29 августа исполнится 4 года со дня Иловайской трагедии – гибели сотен украинских бойцов, которых расстреляла российская армия в так называемом зеленом коридоре. Ежегодно в этот день к стенам Михайловского собора в Киеве приходят не только родные и друзья погибших под Иловайском, но и те, кто потерял своих близких в других боях на востоке Украины.
В этом году мамы, жены погибших, ветераны, волонтеры и активисты проводят ряд акций, на которых призывают украинскую власть сделать 29 августа Всеукраинским Днем Памяти всех бойцов, погибших в российско-украинской войне.
В поддержку акции «Всеукраинский День памяти» Цензор.НЕТ публикует проект, посвященный памяти павших воинов: портреты мам и жен с подсолнухами в руках – цветами, за 4 года ставшими символическими.
***
Наталья Харченко – мама добровольца Евгения Харченко, позывной Ред. Погиб Женя 29 августа, проходя по «зеленому коридору» на красной пожарной машино.
…Женя был на полигоне к 11 июля. Я его однажды спросила: «А где ты будешь служит, кэм?» Когда услышала ответ, что разведчиком — сердце в пятки ушло. Пока он был в Петровцах, я начала вышивать молитвы красными нитками, хотя прежде никогда не вышивала. Понашивала ых в его штаны – и была уверена, что так он их точно не потеряет, а получилось, что когда коридор этот был, Женя надел другие.
А потом мы приехали к нему как раз в день отправки. Я сидела в машино на заднем сиденье, и так плакать хотелось, правда, я, чтоб сын не слышал, себя сдерживала – но все равно скулила, а Женя увидел — и давай меня утешать: «Мама, не плачь, я вернусь!» Но он не вернулся…. Обманул…А ведь вообще никогда не обманывал, всегда говорил правду, а тут взял – и не вернулся».
…28 числа он сначала мне прислал эсэмэску с телефона своего друга, Пашки, позывной Банни, он тоже погиб. Написал «Все хорошо! Женя». А потом пытался звонить. Все, что я тогда услышала «Мам, мам….» , — а затем шум, свист. Начала плакать и говорю, что Женечка, я тебя люблю. Муж у меня трубку вырывал, хотел сказать, чтоб он все бросал и выходил. Но связь была очень плохая, а потом и вовсе не было. Если бы я знала тогда, насколько это все серьезно, я бы туда поехала, и если надо, на брюхе приползла бы, но вытащила бы своего ребенка из беды.
…О «иловайский коридор» мы знали, потому что в интернете проскакивала информация. А еще 28 августа то донбассовцы, которые лежали в госпитале на тот момент, приехали под АП, мы тогда как раз собрались на митинг по поводу вывода наших детей из-под Иловайска. И я помню, как один из ребят начал показывать нам прощальные эсэмэски тех, кто сейчас там, в окружении. А я подошла к нему и говорю: «Ты что делаешь, там же мой сын?» Тогда я вообще не могла принять того, что они действительно прощались.
28 августа ночь была беспокойная, я почти не спала. Утром встали с мужем, смотрю на часы и думаю, выходят они там или нет? В голове одно: «Когда же появится связь? Когда он позвонит?» В общем, меня всю просто выкручивало, сердце колотилось. И я начала сама набирают Женин номер. Это было где-то в 9-9,30 утра, но абонент был вне зоны досягаемости. Я еще несколько раз набрала – и поняла, что там происходит что-то нехорошее. И чтоб не сойти с ума, села на велосипед — и часа два ездила по Бортничам. Все это время читала молитвы, а уже после всего случившегося я узнала, что именно в то время, когда я каталась по городу, моего Женю и убили.
***
Галина Куцмай – мама добровольца Вячеслава Куцмая, позывной Цинк. В 14-м году Слава воевал в составе батальона «Донбасс», после трагедии 29 августа, попал в плен, где пробыл 4 месяца. Вернувшись домой, боец продолжил воевать в зоне АТО. Погиб Цинк в этом году, 21 мая, недалеко от оккупированной Горловки.
Статья-воспоминание бойцов 24 бригады о Сороковский Куцмае и двоих его погибших друзьях: Владимире Майбороде и Андреэ Маслово.
«Слава на войну ушел в 14-м году, добровольно. Хоть и не разговорчивый был, но пытался звонить каждый день и говорил мне коротко, что, мам, у меня все хорошо. И где-то в середине августа 2014 года, я была в селе у родителей, мы именно куда-то ехали тогда и, помню еще зупинился в подсолнухах, чтобы сфотографироваться. А в тот момент позвонил сын и с таким приподнятым настроением говорил, что мы уже в Иловайске, нам осталось немного. Мы скоро возьмем Донецк! Я очень помню эти его слова.
После того, что произошло 29 августа, через волонтеров я связались с батальоном «Донбасс» — и мне сообщили, что сын в плену. Помню, у меня началась истерика, но меня кто-то из знакомых успокоил – главное, что живой.
