светало, плохо было видно. Слева кукуруза, справа подсолнух. Те, кто находились на высоте, говорят, кто-то таки убегал. Но мы не стреляли, потому что не видели. Потом подключились наши минометы, артиллерия, потому что четко было слышно, что идет гусянка. К тому времени уже вернулся командующий, подогнали танки — думали, что будет большой прорыв техники. Но видимо мы зупили машину дозора. За ней на нас уже никто не выехал. Видно, остановились.
МТЛБ горела сутки, срывались боеприпасы, все летало вокруг, свистело. Людей держали подальше, чтобы не ранило никого. Когда уже все закончилось, пошли посмотреть. Я собрал оружие. По ней понял, сколько было людей. Тот, кто убегал, бросил «Муху». Он явно хотел обороняться, нам навредить, но не смог. Думаю, он был тяжело ранен, потому что много крови было, бинты валялись. Поэтому он и бросил Они, растянутую, подготовленную к выстрелу «Муху»…
«Я СОБСТВЕННЫМИ ГЛАЗАМИ ВИДЕЛ, КАК В ДОМ ПОПАЛ СНАРЯД, ОТТУДА ВЫБЕЖАЛА ЖЕНЩИНА С КРИКОМ, ЧТО МУЖЧИНА ПОГИБ. И ТУТ ПРЯМО В НЕЕ ПОПАДАЕТ СНАРЯД… КРИК СТОЯЛ…»
—В чем разница, когда сам воюешь и когда управляешь?
-Когда воюешь, знаешь, что у тебя есть оружие, ты отвечаешь за какой-то сектор, и за себя. Если рядом есть собратья, можешь еще их прикрыть, оказать помощь в случае необходимости. А когда у тебя в распоряжении отделение, взвод, то уже тяжелее. Надо контролировать, мониторить все моменты. Думать, кого куда переместить, чтобы не накрыли людей плотным огнем. Понимать, что есть в арсенале у противника, что он может использовать. Это самое трудное — ответственность.
—Вы учились этому?
-Быстро учишься в бою. Это не университет, не занятия, это школа поля. Я учился на собственных ошибках. Не заканчивал ни одного высшего военного заведения. Многому меня научили курсы, миротворческие миссии. Дважды я был в Ираке. Но фундаментом всего стала война, которая началась в 2014 году.
—Когда вы отправились в Степановку?
-Дня три мы пробыли на том перекрестке. Должны не допустить, чтобы противник вышел оттуда, чтобы не мог убежать, поэтому перекрывали все дороги. Если не ошибаюсь, разведка докладывала, что они пошли другой стороной.
На то время у нас с трех Бтров остался один. Второй тянули на зцепці за собой, а третий сгорел под селом Горное возле Шахтерска. Там мы попали в засаду. Пришлось даже вызвать огонь артиллерии на себя.
—Как это все случилось?
-Я ехал на крайней машине. Неожиданно гидравлика в Бтре начала отказывать. Покойный командир роты Коля Силин сказал: «езжай за мной, я буду первым. С нами была санитарная таблєтка, два шишаріки: один из боєкомпоектом, второй с ЗУшкою. И три наши машины отстали от колонны. Все прошли, а они остались. Мы приостановились. И здесь на переезд выскочили сепаратисты и нас атаковали. Но мы отбились. Раненых своих забрали – были ребята тяжелораненые, и отошли. Дождались подкрепления. Тогда и я первый раз получил ранение в ногу — пострадала внутренняя часть бедра. Но я отказался от эвакуации, пострадали только мягкие ткани, ранение было не проникающим. Наложил повязку сам, и дальше. На то время в подразделении не осталось ни одного офицера, то я не мог поехать. В том бою замкомроти потерпел пораненя председателя, его каску розчахнуло. РПГ прилетело, а он сидел старшим на Бтре. Граната ударила в башню, разорвала. Осколок попал в каску замкомроти. Именно тогда наш БТР и сгорел, как и шишарік с боеприпасами. Что могли, задели техникой и отогнали. Ребят вытащили. Все могло закончиться гораздо печальнее. Люди у оккупантов начали скапливаться, еще две БМДшки с пехотой были на подходе. Поэтому мы и вызвали артиллерию по своим координатам, на железнодорожный переезд. Нам же хотели отрезать дорогу. Ребята 120-ми минометами поработали, успокоили их, и мы отошли. Переночевали на позициях 25-й бригады.
