«Киборг-беркут» и снайпер «Азова» Хват: «Один мой бывший коллега по «Беркута» перешел на сторону сепаратистов и уже несколько лет обещает меня убить»

История, которую вы сейчас прочтете, заслуживает сценарий для остросюжетного блокбастера. Но это – чистая правда. Да еще и не вся – ведь герой материала продолжает ежедневно выполнять боевые задачи на фронте, и мы не можем ни называть его имени, ни показывать лицо, ни рассказывать подробности его жизненного пути.

Это история о том, как человек с позывным Хват еще до войны добровольно пошел служить в «Беркут» — по заданию националистической организации «Патриот Украины», членом которой он был и которая потом станет основой для полка «Азов». Хват принимал активное участие в событиях на Майдане со стороны силовиков. Например, штурмовал КГГА и Украинский дом. Был арестован своими же коллегами, когда проводил выучку бойцов «Правого сектора» по противодействию… «Беркута». Далее он пошел добровольцем на фронт к «Азова», где стал успешным снайпером, с выигранными снайперскими дуэлями в стиле Второй Мировой. Потерял две стопы вследствие тяжелого ранения, но сделал себе карбоновые ноги в США и продолжает воевать с врагами. Это история реального киборга и офицера. Точнее, мужчины, который с детства мечтал быть военным и служить своей Родине. История незаурядного человека, которая до сих пор находится на войне и не хочет с ней идти, пока Украина не победит. Читайте, удивляйтесь и надейтесь, что когда-нибудь он позволит назвать свое имя и некоторые подробности биографии.

БЕРКУТ-ПАТРИОТ

Я родом с Южной Украины. И лет до 18 не имел никаких особых проукраинских взглядов. Ведь я рос в постсоветском обществе, где еще очень сильна была советская пропаганда и советские штампы. Учителя, знакомые, товарищи по школе – там почти не было Украины в головах и мыслях. Спасла моя любовь к истории. Потому у меня возник вопрос – а действительно ли бойцы УПА, дивизии «Галичина», Оуновцы были такими убийцами, преступниками и садистами, как их изображали раньше? Для меня было непонятно, как человек может сознательно идти на такие испытания, как жить годами в лесу без каких-либо благ – и ради чего? Для того, чтобы удовлетворять свои «преступные потребности»? Даже тогда мне стало очевидно, что в них все же должна быть какая-то идея, и я начал интересоваться, к чему они стремились в реальности и чем конкретно их не устраивал коммунистический строй.

Поворотным моментом в сторону украинского мировоззрения для меня стала история моей бабушки, о которой узнал на ее похоронах. Только там услышал о том, что она просидела всю Вторую Мировую войну в советском концлагере на Севере России. По политической статье. И это при том, что она совершенно не была участником какого-то реального антикоммунистического сопротивления. Просто была из «кулацкой» семьи, которая не захотела молча мириться с тем, что у них забирали землю и имущество. До последних дней даже дочь бабушки, моя мать об этом не знала. Была уверена, что ее мать была в эвакуации и просто работала там. И вот только на похоронах, повторюсь, ее брат во всем признался. Плюс после этого мы перебирали ее фотографии и письма. И нашли письма прадедушки, и они все были написаны на чистом украинском языке. Мне стала очевидна искусственность подчеркнутой русскоязычности моего родного региона. Которая стала просто результатом репрессий советского режима против украинцев. Потом, опять же, из семейной истории узнал, каким сильным было сопротивление в моей области совке. Как люди брали оружие в руки, не только украинцы, но и греки, болгары. И как совок присылал на подавление специально воинские части, составленные из середньоазіатів, чтобы те были предельно безжалостны и убивали всех, кто протестовал против советской власти.

