Командир 1 батальона 93 бригады Богдан Дмитрук родился в Никополе . По образованию – военный, учился в Харьковском военном университете. В 2011 году в звании майора ушел из армии, по его же словам, из-за того, что она начала разваливаться. До 2014 года занимался частным бизнесом.
МЫ СТОЯЛИ В КУРАХОВО – НЕДАЛЕКО ИГРАЕТ МУЗЫКА ПО КАБАКАМ, ВЕСЕЛЬЕ, ШАШЛЫКИ, ДЕВКИ, А НА ЮГО-ВОСТОКЕ ХЕРАЧИТ АРТИЛЛЕРИЯ — ТАМ ИДЕТ БОЙ ЗА ИЛОВАЙСК
«У меня были свой шиномонтаж, СТО, вполне нормально зарабатывал. Но по себе ощутил, как при Яныке (Януковиче) экономическое состояние ухудшалось, и понимал, что многое надо менять, ведь мы стремительно катились в задницу. Когда приезжал налоговый инспектор и предъявлял, что ваш штраф вот столько-то, я возмущался, что мы же ничего не нарушали. На что мне отвечали: «Начнем искать — будет больше!» Правда, сейчас ничего особо не поменялось.
В противостояниях на Майдане я не участвовал, но поддерживал митингующих, понимая, что надо менять власть. А когда началась аннексия Крыма, я пришел в военкомат, тогда там собралось немало офицеров, и сказал, что военный, звание майор. Из армии я уходил на должности начальника службы радиационной химической биологической защиты. Но ответ нам дали такой: «Валите отсюда нафиг». Суть в том, что по большому счету военкомат не работал: свет за неуплату отключен, отопление тоже. Сидело две тетки, где военком — непонятно. Приказов на какой-то призыв людей в них не было. В общем, мы оказались не нужны. Потом где-то в апреле меня вызвавшим с повесткой. Знали, что я предприниматель, и, видимо, хотели сбить денег, думая, что я захочу закосить от армии, а я собрался служит. И тогда меня снова отправили домой, со словами «мы вам позвоним».
В итоге ждал я почти до середины лета – и понял, что никому ничего не надо. Нашел батальон «Донбасс». Связался с ними. Спросили, по какому оружию я специалист. Говорю, что БТР, огнеметы, КПВТ (Крупнокалиберный пулемет). Ответили: «Приезжайте». И я отправился на восток, передал все свои дела сейчас уже покойному компаньона по бизнесу Витое. Родным ничего не сказал.
Поскольку я ехал в бат специального назначения, по дороге еще думал, что я-то не большой спецназер, но решил, что подучат. Приехал в Курахово, а там детский сад, а не батальон. То есть куча молодежи, все идейные, но в военном деле никто ничего не понимает. Прибыл к ним я 17 августа, как раз шли бои под Иловайском. И мне сказали, вот ты специалист по БТРам — принимай бронегруппу. Вижу, стоит два БТРа — 60ки, — потом мы в одном из них двигатель меняли, — три БРДМа — и все без пулеметов. Еще, вроде как после капитального ремонта, пригнали БТР-80, позже оказалось, что над ним тоже надо «шаманит». В общем, «подкупили» меня техникой. Но вообще, обстановка была тогда удивительная: мы стояли в Курахово, в пионер-лагере «Березка», там рядом водохранилище, через него играет музыка по кабакам, веселье, шашлыки, девки, а на юго-востоке херачит артиллерия — там идет бой за Иловайск. На север от нас Горняк – ы там бои.
В какой-то момент Семену Семенченко пришло в голову «гениальное» решение, что давайте отправим молодое пополнение митинговать в Киев. И мой уже собранный экипаж решил, что поедет в столицу. Тогда я сказал, кто поедет в Киев, тот вылетит из экипажа. Но они таки уехали. И я собрал новый личный состав. 24 августа мы несколько раз пытались проехать в район Иловайска, но пробиться туда было уже достаточно сложно.
После «зеленого коридора» мы начали подбирать людей, которые выходили из окружения. Вспоминали, как звали погибших, чтоб задним числом их оформят. Но многих так и не оформили, ведь в основном были известны только позывные. Кстати, свой позывной Майор я получил из-за звания. Тогда же начштаба «Донбасса» Филин, который каким-то образом выскользнул из-под Иловайска, устроил показательное «выступление». Рассказывал, что застрелится, если кто-то докажет, что Филин струсил. Ясно, что не застрелился, но мне, как офицеру, неприятно было наблюдать эту клоунаду.