Когда мы зашли в Степановку, я позавидовал 30-ке, которая там уже находилась. У них были БМП, танки, крупнокалиберная оружие. А у нас несколько Бтров. Само село находится в яме, а кругом высоты, с которых наш враг все видел. ЗУшка работала сверху по нам, поэтому и сожгла кучу техники. Мне удалось оттуда свой поломанный БТР забрать — мы как раз его підшаманили, гидравлику сделали. Хоть на почему-то людей теперь можно было вывезти.
Степановка — это даже не село, а городок. Оно мне очень понравилось. Я там увидел новый красивый садик, школу. Все новое. Дома не бедные. Но что потом из этого всего сделали. Уничтожили полностью…
—Местные жители еще оставались в Степанцівці?
-Я встречал только пенсионеров и малых детей. Взрослых пару мужчин было, но они сидели по домам, занимались своими делами по хозяйству, скот глядели. Все, кто остался, прятались в подвалы. Они там такие крепкие — из камня, каменные. Блиндажи шикарные. Они давали нам возможность скрываться, потому что по нам регулярно работала крупнокалиберная артиллерия, а потом начали работать «Грады». 2 августа, в день ВДВ, который мы ранее отмечали, нас красиво поздравили: сипанули «Градами» по нас.
За первую же ночь нашего пребывания там артиллерия полностью сожгла одну улицу. С улицы, где мы решили жить, пришлось отойти в овраг, потому что очень плотно крыли. Хата за хатой горели. Наша минометная батарея тогда несколько комплексов потеряла, потому что по ним четко попали. Я на собственные глаза видел, как в дом попал снаряд, оттуда выбежала женщина с криком, что мужчина погиб. И тут прямо в нее попадает снаряд… Крик стоял…
Свою технику, которую мы могли, отогнали. Это несколько газонов, хамеры, тыловая бортовая техника, уралы. Кто был смелее с водителей, прыгал по кремо – и отгонял.
А потом нам начали подвозить раненых. Я даже не знаю, из каких подразделений были те ребята, не спрашивали. Но их вывозили явно из боя. В то же время как раз Саур-Могилу пытались взять, там тоже много кто пострадал… Одного парнишку привезли полностью в крови. Он говорил, что у него горела техника. Это объясняло, почему его форма поприлипала к коже… Были и парни после тяжелой контузии. Ты его за руку водишь, потому что он не может прийти в себя… Но все, кому мы помогали, были транспортабельны. Мы оказывали им медицинскую помощь и передавали конвоя 2-го батальона, который забирал их дальше. Откуда взялась цифра 27, я не знаю. Возможно, кто-то вел учет, кому мы помогли. Я лично раненых не считал. Делал, что мог.
-Вы имеете навыки предоставления первой медицинской помощи?
-Мы же все проходили занятия по медицине. Помыть рану, наложить жгут – это не сложно. Главное в такой ситуации не растеряться. Жена всегда мне говорила: ты резко и адекватно принимаешь решения. Видимо это потому, что ситуации были в жизни разные… И на дороге приходилось останавливаться и помогать людям, которые попали в аварию. Как-то ехали ночью по трассе и увидели, как сбили человека. Я остановился, побежал оказывать помощь. Обычно в такой ситуации у всех возникает паника: «Ой, что делать». Я оценил ситуацию, посмотрел, что с пострадавшим, осмотрел его. Принес аптечку. Люди кругом стоят, а даже скорую не вызвали. Элементарную вещь забыли сделать.