Сколько себя помню, хотел быть военнослужащим. Я хотел, конечно, до Вооруженных Сил. Но мои родители были очень против этого. Когда я собирался поступать в военный вуз, то зарплата офицера была жалкой. Плюс они еще помнили, что такое жизнь родственника военного – постоянные переезды по гарнизонам, никакой личной жизни и тому подобное. И все равно я попытался поступить в военный вуз. Но не прошел через типа здоровья. Вот почему у меня в 16 лет «зафиксировали» давление почти 200. Правда, на следующий день он уже нормализовалось до 120, но этого было достаточно, чтобы не пропустить меня дальше. Товарищ, который со мной не поступил через тот же «давление», объяснил, что просто у него требовали денег. У меня, кстати, не требовали, зато, как сейчас понимаю, зря я начал на собеседовании сразу рассказывать про украинский патриотизм и все такое. Подумали, что какой-то псих, наверное, зачем патриоты нужны в такой армии, как тогда.

Меня призвали в армию и отправили в внутренних войск – никто не спрашивал, хочу ли туда. Просто отправили из военкомата – и все. Где я прослужил год как срочник, а потом еще подписал контракт на 2 года, потому хотелось военного дела. Почти сразу попал в роту специального назначения, потому что именно это меня заинтересовало. Однако реальных дел в ВВ было мало, очень хотелось действующих спецподразделений. Параллельно я таки поступил в военную академию, где учился заочно. Именно так меня занесло к одесского «Беркута».

Первую подготовку проходил в Крыму. В Евпатории на протяжении 5 месяцев, нас, прежде всего, гоняли по физической подготовке – полоса препятствий, бег, качалка. Да, была и юридическая подготовка, и огневая. И все же, сейчас я понимаю, что этого было совершенно недостаточно для спецназовца даже в полицейском подразделении. Особенно – в плане тактики. Потому что нас всех учили на один профиль, хотя, например, было очевидно, что я стремлюсь работать явно не в роте охраны общественного порядка. И довольно быстро получил подтверждение этой фіговій подготовке «Беркута».

Участвовал в печально известной операции о задержании в Одессе чеченцев, которые убили нескольких милиционеров. (29 сентября 2011 года одесская милиция проводила спецоперацию по задержанию чеченца Аслана Дикаева и двух его сообщников. Во время попытки неудачного задержания под Одессой Дикаев с соратниками убили двух сотрудников милиции, четырех ранили и скрылись с места происшествия. Милиция объявила план «Перехват». 1 октября преступники были обнаружены в гостинице в районе 8 станции Большого Фонтана. Туда были стянуты спецподразделения милиции и СБУ, в том числе «Беркут» — всего более 300 человек, был задействован даже БТР. В течение 5 часов велись переговоры, дальше начался штурм. Двое чеченцев были убиты, третьему удалось сбежать, – ред.). Вообще, это была не моя смена, поэтому «опера» и гаишники взяли на выезд другой экипаж. Никто до серьезных стычек не готовился, не более, была информация, что у злоумышленников – два травматических пистолета. И никто даже морально не был готов к реальным боям. Это был момент, когда даже в самом подразделении не было боевых людей – «афганцы» уже освободились, «миротворцев» было очень мало, ну, а в АТО еще было несколько лет. Поэтому, когда оказалось, что у задерживаемых есть автоматы и гранаты, к этому никто не был готов. В результате 2 убитых, 4 раненых. Потом все, что имело оружие в области, собрали на базе. И мы начали искать их. В камышах, всюду. И тут владелица частного отеля сообщила, что они – в нее. Ну, но дальше была история с почти полным отсутствием и тогда, и сейчас в полиции офицеров, способных планировать полноценное боевое столкновение. А противостояли нам тогда человек из батальона Кадырова, крымский киллер и его помощник. Плюс руководство панически боялось после предыдущих потерь, чтобы хоть кто-то пострадал со стороны милиции. Ну и потом мы 5 часов методично уничтожали дом со всей возможной оружия, где они (двое из них, третий вышел перед штурмом и убежал, – ред.) прятались. У нас было много патронов и мы просто простреливали окна – а вдруг попадешь. Я пытался стрелять по вспышках от автомата, но без понятия, или попал. В общем, все происходило четко в стиле Беслана, когда школу с детьми штурмовали с помощью танков и хваленого российского спецназа, и огромное количество детей погибла. Конечно, нашу операцию надо было проводить иначе – быстро, внезапно, неожиданно, без Бтров, разрушений и постановки всего города на уши. Ну, но мы тогда жили еще полностью в советской парадигме – минимум планирования, максимум огневой мощи в одном месте, всех убить, все отнять.

