Частый свист пуль, взрывы, то тише, то громче – привычная жизнь для военных, напряженная для их гостей. Здесь ты то сидишь на лавочке, греясь на солнце, то срываешься туда, куда укажут, услышав команду «Воздух».
Этот маленький репортаж о семидневной поездке на фронт я не планировала писать, но есть моменты, которые сами «просятся» в заметки – и если их сложить воедино, получается еще плюс четыре страницы в большую общую книгу о нашей войне.
На восток нас едет трое: волонтер Юлия Толмачева, водитель Женя и я. Выезжаем в ночь. Машина просела от загруженности. Юля уже 4 года возит во фронтовую зону всевозможные подарки: когда-то на пятитонной фуре (с начала боевых действий потребности на фронте было в случае больше), сейчас на пассажирском бусике. Основное – дорогостоящие «прибамбасы» для разведки, вроде прицелов и дронов, остальное – обувь для военных, плитоноски (чехлы для бронежилетов), гуманитарка для местных жителей.
По дороге на восток, мы собираем в некоторых пунктах продукты: пирожки под Борисполем, домашнее молоко — в семьи пенсионеров-волонтеров под Полтавой, колбасу в Харькове. Распихиваем это все между прочим добром в оставшиеся ниши в машино и втроем усаживаемся на двух передних сиденьях. Пока доберемся до Луганской области, нам на головы не единожды свалятся то палка колбасы, то бутылка молока. Смеемся, что еще не доехали до зоны теперь уже ООС, а под «обстрел» попали.
29 БЛОКПОСТ
До поселка Новотошковское (Луганская область) мы добрались лишь к вечеру следующего дня. По дороге туда случайно свернули под Первомайск (Временно оккупированная территория). Вырулили обратно. В течение всей следующей недели, сюрпризов в виде «повернут не туда» будет немало.
«Я к вам мчусь с позиции — мины над головой пролетают», — живо бросая велосипед, говорит боец 53 бригады с позывным Волк, а в реальной жизни Роман, – приятный юноша, многажды говорящий нам «спасибо», за то, что приехали. Мы останавливаемся в Новотошковском. На 29 блокпост, где стоит подразделение Волка ( 53 бригада), ехать сейчас нельзя – сильно кроют. Громкие отголоски слышны и возле дома, в котором нас поселит Рома, и в котором всю ночь будет охранять наш сон.
Вскоре к нам подъезжают двое «айдаровцев» – забрать кое-что из волонтерской помощи. «На позициях сейчас полная жопа», — говорит один из них, загорелый и все время улыбающийся Хук. «У нас уже месяц люди сыпятся, как зубы. «Трехсотый» за «трехсотым», и погибшие есть. Но мы тоже не даем попускаться сепарам – неплохо ых под Желобком поджимаем. У них кипишь сейчас».
Утром разгружаемся на 29-ом. Завтракаем, болтаем о том, как живется здесь, и как там, где тихо. «А я эту девочку помню», — указывает на меня невысокий боец средних лет. Говорит, что раньше в составе ПС воевал, может, где-то и пересекались. Волк проводит экскурсию, говорит, что здесь их взвод порядок навел, а то предшественники не особо обжились. Подводит к биноклю – показывает вражеские позиции.
Вообще, каждая поездка на фронт, как новая серия большого сериала: кофе, общение с ребятами, коты и собаки, путающиеся под ногами. Слева — дорога в сторону тыла, дело — пальба.
ТРЕХИЗБЕНКА
На следующий день, добираясь в поселок Трехизбенка, к 43 бату (Отдельный мотопехотный батальон в составе 53 бригады), надеемся на мобильный навигатор, но дорогу нам показывает девушка в форме, которую мы взялись подбросить к одному из сел. Я сажусь ей на руки – и мы, чтоб не подсчитывать ямы на асфальте, сворачиваем на проселочною дорогу.
Наконец добравшись до ребят, знакомимся с Саидом – бойцом, частично потерявшим слух после боев в Дебальцево. По его словам, армию сейчас кормят, но их подразделение пока что не очень. Тем не менее, нас угощают обедом. Пока Юля выгружает помощь и записывает, что еще привезти, Саид рассказывает о том, как здесь работается — что позволяют делать, а что нельзя. И для меня совершенно не новость, что нельзя — гораздо больше, чем разрешено.
«Вот всего наши боятся, потому как «минские договоренности», ну, а сепары здесь совсем недалеко – смотреть на них теперь что ли?» — досадует Саид. Как-то их снайпер нашего офицера убил прямо в тех воротах, где вы сейчас заезжали. Подошел ведь совсем близко — метров на 350″.