А дальше на протяжении месяца я каждый день смотрела новости, чтобы узнать хоть что-то о Славе. В центре Рубана мне неприветливо ответили: «Нам с трудом удается договорится, чтоб их не расстреляли», — то есть, что вы, женщина, хотите от нас. А в колцентре «Донбасса» не давали никакой информации. Но как-то меня направили к одной из работниц колл-центра, она зарегистрировала меня в соцсети, я нашла группу «Объединение жен и матерей», а там наткнулась на видео о пленных — и на них узнала своего Славика. На первом видео он ышов под конвоем, а на втором разбирал завалы после боев. Уже потом, дома, он рассказывал, что пленные собирали и останки наших бойцов. Ккогда я его увидела по телевизору — и плакала и смеялась от счастья, что мой сын не погиб.»
***
Нина Константиновна Брановицкая – мама легендарного бойца Игоря Брановицкого. Игорь воевал в ДАПе, а 21 января 2015 года его пытали и убили в плену.
«Каждая мать будет вечно помнить день гибели своего сына, но надо чтобы был один общий день, когда вспоминают всех – и это должно быть на национальном государственном уровне. Так, например, делают в Израиле: в День Памяти останавливается вся страна на одну минуту.
Сначала я считала, что этот день лучше всего будет сделать тогда, когда закончится война, но она не заканчивается, а уже есть множество бойцов, о которых стоит упомянуть»
Цитата из статьи-воспоминания об Игоре: «»Улыбка у него была такая невероятная, я все ему говорила: «Игорь, ты мне не нравишься серьезным, как ты улыбаешься, это — другая вещь, очень понятное у тебя улыбка, сын…
Что Игорь собирается на войну — я тоже не знала, узнала только, когда он уже прошел комиссию. Конечно, я пыталась его отговаривать. Но он слушал молча и сказал: «Мама, я уже там, я уже в армии!»
«Они в зону АТО поехали в ноябре, и я тоже об этом не знала. Только благодаря волонтерці Наташи Дмітрієвій, которая им помогала, узнала, что ребята в Константиновке. А про аэропорт просто догадывалась. Даже когда он в отпуск приезжал, ни слова об этом не сказал, а только: «Мама, какой аэропорт, что ты себе напридумала, мы на учениях постоянно».
«Последний раз мы разговаривали с ним по телефону 19 января утром, я спросила его: «Как у Вас дела и где ты?» А они уже хорошо, я так теперь понимаю, знали, что к ним не пробиться, что ребята, которые ехали их вытаскивать, погорели…
Он сказал мне только: «Мама, у меня все нормально, связь плохая, не звони!»
И все… …»
***
Елена Ещенко — жена погибшего под Иловайском полковника МВД Виктора Ещенко.
«Мой муж погиб под Иловайском. Но у нас до сих пор идет война и погибают ребята, а это все наша история – и она не должна затираться, поэтому для меня очень важно, чтобы был такой день — когда независимо от того, когда погиб боец, эго будет вспоминать вся страна».
Цитата из статьи – воспоминания Елены и ее маленькой дочери Вики об их муже и отце здесь
«В батальон Виктор записался вместе с другом Сергеем, а на фронт они уехали в июле. Сначала поехали в Славянск, потом была Попасная — это мне потом уже его сослуживцы рассказывали. А Витя все время твердил только одно, что все хорошо — у нас же третья линия обороны. Звонил мне почти каждый день, а вот где-то за неделю перед иловайским котлом, позвонил и очень быстро сообщил, что у него все нормально, а потом попросил меня, чтоб я в интернете посмотрела, что там по Иловайску пишут. Вот тогда я поняла, что что-то здесь не то. Сообщать такого рода новости он просил несколько дней подряд — было ясно, что они тоже где-то там.
Тогда часть их батальона возвратились обратно, а оставшихся направили в Иловайск. Накануне случившегося мы с Викой как раз в больницу попали. Он звонил – переживал. 28 августа мы поговорили с Витей, как оказалось, последний раз. Сказал, мне, что Алена, не переживай, у меня все нормально, правда, так твоего борща хочется. Потом со слов вернувшихся ребят я узнала, что когда он звонил, они уже были пятеро суток без еды. А 29 августа он погиб. Накануне я проснулась ночью – и внутри так все сжалось, просто до рвоты и тошноты. Это было какое-то предчувствие что ли, я просто задыхалась. Уже когда мы его искали, я думала о том, что у Вити всегда все до мелочей было продумано, взвешено – верила, что он где-то в подсолнухах или посадках прячется. Он не мог не выйти!…»
***
Светлана Сухенко – жена добровольца Максима Сухенко. Максим погиб в «иловайском коридоре». Эго тело вместе еще с 5 бойцами эксгумировали 15 сентября 2014 года в районе Иловайска. 21 сентября бойца похоронили в Киеве на Лукьяновском кладбище.
«Когда Макс уходил воевать, кричать и ругаться с ним было бесполезно, зная его характер, я понимала, что это еще больше бы его подтолкнуло. И он мне говорил, так искренне, без пафоса: «Ты понимаешь, что если сейчас их не остановить, то сюда придут казачки и будут насиловать наших дочерей?»
