Сергей и Роман – экс-военнослужащие 25 воздушно-десантной бригады, которые подружились, лежа в реанимации. Оба парня получили тяжелые ранения 19 июня 2014 года во время одного из боев за Красный Лиман. Более четырех лет друзья передвигаются с помощью инвалидных колясок.
Сергей из Днепра, Роман из Запорожья. Но на малой родине, по их словам, все напоминает о прошлом, а жизнь на западе Украины началась с чистого листа. Сейчас оба друга живут во Львове.
Сергей: Я до ранения не бывал во Львове — и мне неизвестно, как передвигаться здесь на ногах. Но в Днепре спустится по ступенькам к реке и подняться обратно я сам не смогу — и это сложно принять. Может, кто-то скажет, что, оставшись в родном городе, я был бы более мотивирован, чтобы встать, но увы – это не так. Глупо говорит, что вот тот-то встал, значит, хотел сильнее. Все хотят ходит, но когда поврежден спинной мозг, ничего нельзя прогнозировать.
В 25-ку парни пошли служит по контракту в 13-м году. О своем выборе не жалеют, были мысли о миротворческих миссиях, но никто из них не думал, что придется воевать на своей территории.
Роман: Первого марта 14 года мы даже не поняли, что произошло. Была боевая тревога — выехали на «Ширлан» (Широкий Лан, полигон) на 2 недели.
С: Было понятно, что началась какая-то движуха, но даже тогда, когда мы поехали на восток, нам сказали, что это учения. Я был младшим сержантом, командиром отделения и орудия – 120 миллиметровой САУ 2С9 «Нона-С» на базе БТР-Д (бронетранспортер-десантный). Первое место на востоке, куда нас отправили, была Амвросиевка.
Г: Там мы сразу почувствовали прохладу и ветерок (шутит). Я был механиком-водителем БМД.
С: Пока мы передвигались по востоку, нашу колонну не раз блокировали местные, среди них были женщины и дети, и ясно, что стрелять в таком случае нельзя. Хотя среди них точно были мужчины с оружием. Многих пригнали из России. Нам однажды удалось поговорить с некоторыми из них – и они рассказали, что приехали из Ростова, помогать родственникам отстаивать Донбасс.
Дату 13 июня Сергей считает своим вторым днем рождения, а 14 число, когда погибли почти 40 десантников на сбитом врагом самолете ИЛ-76 – тяжелым, в 2011 году в этот же день умер его отец.
Г: 14 июня Серегу должны были сбить в хам островок.
С: Да, я должен был тоже быть автором на борту. Но нашу сводную группу поменяли, и мы полетели в третьем, который вернулся. Хотя, как потом оказалось, нас тоже обстреляли – на самолете были пробоины. Мы знали всех этих ребят, которые погибли, и после этого чувство жалости к сепаратистам отпало напрочь. Хотя раньше мне не верилось, что русские начнут по нам стрелять, что переступят этот порог. Я был воспитан так, как и многие люди на востоке: просто жил себе, не вникая и не углубляясь в историю нашей страны, и к России относился очень хорошо. Часто туда ездил в детстве к родне, и когда был Майдан — я даже думал, что зачем мне этот Евросоюз, если лучше таможенный.
Роман
Г: Но теперь мы уже много где побывали и поняли, что уровень жизни в Европе на порядок выше. И мне бы хотелось, чтоб так было в Украине. А к России во многом поменялось отношение, например, большинство русских фильмов, уже не воспринимаешь, как кино, понимаешь, что это шлак. И так во многом открывшемся глаза.
С: Я начал интересоваться нашей историей, Второй мировой войной, УПА, и так далее. И у меня появилась осознанность.
19 июня 2014 года, по словам парней, у бойцов из 25-ки стояла задача штурмовать блокпост в районе Ямполя. Но оказалось, что на нем наших военных уже ждали в засаде.
С: На штурм шли так: по бокам техника, а мы в середине. Понимали, что надо осторожно выглядывать за технику, чтобы снайперы не подстрелили. А в остальном во время штурма действуешь автоматически: ждешь бой, группируешься.
Г: Там была не только наша бригада, еще 80ка, Нацгвардия, и какие-то другие подразделения. Но на передке были десантура и спецназ. Хоть я и ехал туда, как механик-водитель, бегать пехотой мне нравилось гораздо больше. Получилось так, что мы проходили, а они были с обеих сторон в посадке. Бои были ближние. Первый раз штурмануть не удалось — отошли, пополнившим боеприпасы. Были раненые и «двухсотые». Когда заходили второй раз, было уже стремно, потому что ясно чего ждать. А ранили меня, когда мы отошли второй раз: я вылез из машины, узнать все ли наши живы, и может, надо погрузить «двухостых-трехсотых» — и получил пулю. Она залетела в районе ребра и прошла к спине. В итоге наши взяли этот блокпост с третьего раза.
