Помощник гранатометчика первой штурмовой роты 46 батальона специального назначения «Донбасс-Украина», девушка с позывным Ксена, рассказала «Цензору» об участии в двух Майданах, свой долгий путь из штаба в окопы, про разную мотивацию женщин на фронте и о том, как им с побратимами удалось «отвоевать» у высшего командования право поднимать красно-черный флаг.
«НАС ЗАСТАВЛЯЛИ ПОДДЕРЖИВАТЬ ЯНУКОВИЧА ДАВЛЕНИЕМ И УГРОЗАМИ»
-Что ты делала в гражданской жизни? До войны?
— Мы с бывшим мужем занимались изготовлением корпусной мебели — это было нашей общей собственным делом. Как это часто бывает в небольшом бизнесе, я отвечала и за проектирование, и дизайн, и за бухгалтерию, и за заказ, и даже убирала… Но все равно и тогда старалась находить время на общественную активность и на помощь тем, кто в этом нуждался – например, бездомным животным.
-Общественная активность? Или была какая-то отправная точка, что-то, что заставило тебя беспокоиться не только своими личными делами, но и общей ситуацией в стране?
— У меня такая мама… Она всегда анализировала политическую ситуацию, никогда не оставалась равнодушной к тому, что происходит вокруг – и меня так воспитала. Так что я принимала участие в Оранжевой революции. Тогда мне было 22 года. И, честно говоря, я еще не очень разбиралась в политике, но меня очень возмущала бесправие людей. Возмущала отсутствие выбора.
Я со Знаменки, что на Кировоградщине. Город у нас железнодорожное. Во время первого Майдана я и сама работала на железной дороге. Почти все мои коллеги были членами созданной экс-министром транспорта Георгием Кирпой партии «Возрождение» — пожалуй, я была единственной в нашем коллективе, кто в партию так и не вступил.
Всех нас заставляли поддерживать Януковича – давлением и угрозами увольнения. Также мы принимали непосредственное участие в «каруселях». Запускались дополнительные поезда, люди курсировали по городам, подбрасывали бюллетени. А нам приходилось паковать «сухпай» для таких голосующих путешественников…
Я не хотела быть бараном. Ведь каждый человек имеет право принимать собственные решения… И Ющенко мне казался в любом случае лучше «дважды несудимого» Виктора Федоровича.
-Ты тогда не потеряла работу?
-Мне этим угрожали. И на оранжевую символику реагировали жестко… Но меня не уволили. Правда, перевели в управление Одесской железной дороги.
-За девять лет начался второй Майдан…
-Когда избили студентов – я не выдержала. 1 декабря 2013 года уже была в центре столицы. А дальше ездила в Киев всю зиму — когда на неделю, когда на два-три дня. Попадала на все ключевые моменты. Помню первые попытки разогнать Майдан, первых погибших. С 19 февраля я была на Майдане, хотя это тяжело вспоминать…
-А в твоей родной Знамянка’янці в то время не происходило ничего интересного?
-Было определенное количество активных людей, разные парады вышиванок проводились… Но, как показал выезд на Майдан в ночь с 18 на 19 февраля, на самом деле почти никто не готов был действовать. Когда действительно нужно было отправиться в Киев на помощь – практически у всех наших активистов появились неотложные дела, обострились болезни и так далее. Поехали тогда только мы с моей мамой, которой было уже 62 года, и два молодых парня, два брата.
… Уже после кровавых событий в Киеве в нашем городе появилась общественная организация, объединение євромайданівців. Я была в коллегии соучредителей и верила, что мы не позволим регионалам остаться при власти… Но наши активисты в конце концов пошли с ними на переговоры, начали искать компромиссы. Тогда я решила, что мне это не подходит. И вежливо объяснила, что лично меня приглашать на такие «разговоры» больше не нужно.
«Я НЕ ПРЕДСТАВЛЯЛА СЕБЯ ДОБРОВОЛЬЦЕМ, ПОТОМУ ЧТО НИЧЕГО НЕ ЗНАЛА И НЕ УМЕЛА»
— Как ты пришла в «Правый сектор?»
-Правосєки нравились мне еще на Майдане. Казалось, что это наиболее радикально настроенные представители патриотических сил. Но во время Революции Достоинства я никакого отношения к ПС не имела – они же постоянно «шифровались», прятались, поэтому мы даже знакомы не были…
Затем, уже весной 2014 года, я нашла возможность вступить в «Правого сектора» как партии и присоединилась к работе. На Востоке уже начались боевые действия… Но я не видела себя там. Не представляла себя добровольцем, потому что не знала и не умела вообще ничего. И думала, что больше пользы от меня будет в предвыборной агитации.
