Парамедик службы «Ульф» 1-ой штурмовой роты ДУК Олег Гордиевский: «Нам часто говорят: «Зачем вам УЗЫ в карете скорой помощи?» Ребята, мы живем в ХХІ веке, медицина постоянно развивается»

О важности медицинской службы на войне сказано уже много . О чудесах, которые творят фельдшеры и парамедики, вытаскивая раненых с поля боя, еще напишется не одна статья. И все это невозможно было бы без волонтеров и инициативных медиков, которые бросают практику в мирных городах и едут туда, где их знания жизненно необходимы все эти годы.

К сожалению, несмотря на заявления о том, что фронт обеспечен современными каретами скорой помощи, это, мягко говоря, не соответствует действительности. Те, кто бывают на линии огня, видят и сами кареты, и сколько им лет, и чем они укомплектованы, и кто дежурит в составе бригад. Как правило, все это волонтерские инициативы. Все так же востребованы «Госпитальеры», постоянно дежурит эвакуационная служба «Ветерок» Галины Алмазовой и ПДМШ, практически безвылазно находятся в зоне АТО парамедики волонтерской медицинской службы ASAP, обеспечивая в случае необходимости эвакуацию раненых по всей линии фронта.

Совсем недавно силами двух юных дэвушек была создана медицинская служба при добровольческом подразделении 1-ой штурмовой роты Добровольческого украинского корпуса. Приехав сюда сначала в качестве дежурного экипажа «Госпитальеров», харьковчанка Юлия Сидорова, позывной Куба, и жительница Днепра Алина Михайлова создавшего медпункт, а хорошо изучив обстановку в Авдеевке и ее окрестностях, увидев, что в штурмовой роте, которая постоянно находит себе работу на передовой, нет своих медиков и медицинского эвакуационного транспорта, активно и мощно начали создавать медслужбу.

Юлия Сидорова, Куба (слева) и Алина Михайлова в паре работали в Широкино в экипаже «Госпитальеров», после чего создавшего медицинскую службу в 1-ой штурмовой роте

И меньше чем за час не только нашли возможность купить карету скорой помощи, но и оснастит ее так, как ни одна медслужба в зоне АТО. Это единственная машина, в которой есть УЗИ-аппарат, позволяющий увидеть внутреннее кровотечение. И главное – в экипаже добровольцев всегда дежурит человек, который умеет им пользоваться. Также в карете можно подогреть до нужной температуры растворы перед их вводом, я уж не говорю о аппарате для искусственной вентиляци легких и капнографе, который позволяет полноценно пользоваться этим аппаратом.

 

 

В этой скорой помощи, которую за оснащение л асково назвали «Звездолет», уже не раз оказывали помощь раненым, и легким, и тяжелым. Эта машина создавалась для работы на передовой. И теперь находится максимально близко к «нулю»

Свой «Звездолет» — «космический» уровень укомплектованности кареты и ее подсветка дали ей название — который дежурит практически на передовой, вся команда показывает с нежностью и огромной любовью, рассказывая обо всем, что есть внутри. У экипажа этой службы уже появились шевроны с изображением волка и названием «Ульф». Таким образом была протянута нить к шеврону подразделения, на котором изображены волки. Да и слово «ульф» — это мужское имя, которое часто встречается в скандинавских странах и означает «волк».

Общение с медицинской командой невозможно ограничить одной встречей. Каждый из тех, кого объединила Куба, создавая медицинскую службу, по-своему интересен и уникален, у каждого своя история прихода на войну, и каждый здесь – незаменимый.