Макс ни разу не приезжал. В момент Иловайска у них как раз должна была быть первая ротация. И тогда, когда парни в «Миротворце» узнали о то, куда их отправляют, муж позвонил и сказал, что многие написали заявленіе о увольнение. Я спросила, а ты чего не пишешь? А он мне, что нет, я стойкий, я не буду этого делать.
А уже после «коридора» нам позвонили и сказали, что был бой, что Максим ранен и надо его искать. Как искать? Начали звонить в госпитали — Харьков, Днепр. В фейсбуке и семья, и знакомые выкладывали его фотографии. Через неделю после этой новости мы с его мамой решили поехать в Днепр и Запорожье. Два дня были там, обыскали больницы. В итоге уже парни, которые были с ним в Иловайске, рассказывали, что он был серьезно ранен, поэтому ясно, что надо было проверять и вариант смерти – и мы поехали по моргам , но безуспешно. Возвратились домой. Нашли бойцов, которые были в плену. Один из них, Рома Залесский, как раз лежал в областной больнице на Лукьяновке. Мы приехали к нему с родителями Макса — и он нам сообщил, что мой муж точно погиб. Рассказал, как они переносили его в дом, оттуда в погреб, потом еще куда-то. Но у него были перебиты паховые артерии ног – и кровь била фонтаном. Рассказывал, что пытался и «Целокс» засыпать и жгутовать , но спасти не удалось. Еще Рома сказал, что потом спрашивал своего хирурга, что нужно было сделать при таком ранении, а он сказал, что срочно отправлять на операционный стол. Свидетелем того, что Максим умер, был еще один боец Иван Гуща, я с ним тоже общалась. Он когда заходил к раненым в подвал, увидел, что Макс уже мертв».
***
Раиса Александровна Шанская – мама старшего офицера Андрея Шанского, который погиб 5 сентября 2014 года вследствие обстрела колонны украинской техники вблизи поселка Тельманово.
«После того как Андрюша погиб, ребята рассказывали, что их подразделение изменил маршрут, чтобы подбирать раненых, которые выходили из иловайского ада. Вывозили они их в госпитале в Волноваху и Мариуполь. И много кто бродил тогда среди полей с подсолнухами. Эти цветы ассоциируются у меня с Андрюшей еще и потому, что у нас не Черниговщине мы часто проезжаем мимо лесничество, где работал мой сын, а там такие же поля..и подсолнухи….»
«Утром 5 сентября мы снова разговаривали по телефону, и в Андрюше был очень разбитый голос. Я спросила, он не заболел, а он ответил, что они просто стреляли всю ночь на учениях – и он очень устал. Я тогда даже заплакала. Опять же уже потом оказалось, что той ночью он был в разведке – и их очень обстреливали.
Я лежала в больнице, и в тот день должна была выписываться из нее, но у меня сильно поднялся сахар и давление было 190 на 100. Мне было очень плохо, однако я не могла объяснить врачу, почему именно у меня такое состояние. Когда дедушка забрал меня из больницы, по дороге домой мы заехали к его племянницы Иры в роддом – она утром родила ребенка. Только зашли к ней, а она как раз разговаривала с Андреем по телефону. Если бы знать тогда, что то были его последние часы жизни….
Дома мое состояние еще ухудшилось. Помню, я включила телевизор, слушала выступление Левко Лукьяненко (Украинский диссидент, политик, общественный деятель, – ред.) — и мне снилось, что внизу экрана стоит гроб, а в ней в черной вышиванке лежит Андрей. Я решила, что это у меня от давления галлюцинации. А в полшестого вечера дедушке постоянно кто-то звонил, он бегал по квартире, отвечая на звонки, однако о чем именно он разговаривал, было непонятно. А потом Коля подошел и сказал мне, что Андрей в АТО, под Мариуполем и с ним нет связи. И именно в этот момент позвонил мой родной брат, он живет в Мирном, где когда-то жили и мы. Когда он сказал: «Привет, сестра, здесь у нас, за одного украинского офицера дают 5 тысяч долларов!» — меня от услышанного очень трусануло. Что именно я кричала на него, даже не помню, но сказала, у меня в доме аж три офицера, ты денег решил подзаработать? С ним и почти всей его семьей от начала конфликта мы не общаемся.
А дальше я начала обзванивать мариупольские больницы, набрала знакомых в Днепре и тоже попросила, что вдруг попадет к ним в госпиталь, чтобы сообщили. Написала Рубленую эсэмэску. То есть, куда могла, туда и стучалась.
Ночь мы не спали. А примерно в шесть утра я помилася, оделась, и говорю мужу, что надо, дедушка, ехать Андрея искать, где бы он не был. И тут открывается дверь в квартиру — заходит соседка, а за ней скорая. Вот тогда мне Коля сказал, что Андрюша погиб. Услышав это, я закричала так сильно, что наверное весь подъезд понял, что в нас что-то случилось. Врачи меня так накололи, что я проснулась на диване: говорить не могу, двигаться не могу. Вот так я встретила известие о гибели сына».
Текст и фото: Вика Ясинская, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3082681 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