… Впоследствии состоялись выборы, результаты которых, честно говоря, не дали мне уверенности в светлом будущем. Ситуация была непонятная. «А вдруг начнется полномасштабное наступление?» — думала я. Поэтому уже начала задумываться о необходимости получить хоть какую-то подготовку, хоть какие-то навыки обращения с оружием.
Поэтому сразу согласилась, когда мне предложили поехать в прифронтовую базу ПС – помогать чем скажут и одновременно тренироваться. На базу я попала 1 декабря 2014 года. И уже фактически не возвращалась оттуда.
-Что ты там делала?
-Сначала разгребала волонтерскую помощь, которую нам присылали. Сортировали, комплектовала, выдавала людям, отправляла на позиции… Фактически была кладовщиком.
Потом возникла потребность иметь делопроизводителя. А мне легко работать с любыми документами – справками, приказами, рапортами… Так я попала в штаб.
-Но ты в это время проходила обучение вместе с другими бойцами. На передовую не хотелось?
— Хотелось… Но я прислушивалась к тому, что мне говорили более опытные люди, собратья, которым я доверяла. Они просили меня остаться в штабе, объясняли, что здесь я нужна – а стрелять и без меня есть кому. Подчеркивали, что бумажную работу я делаю быстрее, чем другие…
И, конечно, тренировки я все равно продолжала. Радовалась, что стреляю метко… Но еще даже на передовой ни разу не была — только на разных прифронтовых базах. И участия в войне, в своем понимании, не принимала – хотя, конечно, вроде и повара и делопроизводители в ней участвуют на самом деле… Однако чтобы пули над головой свистели – такого у меня тогда не было.
«НАШИ БРАТЬЯ ГИБЛИ ПОД КРАСНО-ЧЕРНЫМИ ФЛАГАМИ. А НА МИРНОЙ ЗЕМЛЕ ОНИ КОМУ-ТО МЕШАЮТ?»
— Когда ты впервые попала на «ноль»?
-Это была Светлодарска дуга летом 2016 года. Тогда определенное количество бойцов Правого сектора – и я вместе с ними – решили подписать контракты с ВСУ.
-Страшно было в начале?
-Нет, именно страха за свою жизнь или ступора у меня не было. Была усталость. А главное – нервозность от неуверенности в том, справлюсь ли я, получится ли у меня быть бойцом…
-Знаю, что у тебя получилось. Но правосєків вскоре стали «распылять» по бригаде, и тебя одной из первых перевели с передовой в штаб…
-Да. В тыл, но не совсем в штаб – ведь штабную работу я выполнять действительно умела, поэтому такой перевод еще поняла бы. Но тогда меня назначили начальником передвижной бани, которую я так и не увидела. Подозреваю, что той бане не было вообще…
Таким образом командование просто пытались разрушить наш «неудобный» коллектив.
-Вижу на Facebook твое фото с красно-черным флагом среди палаток на полигоне с подписью «Отвоевали! Приказ отменен!». Что это за история?
-Это было когда нас вывели с передовой на ротацию в Харьковскую область. Я сидела в палатке с собратьями-правосєками — хоть мы и были уже все в разных подразделениях, все равно постоянно общались и держались вместе. Вдруг мы услышали по рации приказ командования: снять все красно-черные флаги — а они реяли над многими палатками… требовали Оставить только государственные. Без всяких объяснений…
Это вызвало недоумение и возмущение. Мы воевали под красно-черными флагами, наши братья погибали под ними, на позициях у нас были красно-черные флаги – там, где они не демаскировали нас, конечно… А на мирной земле они кому-то мешают?
Как оказалось, к нам приехал представитель ОК «Восток» генерал Красноок. И наши знамена показались ему неуместными.
Мы с побратимами быстро собрали «делегацию». Хотели спросить – почему так? И пошли к штаба с просьбой передать, что есть группа бойцов, которые не понимают, почему поступил такой приказ. Также я тогда написала пост в соцсети о том, что происходит. Он вызвал резонанс…
Возле штаба мы долго ждали. Стояли с красно-черным флагом. Но никто к нам не вышел. Никто не стал нам ничего объяснять. Только комбат потом подошел к нам и сказал, что не надо ничего снимать, что он этот вопрос якобы уладил…
-Сейчас ты в штурмовой роте 46-го батальона. Наконец официально на боевом посту?
—Так. Уже более года я помощник гранатометчика. Определенная подготовка у меня была и до этого, но здесь были свои замечательные инструкторы. Они проверяли нас, оценивали наши способности, учили новому. Готовили тщательно. Так что вопросов ко мне нет, нареканий нет.
— А тебе самой нравится?
-Очень.
-Что запомнилось больше всего из мест, где вы воевали за последний год? Видимо, Мар’їнка?