Экипаж «Зорелету»: стоят слева направо Док, Куба, Алина и Сакура, сидят водитель-механик Друкарь и парамедик Вальтер

— Каждое подразделение, который работает на передовой, имеет свою медицинскую службу, но до сих пор не сформирована и не работает единая служба эвакуации, — говорит Юлия Сидорова, позывной Куба, которая с 2014 года работала в добровольческой медицинской службы «Госпитальеры», видела, как формируется и развивается эта структура, а теперь возглавила медицинскую службу «Ульф». – И дай Бог, чтобы медики и фельдшеры работали как можно меньше, но если они в нужный момент будут рядом, именно это и спасет жизнь раненого. С тех пор, как я начала работать с «Госпитальерами», заканчивала все возможные курсы по первой помощи. А в прошлом году, узнав о сертифицированные курсы для парамедиков TCCC MP и MEDEVAC, закончила оба уровня. На них дают такие знания… Причем экзамены, которые нужно сдать после обучения, даже те, кто имеют медицинское образование, сдают не с первого раза. Мне удалось сдать экзамен со второго раза, а вот наш Док смог сделать это с первой попытки, такое получается у очень маленького процента курсантов. Некоторым даже приходится проходить курс по несколько раз. Но Док у нас уникальный. Без таких людей, как он, без поддержки многих, кто, узнав, что мы собираем средства на покупку скорой, у нас бы ничего не получилось. Нас поддерживали совершенно разные замечательные люди. Это куратор медицины в зоне АТО Оксана Корчинская, известный поэт Сергей Жадан, фронтмен группы «Тартак» Александр Положинский , замечательный харьковский волонтер Олег Піротехник и Денис Сурков, который организовал медицинские курсы высочайшего уровня подготовки. Именно он передал нам наш первый УЗИ-аппарат, которым мы укомплектовали стабилизационный пункт, находящийся на первой линии обороны. И вообще постоянно помогает нам закрывать медицинские нужды, передавая такие вещи, которые очень трудно достать. А портативный УЗИ-аппарат для нашей медицинской службы обеспечил народный депутат Украины Глеб Загорий, он также передал деньги на второй реанимобиль. Теперь и я, и наш командир Да Винчи уверены, что в случае необходимости раненые получат необходимую помощь.

ВОДИТЕЛЬ ДРУКАРЬ: «С ПРИХОДОМ ПЕНСИОННОГО ВОЗРАСТА ПОЗВОЛИЛ СЕБЯ ПОЕХАТЬ НА ВОЙНУ НА 15-ДНЕВНУЮ РОТАЦИЮ. И ВОТ УЖЕ ПЯТЫЙ МЕСЯЦ ЗДЕСЬ»

Я захожу в дом, где расположилась медицинская команда штурмовой роты под руководством Кубы. Док только что закончил работу с бойцами штурмовой роты – рассказывал им правила оказания первой помощи по протоколу ТССС. В это время водитель скорой помощи разгружал привезенные волонтерами продукты питания.

— Смотри, — внезапно он достал свиную голову и показала ее Доку, — может, ее можно применить в твоих занятиях? Чтобы ребята учились делать какие-то надрезы?

Док тут же подхватывает эту идею:

— Отличная голова, с шеей. Вот на ней мы и научим ребят горло резать.

После возникшей паузы все хохочут. Подтверждается очередная легенда о страшных «укропах», которые и распинают, и горла режут…

— Резать горло, чтоб крикотиреотомию сделать, или интубационную трубку при отсутствии специализированного набора, в случае необходимости можно было поставит, — объясняет, отсмеявшись, Док.

— Друкарь у нас перфекционист, — знакомит меня с водителем Док. – Скажу вам по секрету, он не просто садовник. Он нас всем обеспечивает. Все, что сделано по электрике, ремонту машин, автономном освещению, — его рук дело. Днем эго на базе увидеть невозможно. Он постоянно занят. Он привез сюда даже свою мастерскую со всеми инструментами.

— Почему вам дали позывной Друкарь? – спрашиваю я взрослого усатого мужчину.

— Потому что я директор типографии в Новой Каховке, владелец издательства, которому 25 лет, — улыбается Александр Иванович. – Когда пришел мой пенсионный возраст, я все дела передал жене. Она двадцать лет вела бухгалтерию типографии и издательства, все знает. И дети уже взрослые, тоже занимаются общим бизнесом. Так что здесь все в порядке.