До Майдана в «Беркуте» не было идеологической накачки. Во время подготовки в той же Евпатории основная масса людей была из Крыма – там же было много «Беркута»: в Керчи, Севастополе, симферопольский полк. Вот крымчане – так, нередко говорили, что неплохо было бы, если бы сюда пришла Россия. Но совершенно не из-за какой-то там воображаемый «русский мир» или «язык», «бендеровцев» и тому подобное. Их аргументация была крайне проста. Мы тогда получали зарплату 1650-1700 грн, в РФ полицейский получал около тысячи долларов. И вот это единственное, что их реально интересовало. Поэтому у меня с ними даже до серьезных конфликтов не доходило – так, максимум на словесном уровне.

До «Патриота Украины» я попал во время поездки в поезде. Как раз только уволился со службы во Внутренних Войсках и возвращался домой. И увидел, как человек читает книгу с символикой организации. А я уже более-менее, благодаря интернету, знал про эту организацию, мне нравилась ее активная патриотическая позиция. Ну, я и подошел к мужчине, который читал книгу – мол, как можно попасть к вам? И он меня потом свел с представителями организации уже в моем городе, я начал вносить свою лепту.

Из «Патриота Украины» происходит и мой позывной – Хват. Как-то мы на тренинге отрабатывали ножевой бой. Бились на деревянных ножах с побратимом. И я перехватил нож по-другому и ударил слишком сильно, да еще и в глаз. Слава богу, не выбил. Но с того времени у меня вот такое прозвище.

До «Беркута» ушел с ведома своих товарищей по «Патриоту Украины». И считаю, это сыграло неплохую роль для организации. Потому что я получил специальную военную подготовку в органах, соответственно, смог по максимуму передать коллегам по организации навыки работы силовиков. Ну, а в милиции правду про меня и мои идеологические взгляды узнали уже только в феврале 2014-го, когда увольняли. Вообще, тогда СБУ работала гораздо хуже, чем сейчас. Так весело вспоминать, как, даже будучи бойцом «Беркута» я, хоть и с закрытым лицом, но принимал участие в акциях «Патриота Украины», и реально оставался неузнанным коллегами по МВД. И это при том, что нас было буквально 20-25 человек на город. И мы в основном просто приобщались к акциям «Свободы» или «Тризуба». Так и жил – «двіжував» с «Патриотом Украины», а потом – сутки через трое на работу в милицию.

Летом в «Беркутов», как у тех колхозников, начинался активный период. Почти каждое лето при Януковиче мы проводили в Киеве в командировках – например, в судах над Тимошенко. Постоянно видел как мои коллеги брали взятки. Да они и делились – скрывать нечего. Нам, молодым сотрудникам, не нравились сначала такие вещи, мы даже обсуждали между собой, как мы не будем брать эти деньги. Но вопрос стоял ребром – или ты принимаешь в этом участие на уровне со всеми, либо ты отсюда уходишь.

Вот что в «Беркуте» лелеяли — так это «кастовую систему» и ощущение своей исключительности относительно других правоохранителей. Помню, как в «учебке» мы прикалывались над ППСниками (патрульно-постовая служба, – ред.). Например, в супермаркете отрывали «пищалку» от носков, которая реагирует на выходе, и засовывали ППСнику за пазуху. Ну, чтобы его потом охрана «шмонала». Хотя у нас были далеко не высокоморальные и лучшие люди. В основном, это были спортсмены, просто люди, которые отслужили в армии и потом сумели сдать зачет в подразделение. Но были и хорошие люди, с которыми я дружил. С одним из них до сих пор поддерживаю теплые отношения, он тоже участник войны, сейчас служит в одном ексдобровольчому батальоне, куда он сам и пошел служить.