Так и на войне. Нельзя терять голову. Там перевязывали всем, что было под руками: чистая футболка, рукав, оторванный от формы. Раненых надо было напоить и накормить. У нас самих иногда воды не хватало. Конвои не всегда успевали все подвезти, потому что попадали в основах. День-два мы могли сидеть без воды. В местных колодцах ее не брали – где гарантия, что никто ее не отравил перед уходом? Робко тогда ко всему относились, перестраховывались. Воду старались экономить. Но раненым воду давали в первую очередь. Еще нас спасала консервация из подвалов. Брали фруктовые компоты в тех домах, где было видно, что семья уехала.
Степановка находится метрах в 600-800 от границы с Россией. Вышки уже было видно. Оценивая ситуацию, ища пути для вывода 79-й бригады с Саур-Могилы, в один из дней нашли хуторок на 4-5 домов. Там явно выходить было нельзя: минные поля плюс русская артиллерия разбила и сожгла много техники, которая так и стояла брошенной. Какие подразделения уже пытались там пройти… Мы там были буквально минут 10-15, как со стороны границы начался артиллерийский обстрел. Выхода не было, откатились обратно в Степановку. Еще, помню, тогда спасаврятував газон минометной батареи. Разумеется, людей в первую очередь надо было спасать, но техника тоже важна. Ее на пальцах можно было пересчитать. А здесь остается газон с мінометом на нем. Обломок бак пробил, горючее вытекло. И что теперь? Взрывать? Нет! На БТР пригнули, тросом зацепили и вытащили все же. Забрали его. Ребята потом поменяли бак или запаяли и ездили дальше.
Я так долго рассказываю, а все же было в один день… Много событий тогда происходило.
«БЛИЖАЙШАЯ ПОЗИЦИЯ К ВРАГУ У МЕНЯ НА ПРОМЦІ БЫЛА НА РАССТОЯНИИ 98 МЕТРОВ — Я ДАЛЬНОМЕРОМ ЗАМЕРЯЛ»
Дальше мы стояли в долине, настраивали переправу, чтобы выходили военные и техника. Там скопились и пограничники, и бойцы 79-й бригады, несколько механизированных бригад. Все время из-за границы прилетали беспилотники. Инженерное подразделение сделал переправу. Вечером по ней вышло большое скопление людей и техники. В ответ целую ночь по нам работали 152-е, 120-е минометы и «Грады» – чтобы больше никто не мог переходить. На утро в воздухе было полно дыма и пороха. Хорошо, из наших подразделений все целые остались. Я сидел на высоте, был глазами батальона, чтобы враг не подошел к тех путей, по которым выходили наши. Я видел, как подъезжали пикапы и бусы с минометами, сразу докладывал командиру батальона и давал координаты артиллерии. Так и работали. Пробыли там двое суток. Часть войск вышла через нас. Часть – через переправу, которую настраивал 1-й БТГР. Я видел, что оставалось много техники, поэтому вечером пошел собрал брошенные военные билеты, удостоверение офицеров. Люди шли и бросали все, даже документы. Убитых много было. Кого понаходили — снесли в одну машину. Это все было очень грустно…
—А уже зимой вы оказались на шахте Бутовка, штурмовали Спартак под Донецким аэропортом…
-Да. Год назад я вернулся в те края перед тем, как наш батальон зашел на промку. С Бутовки фактически ничего не осталось. Ствол, труба почти полностью разбиты. Не завидую ребятам, которые там держат оборону. Им просто не за чем прятаться.
Этой зимой я с 1-ой ротой воевал на промзоне. За три месяца там у нас было девять раненых. Не тяжелые, слава Богу, но ни одного погибшего. Старались быстро научить молодых, неосведомленных, чтобы уберечь их. Укрепляли сооружение, хитрили. На войне все способы хороши, если ты владеешь ситуацией. Главное – сохранить личный состав.
—В Ираке совсем другая война была…
-Война в Ираке подлая. Там брали хитростью. Ставили фугасы, мины, ловушки. Там враг очень изобретателен. Он все делал, чтобы вывести из строя технику, морально и психологически воздействовать на нас.