Волонтерить я начал в мае 2014 года. Но, сначала, конечно, был Майдан, когда в Киеве вышли студенты. Наши новокаховские ребята, ездили туда, я постоянно был с ними на связи. А у меня не получалось вырваться, потому что бизнес держит очень крепко. Первый раз съездил на базу «Правого сектора» в Великомихайловку в мае 2014 года. В то время в своем городе пытался заниматься делами АТО, но местные ватники меня буквально сожрали. Довели до того, что чуть сердце не остановилось в прямом смысле этого слова. Я пролечился и плотно занялся волонтерством. С другом ездили на восток. Когда меня пригласили в поисковую организацию «Черный тюльпан», которая искала тела наших погибших ребят, тут же согласился. В течение недели я четыре раза побывал на той стороне. Чего только ни видел и ни делал… Когда вернулся домой после ротации, оказалось, мой друг ушел в «Правый сектор», погиб. Царство ему небесное.

Поэтому когда пришел мой пенсионный возраст, я морально был готов заняться войной вплотную. Я уже мог себе позволит приехать на ротацию на 15 дней. И вот уже пятый месяц здесь. Ни о чем не жалею. Думал раньше – доживу до пенсии, отдохну, как человек. Вот и отдыхаю.

— А ты разве работаешь – подначивает Печатника Док. – Ты все время отдыхаешь.

— Да ты лучше освободи мою кровать, — парирует Друкарь. – Разложил свои медикаменты. Мне уже места в доме нет, ты занял все мое пространство.

— Давайте я вам покажу свой медицинский рюкзак, — приглашает меня Док в комнату, где только что проводил занятия.

Но это же не рюкзак медицинский, а чемодан! – искренне удивляюсь я.

— Когда я его собрал и поднял, думал, не смогу с ним и двух метров пройти, — улыбается Док, которого зовут Олег Гордиевский. — Но я с ним уже не раз выезжал на позиции. Более того, я с ним даже бегал. На плечи взвалил — и побежал.

— Я так понимаю, что это у вас реанимация с собой.

— У меня здесь все! И кислород, и мешок Амбу, который позволяет через дыхательную маску, интубационную трубку или при крикотиреотомии давать кислород. Более того, если у нас будет и второй раненый, у которого сохраняется самостоятельное дыхание, но из-за низкой сатурации — насыщения кислородом ему тоже нужен кислород, можно и его подключить к баллону на самостоятельном дыхании. Такое бывает при черепно-мозговых травмах и пневмотораксе – тогда кислород показан по протоколу. Так что у нас может быть одновременно такое, что один сам не дышит и ему подаем кислород с помощью мешка Амбу, а второй раненный дышит просто через маску — на кислородный баллон сделали переходник на два отведения.

Так что этот рюкзак-чемодан — и же реанимационная машина, только переносная. Собирал сам, комплектовал под себя. А эту сумку-чемодан Печатнику подарили волонтеры. Я его увидел и понял: это то, что мне надо. Я знаю, что где лежит. И могу взять все с закрытыми глазами. Это очень важно, когда работаешь в темноте, в потемках, когда нет возможности подсветить себя.

Этот рюкзак-чемодан весит, кажется, больше, чем сам Док

«В СРЕДНЕМ ОПЕРАЦИЯ ШЛА ШЕСТЬ-ВОСЕМЬ ЧАСОВ, ИЗ КОТОРЫХ ТРЕТЬ ПРОВОДИЛИ ПОД МИКРОСКОПОМ. И У МЕНЯ КАЖДЫЕ ПОЛТОРА ЧАСА ВОТ НАПРЯЖЕНИЯ НА ДИОПТРИЮ ПАДАЛО ЗРЕНИЕ»

— Вы по профессии анестезиолог и работали в днепровском военном госпитале…

— Вообще я учился в Петербурге (Тогда Ленинград. – Ред.). Но в Украине у меня есть корни. Я окончил Ленинградский Педиатрический Медицинский Институт по специальности детская хирургия. На работу я вышел раньше, чем на учебу. В Ленинграде есть уникальное отделение ангиомикрохирургии. Это отделение было единственное, обслуживающее весь северо-западный регион. К нам доставляли сложную травму, с ампутациями, когда ребенок попадал под поезд, трамвай, с отрезанными ручками и ножками, пальчиками. Плюс мы работали со сложной травмой, связанной с разрывами внутренних органов: печени, селезенки. В советские времена санавиация работала очень хорошо, благодаря чему мы обслуживали громадный регион – Вологодскую и Архангельскую области.