Но, несмотря ни на что, парни воюют: и Саид, и Правосек – еще один боец 43 бата. Он родом из Луганской области. Воевал в Зайцево, видел всякое, и уходит с фронта не собирается. На словах «люблю я военное дело» Правосек ведет меня в одно из помещений – показать «дедушек» — пулеметы «Максим».
Поговорил с ребятами, мы собираемся в Донецкую область. Беспощадно «жарит» солнце. Саид утверждает, что будет дождь. Замечаем — у нашей у машины треснул диск. Ставим запаску. И желая сократить дорогу, едем через лес. Свернув не туда, застряем в песках – и полдня пытаемся выбраться из леса, слушая очередной обстрел. В какой-то момент невдалеке от машины видим дым на дорогое – подходим ближе и рассматриваем свежую ямку. Вроде как «прилет», но осколка не видно. К вечеру добираемся в Светлодарск. Ночуем в 72 бригаде. Завтра у нас по планам — Зайцево. …
ЖОВАНКА
Район Жованка – неоккупированная часть поселка Зайцево. Часть дороги от пропускного пункта до ближайших домов достаточно опасна – обстреливается. Журналисты, волонтеры здесь ездят в бронежилетах и касках. Автобус для местных ходит два раза в неделю.
В одном из дворов – жованские активисткы, жительницы поселка, раздают волонтерскую помощь людям. Все сидят на лавочках друг напротив друга с пакетами и сумками.
…
«Это не место, где можно расслабиться», — говорит нам Людмила – старший активистами, как называют ее остальные. «И лучше сидеть здесь, в доме, девочки!» Окна на кухне активистского пункта с наружным стороны заставлены бревнами — это нередкая практика в поселке. Стреляют, по словам жителей, постоянно и хаотично. Среди мирного населения есть и раненые, и убитые вот попаданий. Из недавнего – 22 мая местную женщину ранило в живот.
«До войны я была учителем начальных классов там, откуда сейчас по нам стреляют — в 15 школе», — рассказывает Людмила. «С 14 года Жованка считалась серой зоной. Поселок был брошен – и какое-то время мы вообще никому не были нужны. Поэтому с девчонками решили сгруппироваться, связались с гуманитарными организациями – и пошло-поехало.»
Людмила, как и еще одна активистами Галина, рассчитывают только на победу с украинской стороны и руки не опускают, хоть и тянуть это все пятый час нелегко. В поселке сейчас проживает 134 человека, есть мать-одиночка с тремя маленькими детьми. Молодежи мало, в основном люди «65+», как называет их Галина. По словам женщин, нет ни одного дома, который бы не задело «прилетами», а улица Арсеньева, (когда-то Веселая) разрушена полностью, но при этом на ней живут несколько семей.
«Люди здесь разные, но большая часть настроена на Украину», — резюмирует Галина. «Ездя на ту сторону, они видят, что там ничего хорошего нет — и не будет. Ведь у них и комендантский час, и притеснение прав. Мне рассказали, как одного мужчину во время комендантского часа раз 70 на колени поставили, пока домой добрался, а человек просто позже положенного из кафе вышел. Предприятия закрываются, старшим людям работать негде вообще.»
Во время этих слов, с улицы все хлынули в дом – пулеметный обстрел, который периодически было слышно вдалеке, приблизился вплотную.
…
Среди собравшихся в доме, в основном все женщины. Одна из них с маленьким ребенком. Пережидаем обстрел. Разговариваем. Шутим. Я спрашиваю, а где же мужчины, выясняется, что их в селе немного: молодые – выехали, пенсионеры – поумирали. Когда все затихает, люди возвращаются во двор. Я подхожу к девушке с малышкой на руках. Общаясь, узнаю, что она здесь гостит у мамы.
«Мы до войны жили здесь, в Зайцево. Потом в Бахмут уехали, но там цены за квартиру хозяйка начала повышать — переехали в Горловку (Временно оккупированная территория, — ред.)», — рассказывает молодая мама. Когда я удивляюсь, зачем же сюда ездить, поясняет, что бабушка внучку хочет видеть, а в Горловку приезжать не может.
«Но я планирую в Дружковку перебраться. На украинской стороне намного лучше. А там, где я сейчас, мне постоянно говорят, что у вас украинский паспорт – почему? Ну так, а как же, я ведь здесь родилась, в Украине».
Вскоре начинается ливень. Шум ушедшей в сторону стрельбы смешивается с раскатами грома, и я и наблюдаю, как люди, стоя под ливнем, безропотно ждут, когда им раздадут эду.
«Вика, ну звоните мне», — шутит один из немногочисленных мужчин, уходя домой. «А вообще, это что стреляли сейчас, это еще ничего, а вот как 120-ки (мины) прилетят – это уже ощутимо», — продолжает мужчина. К нему подключается второй, помоложе, и рассказывает, что когда ему снаряд прилетел прямо в дом, его аж подбросило в постели. Этот парень живет здесь один –охраняет жилье, а жена с сыном на той стороне.