Мы охраняли блокпосты и мосты стратегического направления, где передвигались конвои, патрули, занимались разминированием, помогали в этом американцам. Также было у нас патрулирование. Выезжали на маршруты, где должны были проходить конвои, проверяли их, контролировали. Именно там я впервые попал под обстрел. Это было в 2005 году. Я понял, что минометный обстрел — это неприятно. Первый раз тогда почувствовал страх. Если сравнивать с 2014 годом, то в Ираке было очень легонько. Но тогда я первый раз понял, что оно такое. По нам отстреляли примитивными минами, по-моему 60-ки еще старые были у местных. Их использовали, чтобы напугать, а не убить. Вручную из трубы викунули примерно восемь мин. Но оно выводит из равновесия.
В начале войны в 2014 году не было понятно, что и как происходит и насколько затянется. Уже позже я понял, что это война артилерій, информационная война, которая неизвестно как повлияет. Ты сегодня говоришь с человеком об одном, а завтра она посмотрела российское телевидение — и все, это уже другой человек. Так было в Степановке. Мы смотрели телеканалы соседней страны. Я в какой-то момент я сам начал думать: может я действительно такой плохой? Морально давит очень активно. Были солдаты, которые после российских новостей спрашивали меня: «Командир, а мы правильно делаем? Может нам что-то не договаривают, может мы действительно против своего народа воюем?» Так, — решил я. — Давайте виключемо этот телевизор, никто не будет его смотреть… Мне сначала казалось, что это ерунда. Но когда я сел перед телевизором и посмотрел его, на себе испытал: влияет. Достаточно полчаса, чтобы ты стал заряженным.
Сейчас у нас окопная война. Нужно обороняться, мы не наступаем. И в таком случае надо также знать, как действовать, на что обращать внимание, где обмануть врага, как не открывать свои огневые точки. У меня на промці ДШК ездил с одной позиции на другую. Как только начинал работать крупнокалиберный пулемет с нашей стороны, враг сразу отвечал артиллерией или крупнокаліберною оружием. Поэтому сами ребята, которые пришли не так давно, еще необстрелянные, без опыта, просили: не надо стрелять, по нам же сразу начнут стрелять. Но было такое, что по нам регулярно работали из пулемета калибра 14,5. Надоел нам страшно. Разбирал стрелок позицию «Скелет», а ребятам же на позиции выходить, перебегать нужно было по открытой местности. Как нервы сдали – пару очередей дали с ДШК. Тишина воцарилась.
Конечно, и мы, и враг уже изучили, где кто находится. Беспилотники время от времени летают, изучают позиции. Мы пытались копать траншеи ближе к их позиции, перемещались вперед. У меня ближайшая позиция к врагу была на расстоянии 98 метров — я дальномером замерял. Напротив позиций моей роты были три позиции террористов. Одна на расстоянии 98 метров, вторая — 116, третья примерно столько же. Видно было, как люди там ходили, можно было рассмотреть лицо врага.
«В МОЕЙ СЕМЬЕ ВСЕ МУЖЧИНЫ ПРОШЛИ АРМИЮ, НИКТО НЕ УБЕГАЛ. ТРОЕ ДЕДУШЕК ПОГИБЛО НА ФРОНТЕ — ВОЕВАЛИ, ЗАДНЮЮ НЕ ДАВАЛИ. ВОТ И Я ПОДУМАЛ: НЕ БУДЕТ СОЛИДНО, ЕСЛИ Я НЕ ПОЙДУ В АРМИЮ, НАДО МАРКУ ДЕРЖАТЬ»
-Ни разу не пожалели, что пошли в армию?
-Я служу с 2000 года. После окончания житомирского шестого училища, где получил специальность автослесаря, был призван в армию. Служил полтора года водителем в батальоне обеспечения при военном институте.