Я работал с первого курса, начинал санитаром, медбратом. После того, как я получил диплом, меня распредели в мое родное отделение. Полтора года там проработал. Нагрузки были бешеные. В среднем операция шла шесть-восемь часов, из которых треть проводили под микроскопом. И у меня каждые полтора часа на диоптрию падало зрение. Возникла угроза отслоения сетчатки. И наш офтальмолог сказал: «Ты из хирургии уйдешь, сто процентов. Но вопрос в том, уйдешь ты с глазами или лишишься зрения». И тогда я решил переквалифицироваться на анестезиолога, тем более, что их набирали из хирургов. Переучившись, работал в реанимации новорожденных. И вскоре стал самым молодым заведующим отделения.

«МОЙ СТАРШИЙ СЫН ПОГИБ В 2005 ГОДУ ВО ВРЕМЯ ТЕРАКТА В ЛОНДОНСКОМ МЕТРО, ЖЕНА НЕ ПЕРЕЖИЛА ТРАГЕДИИ»

-Когда вы приехали в Украину?

-Десять лет назад. В Днепре жил мой дед-фронтовик, после ранен у него в теле оставались осколки. Он много лет поработал начальником депо на Днепропетровской железной дороге. Он был такой, знаете, старой закалки, очень своенравный. Но к концу жизни слег. У него хватало сил только пересесть на кресло-туалет. На прогулки мы вывозили его на колясочке. Я высылал деньги сестре. Но сиделки больше трех дней с ним не выдерживали. Сестра намучилась страшно, он ее не воспринимал, требовал: хочу Олега. И я однажды на все плюнул и приехал ухаживать за дедом.

Один? А как же семья?

Олег замолкает. А когда начинает говорит… В это невозможно поверить. То, что пережил этот человек… Не дай Бог…

— Мой старший сын погиб в 2005 году во время теракта в лондонском метро. На 18-летие я подарил ему машину. Он прекрасно ездил по городу. Но в тот день были грандиозные пробки. И он решил поехать на метро, – последние слова Олег поизносит сквозь спазм в горле, сквозь рвущиеся слезы. — И попал в тот самый вагон, который…

У меня не жизнь, а какая-то сплошная… х#йня…

Жена не пережила гибель сына… Хотя она не была родной матерью нашего старшего ребенка. С первой женой я развелся, когда сыну был год. Ребенок остался со мной. Первая жена — очень талантливый человек, работает на ленинградской киностудии художником по костюмам, художником-постановщиком. Талантливая, но не семейная. Для не ребенок был… Обузой что ли. Четыре года я был папой-одиночкой. Институт, работа, ребенок… Дурдом. А вторая жена стала сыну мамой. И не пережила его гибели.

Наш с ней сын стал музыкантом – виолончелистом. Он лауреат международных конкурсов. Учится в парижской консерватории его лично пригласил преподаватель по классу виолончели очень известный музыкант Винкур. Сын выступает в Австрии, Франции. Определяется сейчас, где дом покупать — в Швейцарии или в Австрии. Я очень рад за него, горжусь страшно.

— Теперь становится понятно, что русский мир вы знаете изнутри, и его отличие от европейских и мировых ценностей можете объяснить…

— Я очень много путешествовал. В Европе не был только в Португалии и Албании. Проще назвать страны мира, в которых я не был, чем перечислить то, которые увидел своими глазами. Одно из путешествий чуть было не закончилось авиакатастрофой. Но я находился в тот части самолета, которая осталась целой… И вошел в число шести людей, которые не получили серьезные травм, только синяки и ушибы. Что это? Везение оставаться целым в разных передрягах, или умение попадать в самые неожиданные ситуации? Я не знаю.

— Долго ухаживали за дедом?