Почти каждый из тех, с кем я разговариваю, скаржиться, что там, не в Украине, цены высокие – и жить невозможно. А если кроме цен, спрашиваю я у жителей Жованки, что еще не так? И получаю ответ, что ждать там совершенно нечего, а здесь есть – мира.
Уехать из поселка у нас получается не сразу. Когда частично жители разошлись, по двору начал работать снайпер. Куда он целился точно – неясно, активисты говорят, что в нашу сторону, потому что больше не у кого на этом участке, да и пули прошлись по листьям деревьев, едва не задев головы. Во всяком случае, во дворе оставаться нельзя, ехать по дороге — не менее опасно. Снова собираемся в доме. Слушаем выстрелы, иронизируем о том, как будем ночевать. Но как только все затихает, получаем благословение на дорогу вот местных, быстро заскакиваем в машину и несемся по дороге с сумасшедшей скоростью. До спокойного выдоха на пропускном пункте совсем недалеко – минут 5 — 7.
По дорогое к 72-ке, где мы снова будем ночевать, заезжаем в село Луганское к многодетной семье, выехавшей еще в 14 году из Дебальцево. На улице уже почти темно. Тормозим у двухэтажного дома, стоящего особняком на холме, оттуда выбегают и малыши, и подростки, другие дети бегут откуда-то с поля. Девушка Ксюша, с синдромом Дауна, цепляется за Юлю и долго обнимает. Наблюдаю и думаю, что в этой документалке трогательно все: и вечерние краски, и люди.
24 БРИГАДА
Следующих две ночи мы снова проводим в Жованке, но уже в 24ки. Заезжаем туда вечером, не включая фары. Я приехала к ребятам, чтоб написать о погибших этой весной – Маэ, Футболисте и Цинке. Юля, чтоб повидаться с друзьями и наградить их волонтерскими медалями.
Частый свист пуль, взрывы, то тише, то громче – привычная жизнь для военных, напряженная для их гостей. Здесь ты, то сидишь на лавочке, греясь на солнце, то срываешься туда, куда укажут, услышав команду «Воздух». В момент, когда над нами хорошенько бахнет, несколькими домами ниже, на улице попадет пуля бойцу в ногу, но угодит в телефон.
«Он телефон достал и поцеловал», — смеются ребята, рассказывая о том, как электронный девайс спас человека от раны, и я тоже смеюсь вместе с ними. Вообще, смех – на фронте самая востребованная из реакций. Наверное, потому что это точно про жизнь, вопреки смерти.
ШИРОКИНО
Одними из последних пунктов нашей поездки будет Авдеевка – еще одна многодетная семья там, затем, уже ставшая родной за последних несколько лет, адвеевская «промка». Впрочем, родной стала не только она, а и вся эта прифронтовая зона — бунтующий подросток, не понявший однажды, что ты никому не нужен так, как нужен маме.
Перед тем, как уехать домой – будет море, точнее два: Азовское и из руин. К ребятам из 74 разведбата заезжаем поздно вечером по дороге «жизни» — такой же, как и в Зайцево, словом, одной из тех, по которым надо передвигаться очень быстро, «поджав хвост». Ужинаем, снова много смеемся. До двух ночи, сидя на улице, в абсолютной темноте я пишу интервью с одним из командиров с позывным Ганс. По мобилизации он попал в спецназ, из самых ярких воспоминаний – Дебальцево. Ганс – это пример бойца, который воюет, с одной стороны вот встал армейского быта, а с другой, следуя золотому правилу этой войны «Кто, если не я?» Записавшись, мы еще долго говорим о политике и читаем сообщения с нытьем сепаратистов в силе «укропов», считанным по перехвата.
Утром идем на очень короткую, но емкую экскурсию по мертвому селу. «Руинами домов в 18 году уже никого не удивишь», — думаю я, фотографируя не масштаб развалин, а детали в них. И это не цинично, а привычно для пятого года войны. Сейчас, к сожалению, и смертями никого не удивишь.
Возвращаясь в Киев, мы случайно отклоняемся от маршрута.»Женька, ну смотри же на указатели!», — а впрочем, мы так наколесили за неделю, что водителю надо отдать должное. В результате, намотал лишние километры, в столицу мы въезжаем в полтретьего ночи.
«Из ночных клубов едут, наверное», — комментирует Юля немаленькое, как для средины ночи, количество машин на улицах. «Наверное», — отвечаю я, и в который раз, возвращаясь с востока, думаю, что в Киеве – и дороги ровнее, и жизнь тоже.
Текст и фото: Вика Ясинская, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3071285 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