В моей семье все мужчины прошли армию, никто не убегал. Три дедушки погибли на фронте, воевали, заднюю не давали. Вот и я подумал: не будет солидно, если я не пойду в армию, надо марку держать, поэтому и отслужил срочную. Вернулся – немножко проработал в автобусном парке. Но времена такие были… Зарплата маленькая, лучше не становилось. Вот я и подумал – почему бы не подписать контракт. Как раз в 2003 году 13-й батальон начал набирать контрактников. Он должен быть миротворческим. Мне предложили пойти именно туда. Почему нет? Начал службу и как раз объявили набор на ротацию в Ирак.
Мои родители были против того, чтобы я служил. Тогда же все время рассказывали, что в армии все плохо. Но что сделаешь. Я уже віришив. Вот с того времени я и служу в 13-м отдельном десантно-штурмовом батальоне.
—Не думали никогда, что придется воевать за Украину?
-Предвидел это. Люблю историю, много читал. И всегда анализировал события в Нагорном Карабахе, Грузии, Чечне. Вспомните, как возник вопрос по Тузле. Ее удалось отвоевать. Но это был звоночек. Это все примеры того, что соседнему государству хочется сунуть нос в дела других народов, положить свою руку на их земли.
—Одним из первых с высшей украинской наградой вас поздравил Александр Порхун, командир вашего батальона в 2016 году, также Герой Украины…
-Когда Порхун был у меня командиром взвода, а Игорь Герасименко, еще один Герой Украины, — командиром роты. Позже его назначили командиром 5-го БТГРу, — улыбается Владимир.
—У вас двое детей…
-Меньшей дочери уже четыре года, старшей 25 декабря исполнится 11.
—То есть вы воевали в 2014 году, а жена была беременна…
-8 марта она отправляла меня на восток страны, и мы знали, что ждем второго ребенка. Было несколько моментов, когда я думал, что никогда ее не увижу. Один из них — во время выхода наших войск из окружения через переправу. Несколько суток были такими жесткими, что солдаты бросали оружие и хотели уйти. Приходилось морально настраивать людей: куда ты пойдешь? Мы возле границы… Говорил с ребятами, успокаивал, а сам как-то звонил жене и прощался с ней… «Солнышко, люблю тебя и наших детей, но все может быть», — говорил ей такое. Считал, что надо заранее ее подготовить, настроить, хоть как-то успокоить. Случиться могло что угодно. У меня в окопе сидели два солдата, которых при обстреле артиллерии и «Градов» я накрывал собой…
—Успел на рождение дочки?
-Это был праздник для меня! Как-то так совпало… Мы вернулись с очередного выезда, жена звонит: вот-вот буду рожать. Подошел к Порхуна: «У меня остался отпуск, может отпустите хоть на десять дней?» «Хорошо, — говорит. — Пока никуда не планируем уезжать, езжай домой». За три дня до моего возвращение назад жене сделали кесарево сечение, я был в операционной. Забрал своих девчонок домой, собрался и поехал воевать дальше.
Вот как так происходит? Два ребенка одних родителей, а совсем разные. Старшая Валерия такая панночка, а младшая, София, — пацанка, шебутна, хлопчурник какой-то, — улыбается десантник.
—Они и жена не просят, чтобы вы бросали службу, были рядом с ними все время?
-Жена все понимает. Она же служит в батальоне с 2005 года. Мы здесь и познакомились. Я был водителем, а она санинструктором, пришла после бердичевского медицинского колледжа. С детьми мы проводим все свободное время. Очень люблю свою семью.
—Когда поняли, что армия — это ваше?
-Видимо, уже после первого контракта, когда второй подписал. За первые три года я успел дважды съездить в Ирак. В первой ротации был делопроизводителем, потому что осведомлен в документации. За вторым разом уже не хотел заниматься бумажными делами, то пошел в боевую роту, для чего окончил трехмесячные курсы в Болграде, стал снайпером. Я не жалею, что пошел в армию, и планирую продолжать службу. Мы должны победить. А без десантников это невозможно. Я так считаю.
P. S. Мы поздравляем десантников с праздником. Благодарим за службу!
Виолетта Киртока, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3097892 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