Очень смешной для меня лично в политическом смысле момент произошел 2013-го, во время ареста известного одесского сепаратиста Игоря Маркова. Ну, тот который давно в РФ сбежал. Он тогда был резко против подписания Януковичем евроасоциации. Начал собирать митинги против этого. В результате, его вызвали на допрос в главное управление МВД в моем городе. И прямо там арестовали. Сразу собрался немаленький такой ватно-сепарський митинг в его поддержку. Ну, и мы, как «Беркут», в своих лучших традициях, разгоняли его. Наиболее смешно, что оставалось тогда меньше месяца до начала Майдана. И та самая вата, которая вскоре начала кричать: «Беркут, Беркут», тогда так нормально получила на орехи.

МАЙДАН, ШТУРМ КГГА, УКРАИНСКИЙ ДОМ, ПРАВЫЙ СЕКТОР

Первое командировку на Майдан в составе «Беркута» у меня было в декабре 2013 года. Где-то числа 10-го. И я чувствовал себя, знаете, как-то восторженно. Ведь радовался, что, мол, наконец-то начались какие-то активные действия для изменений в государстве. Большинство коллег, конечно, говорило о «майданутих бендеровцев», «нафиг оно все надо». Ну, и вот таки началась идеологическая «накачка» — нам показывали фотографии мальчиков-«срочников» из ВВ, которых избили на Банковой и Майдане. Ну, и рассказывали страшные истории, которые на этом Майдане звери и как мы должны их победить. И для большинства, учитывая их крайне низкий интеллектуальный уровень, все, что говорили «отцы-командіри» и по телеку, воспринималось как истина. А я все обсудил с собратьями. Мол, так и так, или увольняюсь, или еду. Мы все решили – и никто, честно, тогда не верил до последнего, что Майдан победит. И определились, что лучше ехать – ведь, если Майдан проиграет, то лучше оставаться служить в милиции. Чтобы сохранить все возможности информирования о том, что там происходит, чем все потерять.

Участвовал в неудачном штурме «Беркутом» здания Киевской городской государственной администрации 11 декабря 2013 года. У нас тогда была сводная группа из нескольких подразделений. Могли, если честно, очень легко его взять. Мы подошли, нас облили из брандспойта, собралась толпа. И тут нам сказали – розвертаймося, идем. И это было единственное столкновение – все остальное время мы сидели в автобусе в Мариинском парке и смотрели фильмы. Типа охраняли «антимайдан» от того, чтобы на него не пришел Майдан. Пробыл в первом командировке до 31 декабря 2013-го. Получили тогда две зарплаты – 8 тыс. грн. И еще 10 тыс грн. дали каждому в конверте. И я тогда даже открыл первый в своей жизни депозит. Но эти деньги мало кто сохранил. Ведь деньги были на карточках в банке Захарченко (бывший министр внутренних дел, – ред.). И когда он бежал из страны, то и деньги убежали вместе с ним.

7 января 2014 года началось мое второе командировку на Майдан – и длилось оно до конца месяца. И тогда уже поехало намного больше старых сотрудников, возрастом ближе к 40 годам. Ведь на первую ротацию они говорили – «ну его нахрєн, не поедем, там дерутся». А потом, когда мы приехали с деньгами – все вдруг захотели. Правда, они от нас сильно отставали в плане физической готовности, зато были очень накручены, гораздо больше моих сверстников. Жили мы в Ирпене, а возили нас к одному киевского райотдела, где мы непосредственно базировались.