-Мне нравится везде, где есть активные боевые действия… Так, Марьинка была местом не очень спокойным, конечно, но я там была не на самой горячей позиции… Затем под Мариуполем мы в основном «наблюдали». Но впоследствии под Горловкой немало работали. Показали, что мы не бесхребетные, и что нельзя по нам лупить из чего угодно и не получать ответа. Именно там у меня уже была возможность проверить все свои навыки, нормально поработать с различным оружием на позиции – от автоматов и РПГ к АГС.
«А Я? НИЧЕГО, ЧТО Я ТОЖЕ ДЕВУШКА?»
-Ты не просто женщина на войне – ты красивая женщина на войне. Часто испытываешь какое-то особое отношение к себе — возможно, снисходительное?
-В мужском коллективе я уже почти четыре года, и мне кажется, что в таких обстоятельствах исчезают все половые различия. Возможно, я не такая сильная, как рядовой человек – не могу что-то очень тяжелое поднять, например. Но это же и мужчины не все могут – кому-то возраст мешает, кому-то собственный вес… Поэтому другие бойцы воспринимают меня как «братанчика», собрата. Я же с ними везде и всегда – и на учениях, и на боевых. Поблажек мне не делают.
Как-то мы ехали на учебу на «шишарику». В кабину ГАЗ-66 может влезть водитель и еще 1-2 человека, и это места привилегированные. Бойцы заполняют кузов.
В тот день с нами тренироваться ехала девушка-медик Лиана. И Лиане сразу предложили лучшее место, потому что там удобно, там не трясет: «Ты же девушка, давай в кабину…»
Я не выдержала. Говорю: «А я? Ничего, что я тоже девушка?». Посмеялись мы тогда. Ведь никому из нашего подразделения и в голову не пришло предложить удобное место в кабине мне. Все они уже просто забыли какого я пола.
На самом деле я рада такому отношению.
-Всегда позитивно относишься к другим женщинам в ВСУ?
-О женщинах в армии у меня мнение двоякое. Не считаю, конечно, что женщины недостаточно умны или недостаточно сильны, чтобы служить в армии. Но все зависит от мотивации.
К сожалению, приходят в армию не только нормальные мотивированные женщины, но и те, кто хочет устроить свою жизнь. Не только личная жизнь – а и просто удобное. Подчеркиваю это потому, что я не против, когда люди на службе влюбляются и женятся, если это не мешает выполнению обязанностей каждого из них. Но любовницы командиров часто о свои служебные обязанности забывают… И, конечно, это вызывает возмущение других бойцов.
Очень неприятно, что за знакомство с такими экземплярами мужчины-военные потом часто относятся пренебрежительно к женщинам, которые реально пришли воевать и действительно достойны уважения. Мне посчастливилось встретить немало таких девушек, и я горжусь дружбой с ними.
-Как армия изменила твой характер?
-Пожалуй, я стала более пунктуальной. Раньше часто опаздывала.
Кроме того, до войны я иногда огорчалась через разные глупости. Сейчас уже вижу что стоит, а что – нет. А даже если настроение все же портится – я сразу начинаю думать как исправить ситуацию. Видимо, теперь во мне больше решимости. Хотя такой вопрос лучше задать тем, кто знал меня еще до войны и с кем мы общаемся до сих пор…
-Ты сейчас ездишь домой на судебные заседания. Расскажи, что случилось?
-Я очень хотела бы ездить домой для того чтобы отдохнуть, но у меня на гражданке, увы, сплошные проблемы. Накопившиеся за время войны, и решать их возможности не было…
Наш совместный бизнес официально был записан на отца моего мужа, мы же фигурировали как обычные наемные работники. Поэтому, конечно, уезжая на Восток я уволилась из компании по собственному желанию, чтобы меня зря не платили налоги.
Вскоре мой муж нашел мне замену. Мы расстались – я не была против, написала согласие, чтобы нас развели без меня, потому что ездить туда-сюда времени не было.
Но у нас была устная договоренность относительно бизнеса и имущества. Так, например, он пообещал, что одна из машин останется моей: «Заберешь, когда нужно будет»… Но в 2016 году у меня умер отец, заболела мама, я попросила его продать эту машину, потому что мне нужны были средства: а он отказался…
Не знаю, получится ли сейчас что-то доказать в суде. Но дело даже не в финансовых и юридических, а в моральных аспектах. Возвращаешься в «тыл» с войны – и получаешь нож в спину. С этим часто сталкиваются военные…
-Видишь свое будущее в Вооруженных силах?
-Да, я остаюсь в армии. Хотелось бы, конечно, к победе. Чтобы смерти не были напрасными. Чтобы дойти до той цели, к которой уже не дойдут наши погибшие собратья. Надеюсь, что на это у меня хватит сил…
Валерия Бурлакова, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3077567 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