С: Я заходил на третьей машино – и ее подбили спереди, а я сидел за башней. Ехали мы на ней сводной группой своего подразделения, на машино разведки и управления огнем артиллерии. С нами был капитан — наш комбат Роман Прищепа, уже покойный — эго в Киеве сбила машина. После взрыва меня оглушило. Я спрыгнул с брони и решил отойти в сторону леса, чтоб занятий какую-то позицию – возле техники опасно оставаться, в основном все летит в нее. Увидел, что наши потихоньку отходят. И в этот момент меня позвал Макс Коваль – старший сержант. Его откинуло взрывом, и ранило осколками. Я начал осматривать Макса, достал обезболивающее, искал, где ранения, чтоб рядом уколоть. Звал медика. И когда медик прибежал, прошел обстрел. Мне пуля прошила каску, попала над бровью, но не вошла глубоко. Я упал, но не выключился. Пытался подняться, думая, что смогу отстреливаться, — и мне в спину прилетело еще 4 пули. А медик и Макс погибли.
Я хорошо помню ощущения, которые тогда были: лежишь и не веришь, что жил, потому что помнишь, что тебя просто расстреляли. А еще помню, как увидел руку Макса рядом и зачем-то сказал ему, что Макс, меня убили. А потом поднял голову, посмотрел на него, а он уже не дышит. В моем теле было такое ощущение, словно гусеницей наехали на спину и стоят — и ты не можешь пошевелиться. Двигались только руки. Потянулся за гранатами, на случай если ко мне придут сепары, а они были снизу на разгрузке, я придавил их своим уэсом – и не смог достать. Вот тогда была какая-то тягучая безысходность…
Сергей
20 июня Сергей и Роман попали во Львовский госпиталь. В реанимации пробыли около месяца Там раззнакомились и стали друзьями, в другие отделения их перевели вместе, реабилитацию тоже проходили вдвоем.
С: Нам сначала сказали, что все нормально – будете работать, упражняться и есть возможность встать на ноги. И мы такие, окей — в сентябре будем уже гулять, бегать. Думали, что на море съездим. Шутили, мол, у нас теперь шрамы — можно красоваться на пляже. Но увы, когда я понял, что это не так, у меня были мысли застрелиться.
Г: Да, я его в этом поддержал (шутит), чтоб потом вся слава раненого бойца досталась мне.
Сергей и Роман были одними из первых тяжелых во Львове — и пробыли там 4 месяца. По словам ребят, их случаи стали толчком для того, чтобы во львовском госпитале открыли центр реабилитации. До этого его фактически там не было. Пришло много хороших специалистов. Профессионалов. Начали поднимать отделение, которое работает по сей день. Сейчас парни посели во Львове. Работают в сфере IT. Периодически ездят на профилактические мероприятия, а в остальном, говоря их же словами, просто живут.
С: На меня, как и на любого человека, бывает, находит, но депрессии нет. И, конечно, я верю, что смогу уйти.
Г: В какой-то момент ты доходишь до понимания: что бы ты сейчас ни делал – ничего не поменяется и начинаешь иначе смотреть на травму. Понимаешь, что жить я буду не тогда, когда начну ходит, а я уже живу, и если пойду — это будет огромный бонус.
В прошлом году Роман принял участие в проходивших в Канаде «Invictus Games». (Международные мультидисциплинарные соревнования бывших и действующих военных с инвалидностью). Он выиграл золото в личных соревнованиях и серебро в командных. А в этом году первое место в национальных играх по стрельбе из лука среди профессионалов взял Сергей, но в финал, по непонятным причинам, его не взяли.
Г: После победы в «Invictus» нам открыли визу на два года в Канаду. У нас появилось много новых друзей, и среди военных, которые участвовали в играх, и среди диаспоры. Там здорово, но переехать туда желания нет.
С: Надо здесь что-то делать, менять. И у нас уже были попытки: мы ездили на пикет в Киеве по поводу квартирного обеспечения и медспецсредствами для людей с инвалидностью. По закону, таким людям, как мы, выделялось не более 50 метров и не больше одной комнаты, а для человека на коляске – это мало. И мы добивались изменения данного постановления. Правда, нормы не изменили, но сделали исключения, и не только для нас, а и многих других. Плюс мы добились, чтоб определенная часть людей с ограниченными физическими возможностями получали хорошие инвалидные коляски.
Пока мы общались с парнями, почти все время смеялись, кроме момента о гибели друзей. И на вопрос, есть ли среди минусов, связанных с травмой, плюсы, про которые стоит рассказать, парни ответили дважды. Один из ответов был о том, что им пришлось заплатить достаточно большую цену, чтобы прийти к душевному равновесию, но благодаря тому, что пришлось пережить, они научились ценить в жизни каждый момент. Ну, а на второй ответ последовал мой смех – в сопровождении которого я и запомни нашу с ними встречу.
С: У нас зато кроссовки теперь не снашиваются!
Г: Правда! Вот я себе, как купил в госпитале одну пару, до сих пор ношу. Я их и продать могу, как новые, вам случайно не надо?
Текст и фото: Вика Ясинская, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3084626 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