В общем, просидели мы в этом Курахово до сентября, и 1 числа нас вывели. Удивительно, но наш БТР даже сам доехал до Днепра. Приехали в академию МВД, а там никто не знает, что с нами делать, и нас перебросили в лагерь имени Терешковой (Днепропетровская область). Там у пехоты началась «война» с тушенкой. Воцарилось безделье. Пару раз приезжал снайперский инструктор из «десны-на карте», позывной Горыныч, и пытался проводит занятия. А нашей бронегруппе было крайне тоскливо. Мы просидели неделю, и в итоге наше командование договорилось с 93 бригадой, что нас перебросят на полигон в Черкасское. Когда мы приехали туда, увидели, что народ просто прет воевать, добровольцев – хоть военкомат открывай.
Мы начали готовит бронегруппу, собрав ее где-то на 4 экипажа. Я так и остался командиром. Подготовка была хорошей: день стрельба, день вождение, плюс командывание БТРом, пользование радиостанцией. 93 бригада подкармливала нас целую неделю, давала топливо, боеприпасы. Потом появился Семен и сказал мне, что Майор, готовь 10 экипажей – получаем 4 бронетранспортера. В общем, это снова был треп, который ни во что не вылился. Позже Семен пошел в политику и забросил бат вообще.
Затем в бронегруппу мы набрали еще людей. Возвратились в лагерь. То есть бойцы, которые рвались воевать, сидели и ждали, когда же они наконец поедут на фронт. В итоге 93 бригада предложила нашей группе перевестись к ним. Я встретить с генералом Хомчаком – и мне пообещали «зеленый свет». Часть людей свалила с ПС воевать в Пески. А нас, порядка 150 человек вместе с пехотой, перешло в 93 бригаду.
Сначала мы должны были уходит воевать с первым батом. Но не успели сформироваться — и они ушли на Бутовку, Оптыное, Водяное. А мы в составе 6 механизированной роты пошли со вторым. В роте полностью поменялся состав, то есть ее заполнили нами. Нам дали технику — 10 БМП «из-под забора», то есть абсолютно конченых. Для того, чтоб их возит в парк, я пригнал свой джип. В итоге, за два месяца мы из «гробов» сделали боевые машины. Из 10 в 8 вытащили двигатели и перебрали их. Запчастей не было, но хорошо, что вокруг было кладбище БМП, рылись в тех машинах – искали то, чего не хватало. Был такой товарищ подполковник Кургант, сейчас он уже полковник, служит в ГБТУ (Главное автобронетанковое управление МО, — ред.), который нам сильно помог. Вон БМП знает наизусть – и очень помог нам с починкой бронетехникы. А мобилизованным было пофиг: они пригнали в рембат машину, бросили и ушли бухать, типа раз рембат — делайте сами. Помню, Кургант говорил, что, блин, добровольцы здесь дерутся за место в ПТОРе (Пункт технобслуживания и ремонта, — ред.), очереди стоят, а этим пофиг. И правда, когда один наш боец задержал на неделю машину – его чуть с говном не смешали, мол, освобождай место, нам тоже делать надо. И хоть тогда была холодина, но все равно – одевались и крутили. Возвращались поздно ночью. А оператор-наводчик моего БМП, Сухарь, так тот там еще и ночевать оставался, ковыряя прицел, систему управления.
Пехота у нас тренировалась постоянно: уходила на 2-3 суток в лес — одна группа ходит, а вторая ее вычисляет. Работали с бронетехникой – в общем, приготовились хорошо. Своими силами. Но средств связи не хватало катастрофически. Еще была проблема с формой: выходила строиться рта – а выглядела, как войско батьки Махно. Кто в чем. Например, боец Семен Николаевич выходил в красном лыжном костюме и шапке «петушок». Первую нормальную форму мы получили вот канадцев в конце 14 года – это была гуманитарная помощь. Тогда наконец люди стали похожи на армию.
13 января 15 года мы вышли в Донецкую область. К тому моменту я уже был командиром роты. А предыдущий командир роты дезертировал в Крым. Заехали в Очеретино, в фешенебельный «отель» — заброшенное общежитие, без окон, дверей. На стенах — иней толщиной с палец. Начали топить, а оно все течет вместе со штукатуркой. Я лег спать в то комнате, где не топится, чтоб не залило спальник. И тут меня разбудил наш замполит, старлей Женя, позывной Жнец, и сказал, что меня вызывают в штаб. Я приехал — и получил задачу от нашего комбрига, Микаца, – рейдовое действие в сторону Горловки.