— Шесть лет я провел с ним. На это время устроился работать в днепропетровский военный госпиталь. Дед умер в возрасте 84 лет, в марте 2014 года. И тут началось…

То есть Майдан прошел мимо вас?

— Я наблюдал за всеми событиями. В Днепре был свой Майдан. А когда начали ставит первые блокпосты на подъездах к Днепру, я уже активно в этом участвовал. Гоняли титушек. Выдавили их из города. Ну, и начал делать все, что мог, связанное с медициной. Это же то, что я знаю, и в чем могу помогать.

«КАК МОЖНО БЫЛО СДЕЛАТЬ МЕДИЦИНСКИЕ «БОГДАНЫ» ТАК, ЧТО В САЛОН НЕ ВХОДЯТ СТАНДАРТНЫЕ ПО ДЛИНЕ АРМЕЙСКИЕ НОСИЛКИ?»

Как давно вы пришли сюда, в 1-ую штурмовую?

— Почти четыре месяца назад. До этого сотрудничал и дежурил со многими добровольческими службами. В 2015 году получил ранение колена. Меня привезли в «мечку» под «блатным» номером тысяча двести. Честно говоря, не думал, что вернусь на фронт, настолько были серьезные проблемы с ногой, она долго не работала, я хромал, ходил с костылем. Но когда стало получше, тут же поехал к ASAP-овцам. Хотел идти к Галине Алмазовой, но у нее уже были сформированы экипажи. Честно говоря, я физически не мог дома находиться. Война затянула так, что выбраться сложно. Помню, приехал в ASAP, зима, мороз сильнейший. Все жили в вагончике. В радиусе метра от обогревателя было видно, что пол застелен линолеумом, а дальше торчали иголки изморози… Но ничего, жили, не жаловались. Одно время я дежурил и жил в автономном реанимационном автобусе. Он был отлично оборудован, одних инфузоматов пять штук, операционный стол, дыхательная аппаратура. Несложные операции в нем проводили.

— Колено восстановилось?

— До сих пор иногда дает о себе знать, надо бы оперировать сустав…

Где дежурили, в каких местах?

— Зайцево, Попасная, Светлодарская дуга. Я один из немногих профессиональных врачей, который работает непосредственно на фронте. Большинство же здесь парамедики, а доктора находятся в госпиталях. И это абсолютно правильно. Просто мой случай не типичный. Для себя я уже решил, что на гражданке в медицине больше работать не буду.

Олег, почему практически не видно скорых, которые Минобороны регулярно передает в разные подразделения?

— Но они где-то есть

Где?

— Хер его знает. Мы общаемся с начмедами АТО, сектора. И действительно, есть скорые, укомплектованные дыхательными аппаратами, кислородом, в штате есть врачи-анестезиологи. Но это генштабовский уровень, вторая линия. Мне всегда интересно пообщаться с людьми, которые работают на таких машинах. И встречая их, обязательно знакомлюсь.

Как-то в бригады, с которой мы вместе стояли, было одновременно четверо раненых, и мы эвакуировали ых Авдеевскую больницу. Там стояло два «Богдана»… Для меня было большим потрясением то, что в салон не входят стандартные по длине армейские носилки! Это п…ц. Как можно проектировать машину, заявляя, что это сантранспорт и не сделать его на пять сантиметров длиннее, чтобы туда помещались носилки? Долбодятлы, короче. Но ведь сто машин сделаны именно так, а покупали их по цене космического корабля.

«ТОЛЬКО С ПОМОЩЬЮ УЗИ МОЖНО УВИДЕТЬ ВНУТРЕННЕЕ КРОВОТЕЧЕНИЕ, ВОВРЕМЯ ДИАГНОСТИРОВАТЬ ТАМПОНАДУ СЕРДЦА, ПРИ ПОМОЩИ СПЕЦИАЛЬНОЙ ИГЛЫ ВЫПОЛНИТЬ ПЕРИКАРДИОЦЕНТЕЗ И ВСЕ — ЧЕЛОВЕК ЖИВОЙ. А БЫЛ БЫ «200»»

— До сих пор военная медицина не учитывает работу таких служб, как ASAP, «Ветерок», — продолжает Олег Гордиевский. — У них накоплен колоссальный опыт оказания медицинской помощи в боевых условиях, они показали, что при грамотной логистике и связи, координируя действия, откуда забирать и куда везти раненого, на всей линии фронта от Широкино до Счастья для эвакуации особо тяжелых раненых, достаточно десятка хорошо оборудованных машин. Цена вопроса — около полумиллиона вечнозеленых, совсем немного в масштабах страны для спасения жизней наших солдат.