Был в «Украинском доме», когда зашли туда с ВВшниками и Святошинским райотделом 22 января 2014 года. Мы не принимали участия в боях с майданівцями, просто нас туда завели и приказали охранять. И я был тогда единственным, кто не снял шевроны «Беркута». Потому написал собратьям СМС – мол, когда зайдете внутрь и будете всех тут «п*здити», то я буду единственный, кто его не снимет, чтобы они меня могли узнать. Потому что все остальное сняли, чтобы не «палиться». Вообще, у нас была там крайне простая функция – стояли со щитами. Хорошо, что нас выпустили по договоренности с майданівцями – ведь сами мы бы оттуда не вышли, постройка была полностью окружена и блокирована, были відімкнені электричество и вода. Тем более, у нас не было «огнестрела». Правда, у меня был «помповик» КС-23, ведь я был снайпером – взяли на эту должность за хорошую стрельбу, хотя на тот момент никакой специальной подготовки именно в снайпинге у меня не было. Но у нас был четкий приказ – даже поснимать кобуры от боевого оружия, когда мы выходили на задание, чтобы не провоцировать и не давать информационного повода, мы стоим вооруженные. И это при том, что мы раньше никогда их из формы не снимали – они просто висели пустые. А как-то в райотделе встречали в столовой какую-то группу непонятных лиц, которые ни с кем не общались и которые были вооружены боевыми пистолетами и автоматами.

Один мой бывший коллега по «Беркуту» сейчас перешел на сторону сепаратистов и обещает меня убить уже несколько лет. Мы даже переписывались «Вконтакте» в 2016-м, кажется, году. Он уже знал, что я нахожусь на фронте. Я его спросил, мол, ты еще жив – пытался вытащить на разговор, может, что-то и рассказал слово за слово интересное. Ну, он и ответил: «Пока тебя не убью – не сдохну». Кстати, далеко не лучший был боец в «Беркуте». Вспоминаю, как он на наши внутренние соревнования напросился участвовать. Так прибежал позже за 40-летних мужчин. Поэтому, если там вся армия такая, то нам повезло. Показательно, что на момент Майдана он уже был штабным работником, и в том же Украинском Доме его с нами не было.

Меня арестовали, когда я проводил занятия с местной ячейкой «Правого сектора» дома. Это было начало февраля 2014 года. Мы как раз вернулись из второй поездки на Майдан. И все ожидали, что кто-то таки даст заднюю – или Янукович, или формально-записные лидеры оппозиции. Ну, я и собрал товарищей, чтобы передать им только что приобретенный опыт. Раздали всем щиты и палки, учили, как противодействовать «Беркута». Приехали мои коллеги-«беркутовцы» и всех задержали, и меня в том числе. Ну, вот тогда меня и разоблачили окончательно. Скорее всего, был «крот» внутри «Патриота», ведь потом, после задержания, там уже были все фотографии с тренировок, которых мы проводили довольно много. К тому же, с открытыми лицами, которых вообще в открытом доступе нельзя было найти – даже то, что преподавалось, преподавалось исключительно с замазанными лицами или в балаклавах. Ну, и вот – привезли нас не в отделение милиции, а на базу батальона. А командир и его заместитель по личному составу достают даже такие фотографии, которые вообще делались исключительно для собственного пользования. Даже четко мой позывной знали. Начали запугивать, что сейчас выстроят весь батальон, и пусть со мной сами ребята, мол, разберутся. Ну, я вполне верил – времена смутные, уже был готов, что могут и покалечить, и просто прибить как собаку, ибо «штирлиц провалился». Но в итоге почему-то сказали, что, мол, не хотим марать о тебя руки, поэтому не будет никаких уголовных дел – просто пиши рапорт прямо здесь на увольнение. Я и написал. И надеялся, что еще легко отделался. Мол, победит Майдан – прекрасно, нет – ну тогда тоже что-то буду думать.

Еще до победы Майдана был вынужден покинуть страну. Через пару дней после задержания мне позвонили из батальона и попросили зайти забрать документы. Я уже думал уезжать, но тут меня набрал товарищ по службе. Кстати, тоже проукраинских взглядов, как и я, до сих пор воюет на фронте – правда, уже в составе ВСУ. А у него отец на тот момент служил в нашем Главке. И вот он меня и предупредил, чтобы я ни в коем случае не ехал, ведь меня мгновенно арестуют. Вот тогда и понял, что пора срочно уезжать из страны. Если бы Майдан победил буквально на пару дней раньше, то я бы остался, конечно.

(Где и как именно провел следующий год своей жизни Хват, пока нельзя рассказывать. Надеемся, вскоре он позволит рассказать полную версию своих похождений, – ред.).