Приехала разведка, дала карту – генштабовский лист весь обх#яченный скотчем. Вторых не было. В общем, что-то там планируем — и снова вызов в штаб, и новая команда — завтра на донецкий аэропорт, а сегодня надо провести разведку боем. Это было 16 января. С нами были инструкторы, грузины. Они и пошли на разведку. Съездил на «маталыге» (МТЛБ) вместе с танками до вышки управления полетами, возвратились, но никаких результатов разведки не привезли.
Ночью мы выдвинулись на Тоненькое, дорогу по которой ехали, сепары пытались обстрелять – и только мы по ней прошли – как они выпустили пакет «града». Утром за деревней встретились с танковой ротой. Но пока ехали, три боевые машины вышли из строя. К нам приехал Микац и Кремень – это какой-то командир из десантников, и сказали, что пацанов в ДАПе кончают, надо выручать.
ДАП. НАС НАЧАЛ ЗАДРАЧИВАТЬ АГС. И ТУТ Я РЕШИЛ, ЧТО Я ЖЕ С ПУЛЕМЕТОМ, СЕЙЧАС ЕГО УРАБОТАЮ. ВЫЛЕЗ, ПРИЦЕЛИЛСЯ. ВЫСТРЕЛ – ПУЛЕМЕТ ЗАКЛИНИЛО
Провели артподготовку, потом долго телились – потеряли много времени. Но в итоге поделились на две группы. В моей было 4 БМП, и она должна была атаковать в лоб монастырь, который находился на территории аэропорта, а вторая группа объехать его с фланга. В общем, мы ломанулись к обеду. Моя БМП шла первая. Но тут куда-то делись танчики. Они дошли с нами до вышки управления полетом и красно-белого у#бана, пожарной части, она была слева от вышки. Между этими объектами мы и пошли вперед. Продвинулись где-то на километр, уперлись в ров, завязали бой. Когда погасили огневые точки, я начал «очковать», потому что вторая группа должна прийти с фланга, а ее нет. А танки так и остались сзади, вероятно, это была «новая украинская тактика» – когда легкая бронетехника п#здует вперед, а танки стоят и курят в стороне. Радиостанций у нас было аж две на две группы. И пока моя была еще заряжена, я пытался выйти на связь со второй группой. Уже вечерело. Мы переправились через ров — зашли на средину территории монастыря. И первые вести вот то группы получили, когда некоторые наши бойцы оттуда добрались до нас. Они притащили с собой Дыма Фурдика, Фикса, которого по ходу этой «пьесы» мы потеряли. Я закрыл ему глаза. Оставил себя эго пулемет.
Мы продолжавшего работать по сепарам, погасили ых ЗУшку. Позже выяснилось, что вторую группу грузины начали десантировать возле вышки управления полетами, на тот момент там каждый сантиметр был пристрелян — ых накрыли плотным минометным огнем. За бой получилось 24 раненых, двое убитых. Один из них грузин — доброволец-инструктор. А в моей группе, которая атаковала в лоб, было трое раненых.
В общем, нам удалось борзо проскочит, но сепары очухались и начали отрабатывать по БМП, которая шла последней. Повезло, что мы уже проехали возле посадки с ними — и они начали стрелять в задницу. В машино прожгло броню – РПГ попало в бревно самовытаскивания. И одному нашему пехотинцу Александру, позывной Богун, раскаленным металлом брызнуло в лицо. Он еще хорохорился, что сейчас утрусь снегом — и все будет ок. Тогда же ранило и еще одного бойца, Прораба, – ему осколок от мины попал в бедро. На моем командирском БМП где-то на 150-200 снаряде заклинило пушку, а потом и пулемет. Мы погрузили в эту машину Богуна и Прораба и отправили их в тыл, к медикам. Но еще одна машина тоже почти вышла из строя: она ударилось о взлетку, а это 80 см высотой, башня подпрыгнула и не попала обратно. В итоге пулемет на ней мог стрелять только поворачиваясь корпусом. То есть у нас работало всего две БМП. Я связался с Микацем, он дал добро работать по 3-4 этажу, и они начали их зачищать. А пехота рассредоточилась по насыпи. Так было до ночи, я сообщил комбригу, что мы во дворе монастыря, и он обещал, что подойдет подкрепление — 40 человек из «Днепра-1». К тому моменту связь держали уже по мобилкам. Не дождавшись подкрепления, мы начали отходить, а патронов почти не осталось, 1-2 магазина.