Вот нам часто говорят: зачем вам УЗЫ в карете и протокол FAST? Ребята, мы живем в 21 веке, медицина постоянно развивается. Раньше и женщины в поле рожали, но при этом какой была детская и материнская смертность!

Когда нам пришел капнограф, я прыгал от счастья. При подключении к аппарата искусственной вентиляции легких в Америке обязательно применение капнометрии — это гарвардский стандарт с 1986 года. А в данный момент капнограф у нас единственный на весь фронт. Чтобы работать с аппаратом искусственной вентиляции легких, нужно знать физику дыхания. В начале фазы вдоха в легких отрицательное давление, альвеолы спадаются, а при контузии легких из-за острым респираторного дистресса они не расправляются при вдохе. Чтобы этого не произошло, нужно в конце фазы выдоха создать положительное давление, иначе некоторые части легких будут выключены из процесса дыхания. Но если у нас не контузия легких, а клапанный пневмоторакс, мы РЕЕР (давление в конце фазы выдоха) выставляем минимальное. Иначе мы будем способствовать наполнению плевральной полости. Бывает, что даже постановка дренажной трубки не дает нужного эффекта. Тогда мы применяем режим вентиляции легких с минимальным дыхательным объемом и большой частотой дыхания — так называемый режим искусственной гиперкапнии, для чего нам нужны показания капнографа. Но кто, из работающих в эвакуации парамедиков это знает и умеет? Теперь этому учит Сурков на курсе MEDEVACа. Самое обидное, что не многие парамедики проходят эго. Куба прошла, Алина.

 

Алина Михайлова из тех немногочисленных парамедиков, которые умеют выявлять внутреннее кровотечение с помощью УЗИ-аппарата практически на передовой

Также мало кто умеет пользоваться портативным УЗИ-аппаратом для выявления внутренних кровотечений. В развитых странах протокол FAST принят на всех этапах эвакуации. Зачем он нужен? Представьте, взрыв в шести метрах от бойца. Видимых повреждений нет. Но контузия бывает не только головного мозга, но и легких, и органов брюшной полости. И когда появятся клинические симптомы внутренних повреждений, сделать что-то будет очень тяжело. А исследование УЗЫ по FAST-протокола занимает ровно три минуты. На экране мы видим наличие патологической жидкости в определенных карманах, смотрим точки, где может скапливаться жидкость, видим, если есть, пневмо/гемоторакс, контузию легких. И оперативно оказываем медицинскую помощь в рамках протокола. Кроме, как на УЗИ, больше никак невозможно оперативно и точно определить тампонаду сердца, и своевременно, при помощи специальной иглы провести перикардиоцентез, и все — человек живой. А был бы «200».

У нас длинное плечо эвакуации – до больницы, госпиталя не близко. И с неопределенным кровотечением, тампонадой, мы можем и не довезти. А здесь мы все можем сделать прямо в машино.

Кроме того, где бы мы не становились на дежурство, Куба тут же находит место и для стабилизационного пункта. Он нужен, если ранены сразу несколько человек. В нашей практике, к сожалению, такое было, и не раз. С одним раненым мы работаем в машино, остальным, к эвакуации, оказывается помощь на «стабилизашке». То есть при наличии такого пункта у нас больше возможностей.

Еще у нас в машино есть девайс для подогрева инфузий. Одна из причин смертности среди раненных — переохлаждение, даже летом. Точнее — развивающаяся на фоне гипотермии коагулопатия. Одним из способов борьбы с этим — вводит подогретые до температуры 37-39 градусов инфузионные растворы. Вроде просто, а в жизни реально спасает…

Добровольцы 1-ой штурмовой роты ценят то, что у них появилась своя медицинская служба, причем такого уровня

Чьи идеи все это иметь под рукой в машино?