СНАЙПЕР-ЛИКВИДАТОР

Как только смог вернуться в Украину весной 2015-го, то сразу сел на автобус и поехал в расположение «Азова» в Мариуполь. И почти сразу состоялся и мой первый бой в Широкиному. Настолько быстро, что я по сути, еще был гражданским человеком, меня впоследствии записали типа в волонтеры. Удалось сразу «уработать» сепарського связиста – мы сразу же получили подтверждение по радіоперехопленню. Он пытался восстановить перебитый связь. После этого началось серьезное боєзіткнення, по моей позиции стрелял гранатометчик, а дальше начала вообще работать артиллерия. Пришлось быстро перемещаться. Я тогда еще работал один, ибо военная организация у нас тогда еще только развивалась. Но удалось отойти.

Тогда же в Широкиному потерпел и первого ранения. Когда начался обстрел, то у нас ранили бойца – «Француза». Помог вынести его и решил подняться обратно на 4-й этаж того пансионата, где мы тогда сидели, чтобы забрать дальномер, который остался там. В этот момент прилетел снаряд из гаубицы, проломил крышу, а я получил один осколок. Но все обошлось нормально — отвезли в Мариуполь к БСМП и достали его. На следующий день связался с Черкассы, командиром полка на тот момент, и пояснил, что ранение легкое и нет смысла меня держать в больнице. Поехал на базу в Урзуф, и там, между перевязками, мы и начали формировать уже отдельный специальный снайперский подразделение.

В Украине очень неплохая снайперская школа высокоточной стрельбы. Поэтому абсолютное большинство инструкторов, которые приезжали к «Азова» нас учить, были отечественными. Но также к нам приехали ребята из Хорватии, добровольцы. Например, Пєна, который в свое время участвовал в операции «Буря» по освобождению Страны от сербов в 1995 году. Разведчик из спецподразделений, имеет хороший боевой опыт и до сих пор работает с нами как инструктор.

Снайперская винтовка – это как высшая форма огнестрельного оружия. Она заставляет прокачать все свои навыки, учит думать. И я сейчас не о поправки на ветер. Нет, когда мы заходим на позицию, то должны заранее продумать, где может находиться противник, где нам расположиться, что поразить его, как обустроить свое укрытие, чтобы противник нас не увидел, как продумать путь отхода и тому подобное. То есть, все, чем занимаются все рода войск в армии, сконцентрированные в этой профессии. Настоящий снайпер может и корректировать артиллерию, может применять любой тип вооружения. Снайпер всегда сам принимает решения и делает свой бой. Ты сам за все отвечаешь, и если пострадал – это только твой «косяк».

Я не считаю, сколько врагов удалось ликвидировать. Все эти зарубки, звездочки на примерах – это понты для приезжих. В этом нет никакого смысла. Никаких угрызений совести тоже не испытываю. Я – снайпер, и мирных людей не убиваю. Всегда прекрасно вижу того, в кого стреляю, и всегда уверен, что это – враги. Я их сюда не приглашал.

Выигранную снайперскую дуэль имел между Саханкою и Лебединским. Там тогда постоянно работал вражеский снайпер по позициям морпехов, что там стояли. При чем, работал профессионально и точно – были погибшие. Не знаю, он был кадровый российский военный. Но по мне работал очень качественно. Я там оказался, кстати, не через него – мы охраняли одну нашу техническую группу, которая действовала прямо на передовой. И нам сообщили, что есть такой нюанс (вражеский снайпер, – ред.). Ну, и мы решили сразу проверить – ведь неподготовленный человек за снайпера примет даже автоматчика, который умеет ловко стрелять. Но здесь мы увидели этого снайпера в «трубу». Он вылез в заснеженное поле в маскхалаті. Но ближе к 10 утра вышло солнце, и снег начал таять, хотя это был декабрь. Вот тогда мы его и смогли увидеть. Дальше я вылез, чтобы проверить, он это или нет, и он по мне выстрелил. Не попал, как вы понимаете. Я тоже сразу выстрелил в ответ, и тоже не попал, потому что он успел пригнуть голову. Я переместился на другую позицию и снова выстрелил. И враг снова успел пригнуть как-то голову! Сделал второй выстрел, но оставалось непонятным – он в третий раз повторил свой трюк, или все же умер. Стало ясно, что я таки попал, когда вскоре увидели, как группа ползет его эвакуировать. Начали, конечно, работать по ней, подключили пулемет. В результате, забрать тело они смогли только в сумерках, с использованием бронетехники. Затем по радіоперехопленню мы получили точное подтверждение, что он «двухсотый», даже имя узнали – Костя. Кроме этого было несколько эпизодов, когда удавалось обнаружить врага еще на моменте, когда он заходил на позицию.