Кроме того что ночь, еще был туман, и сепары бросали осветительные мины. Наш корректировщик, позывной Клещ, притащил с собой «Шмель». А на крыше монастыря, от которых остались одни стропила, сидел сепареныш и пускал над нами осветительные ракеты. Ему было где-то метров 150. Клещ сказал, что сейчас я его сниму – и ему это удалось. Он положил «шмеля» точно над тем сепаром – осветительные мины прекратились.
Но нас начал задрачивать АГС. И тут я решил, что я же с пулеметом, сейчас его уработаю. Вылез-прицелился. Выстрел – пулемет заклинило. Пока я перезаряжался и по новой прицелился, сзади взорвалось две гранаты. Я получил ранение в живот, в ногу и ягодицу. Скатился с пулеметом и херню сморознул, что, наверное, работает снайпер. Я отказался от обезболивающего — и начал терять сознание. По рассказам пацанов, они затащили меня в БМП. Но пока грузили, по машино сверху прошла еще одна очередь из АГС — ы мне в плечо попало несколько осколков.
Потом, опять-таки из рассказов парней, мы начали выходить. Часть пехоты пошла за БМП пешком, меня повезли в машино. Из-за кровопотери, я был немного неадекватный: слышу, что эдем-эдем — бац остановились. Помню, взял саперную лопатку — и давай п#здить оператора-наводчика, мол, отчего стоим? Парни потом говорили, что не могли понять, что происходит: кряхтит что-то совсем невнятное. Что он, блин, хочет? Но мне тогда казалось, что я отдаю команды. Доехали до вышки управления полетами, открывается дверь – и заглядывают Лейтеха со Жнецом. Я рассказываю Жнецу, что он принимали роту, переформировывает ее на Опытном, но оказалось, что они ничего не могли понятий. Потом я потерял сознание и очнулся, когда меня вырезали из формы возле Опытного. Помню, тогда было очень обидно и за новую форму, и за новенькие ботиночки.
Второй раз я очнулся уже в Димитрово, затем в Днепре, после операции. В итоге меня 4 месяца катали по больницам. Последняя – киевский госпиталь. Официально у меня 3 группа инвалидности. Зашивали кишечник, в ноге вырвало вену – делали операцию. Сначала говорили, что ходить не буду. Но все заросло — и я потихоньку пошел. В 15 году на Пасху приехал домой, побыл день и отправился в бригаду разбираться, почему мне не платят зарплату. Оказалось, что пока ты не привезешь из госпиталя подтверждение, что ты там, зарплаты тебе не видать.
Пока еще лежал в днепровском госпитале, перед тем как перевестись в Киев, мои бойцы подбили меня на то, чтоб смотаться на позиции в аэропорт – и вместо поездки в Киев я сутки просидел на позициях, зато всех проведал. А потом из Красноармейска уехал в столицу.
Вначале лета я передвигался с костылем или палкой. А когда приехал в родную бригаду, мне предложили должности либо начальника штаба бата, либо командира батальона. Я сказал, что какой я нахер командир, ведь хромой, так что пока не заживет нога — давайте в штаб. Но НШ я пробыл недолго — 2 недели. Командир первого бата, майор Мерзликин, подорвался на противотанковой мине во время рекогносцировки. Как раз тогда я был в Опытном, а в первом батальоне творился полный п#здець. Не было даже списка личного состава тех, кто на передовой. Строевая часть находилась в Черкасском, а бригада воевала под Донецком. Я ездил по позициям и переписывал людей пофамильно. Вот так я стал командиром первого батальона.