-Куба с Алиной, пройдя курсы оказания помощи по сертификатам TCCC и MEDEVAC, решили, что оснащать службу нужно максимально. Логика простая: чтобы гарантированно довезти человека до госпиталя, в скорой должно быть все.

TCCC – это американский протокол оказания медицинской помощи в боевых условиях. В комитет ТССС входят врачи-реаниматологи, военные врачи, ведущие специалисты, которые анализируют эффективность оказания помощи на поле боя и при эвакуации в различных войнах и вооруженных конфликтах. В эти исследования вкладываются очень большие деньги и по результатам новых исследований вносятся изменения в протокол. Армии 42 стран мира сейчас применяют протокол ТССС.

MEDEVAC это стандарт, который требует больших знаний и применяется уже во время медицинской эвакуации. Эго может применять полноценный парамедик. На этот курс берут только тех, кто прошел и сдал ТССС, либо имеющий медицинское образование.

Я рад, что не так давно на фронте все же получили возможность внутрикостного доступа. Такой применяется в педиатрии с 70-х годов. Детишкам, когда невозможно провести периферическую катетеризацию, ставили катетер в губчатую кость. Она обильно кровоснабжается. По результатам исследований, 85 процентов введенной жидкости через десять минут оказывается в сосудистом русле. Когда раненого в состояние шока, вены спались, большая кровопотеря — что делать? Относится внутрикостный доступ — и человек живой. Все растворы капаются, как в вену. Да, 120 долларов стоит каждый катетер. Но они нужны!

— А вы проходили все названные вами курсы?

— Да, и TCCC, и MEDEVAC. Мне было интересно все это пройти и да, эти знания изменили мое представление о военной медицине и необходимости применения современных протоколов.

Когда говорю обо всем этом, завожусь! Я за профессионализм везде и во всем. Почему я радуюсь каждому новому прибамбасу? Мы же в космос летаем. Илон Маск колонию на Марсе собирается создать, обеспечить бесплатный интернет по всей земле. Сама медицина уже насколько шагнула в своем развитии. А мы здесь еще в позапрошлом веке, в 19-м. Нельзя так!

Олег, скажите, вы все же по национальности кто — украинец, русский?

-Гражданин мира. Но я очень люблю Украину и считаю ее своей страной. Без всяческих патриотических за#бы… До войны она не была моей. Хотя в отпуск я всегда приезжал к сестре. Когда жил в Англии, всегда был обязательный маршрут: родной Питер, Днепр, владения графа Потоцкого в Умани, Одесса и Крым. У меня же квартира в Крыму есть, в Алупке. В ней две лоджии. С одной открывается вид на горы, на Ай-Петри, а со второй — на море.

И что думаете по поводу квартиры?

-Нужно Освобождать Крым. Возвращать!

…В подтверждение всему вышесказанному, как только по соседству появился медицинский «Хаммер», Олег тут же изучил все его содержимое, заодно консультируя медиков десантной бригады, которые получили в распоряжение машину. При ближайшем рассмотрении оказалось, что кислородный аппарат почему-то не заправлен, и не укомплектован кислородными шлангами. Но это такое… Волонтеры привезут… Или поделяться такие вот соседи медики-добровольцы…

Медицинская служба «Ульф», как и само штурмовой добровольческое подразделение существуют исколючительно на пожертвования. Алина и Куба мечтают о покупке еще одного реанимобиля и уже начали собирать на него средства. Так же постоянно необходимо пополнять расходные материалы. Присоединиться к этой благородной миссии можно, перечисляя средства на счет в Приват-банке 5168 7556 2609 2692, открытый на имя командира штурмовой роты Дмитрия Коцюбайло. При отправлении делайте пометку «УЛЬФ».

 Виолетта Киртока, «Цензор. НЕТ»

 

Источник: https://censor.net.ua/r3061175 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