УКРАИНА ДОЛЖНА ПРИНЯТЬ КАКОЕ-ТО РЕШЕНИЕ – В КАКУЮ СТОРОНУ МЫ ДВИГАЕМСЯ. ВСЕ КРИЧАТ РЕФОРМЫ: НУ ТАК ДАВАЙТЕ ДЕЛАТЬ РЕФОРМЫ, КОМАНДИРЫ ЛИНЕЙНЫХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ ГОТОВЫ ИХ ПРОВОДИТ
Дальше была Красногоровка, а потом, в августе 15 года наш батальон перебросили. Мы принимали позиции 28 бригады – и потихоньку продвинулись до Старомихайловки. В результате мы били сепаров так, что наш батальон никто не мог угомонит. У нас в посадке стояла пушка «Восход» ,и она постоянно отрабатывала. А еще был трофейный танк, 72ка. Эго сепары не успели разобрать, кто-то из предыдущих отдал в рембат. Там его использовали, как тягач, а мы его оттуда стырили, отремонтировали и использовали. В интернете есть видео о том, как под Старомихайловкой ВСУ уничтожают «ДНР». Так что зыкрыли мы эту дырку, простоял там до марта 16 года. Потом нас вывели, переформировали. У комбрига были медали ко дню 8 марта, ых заодно приурочили к выходу бригады вручили женщинам, а остальным – грамоты.
Ну а потом пошло увольнение мобилизованных, нас переименовали в первый бат — ы пополнившим новыми людьми, половина из которых была не способна воевать. Но надо было сделать контрактное подразделение, для того, чтоб оно поехало заниматься с американцами – и мы подготовили новоприбывших на отлично. Съездили с ними на Ширлан, оттуда на Яворов. А когда добрались до американцев – они поставили нам отметку «лучший бат, который в этом участвовал». Тогда приезжал Муженко, вручил нам 109 ночников. А американцы сделали нам красивую протекцию – и мы поехали в село Крымское. Приезжаем, а там стоит 24 бригада. Ни одной гильзы вокруг — на позициях пасутся куры, гуси. Сепары через блокпосты в магазин ходят. На одной из передовых позиций — волейбольная площадка. В общем, начали мы и там немного выдвигаться вперед. Успели за зиму закопаться – и после этого пошло «беспощадное уничтожение луганского народа», как говорится в новостях ЛНВ. Командир нашего разведвзвода, со своим парнями ходили на 2 километра в тыл врага – и работали наши там так, что сепары долгое время думали, что это они между собой выясняют отношения. Позже разведка уничтожила ым УРАЛ и потрепала пехоту.
А потом, в июне 17 года, был Желобок. Атаковал второй батальон. Хотя зимой там бывали снова таки наши разведчики и по их данным, работать в том районе можно было без шума и пыли. Наш батальон работал по огневому прикрытию. За один день моя минометная батарея выбросила 700 мин. Пехота заптурила (стреляли из ПТУРов) один х БМП. В общем, мы сумели хорошенько «порадовать» врага. Сейчас нас занесло под Волноваху.
Если подытожить 4 года своих скитаний по востоку — ожидалось, что армия переродится. Нам периодически рассказывают про стандарты НАТО, но видимых перемен пока что никаких. Да, сделали новый паек, хороший, но его не хватает: за эту новинку для разведвзвода у меня постоянно идет грызня с зампотылом, а ведь наша разведка не охраняет КСП бата, а по несколько суток находится в серой зоне. Запчастей на БМП, как не было в 14 году, так их и нет по сей день. Короче, проблемы то же самые, что и раньше, но за 4 года люди устали, я и сам думаю, что рано или поздно меня прит#здуют на этой войне.
Украина должна принять какое-то решение – в какую сторону мы двигаемся. Все кричат реформы: ну так давайте делать реформы, командиры линейных подразделений готовы их проводит. Но реформы надо начинать не с замены цвета карандаша, а с гораздо более глобальных вещей.
А из явных изменений — то повылазили уроды, которые в 14-15 году прятались. Им захотелось атошных, больших зарплат. Многие едут сюда, чтоб стартануть в Генштаб, хотя реально ни хрена о войне не знают, не понимают и не умеют делать. И держится все сейчас на таких добровольцах, как и раньше, на тех, кому не все равно. Но если они смоются, останутся товарищи заробитчане, живущие по принципу «чтобы не стреляли».
А вообще, мы стали умнее, злее, хитрее, безжалостней и воюем уже иначе — беспощаднее. И если будет наступление, я даю гарантию, что наша разведка не проспит, и то, что мы сможем задержать врага здесь – сомнений нет. Как минимум, на то время, пока развернется наша бригадно-артилерийская группа. Главное, чтобы было кому воевать дальше, за нашими позициями.
Текст и фото: Вика Ясинская, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3077200 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