Как-то работали с собратом по группе, вышла в серую зону и делала там себе «секрет». Ближе к вечеру они подтянули свою снайперскую пару, чтобы противодействовать нам. Но те снайперы допустили ошибки, когда заходили на позицию и не смогли определить, где мы были. И удалось их уничтожить. Таких историй было еще две. Когда четко было понятно, что мы ликвидируем именно снайперов – по оружию и снаряжению.

В 2016 году в Докучаевске удалось ликвидировать высокопоставленного российского офицера. Абсолютно точно – кадрового. Он был в новой российской форме, которая «косит» под американскую. У него были звезды на погонах, даже не закамуфлированные, кокарда на фуражке, шевроны. Ну, его отработали. И потом по радіоперехопленню прошла информация, что это какой-то родственник высокопоставленного российского генерала был. Которого этот генерал отправил получить их вариант УБД. А потом забрать куда-то к Генштаба. Ну, и забрал – но уже немного в другой форме. В Широкиному, когда зашли сепарів, захватили несколько складов с российским вооружением производства 2013-2014 годов. Поэтому, пришлось повоевать с русскими.

Боевой уровень сепарів, по сравнению с прошлыми годами, резко упал. Там есть, конечно, несколько профессиональных групп, которые неплохо работают. Причем, они смешанные – то есть, состоят и из русских, которые всем этим командуют, и из местных дуралеїв, как исполняют роль бойцов. Не то, что мясо обычные… есть неплохие снайперы, разведчики, артиллеристы. Но в целом их уровень значительно упал. По моему мнению, дело в том, что в первые 2-3 года у них было много профессионалов с России – и добровольцев, и кадровиков. Они имели опыт боевых действий и хорошую подготовку. С ними было действительно тяжело воевать – артиллерия хорошо стреляла, на каждый выстрел из винтовки был хороший ответ. Сейчас же эти люди или погибли, или разочаровались, ведь Россия не пришла и «пробросила» их. Да и мы научились хорошо воевать, и времена, когда в 2014-м можно было безнаказанно убивать голую-босую армию – прошли. А чтобы воевать против того, кто реально способен тебя убить, – тут надо иметь мотивацию. Которой я со стороны вижу уже немного. Это в 15-м году они могли бежать в атаку в полный рост. Да, это были «довбой*бы», но мотивированные «довбой*бы».

Сейчас против нас, в основном, воюют заробитчане. Они ведут себя крайне неактивно, боятся любого серьезного боевого контакта. Они даже начали уже бросать своих раненых. Был у нас случай на Світлодарській дуге, когда трьохсотять их бойца, мы это видим с квадрокоптера. Те начинают его будто выносить. И тут коллеги-ЗСУшники начинают их со стороны накрывать АГС. Правда, очевидно, что АГС уже был на пределе дальности, и гранаты ложились за 100 метров до сепарів. Но как только они услышали хлопки, сразу бросили раненого, а один даже пробег по нему. И тот так потом там и умер.

КИБОРГ С КАРБОНОВЫМИ НОГАМИ

Второе ранение получил там же – под Саханкою и Лебединским. Снова поймал обломки, но уже от 82-ой мины. Это была зима 2017-го. У меня вообще какая-то печальная тенденция – каждые два года достаю ранения. Ну, а третье – это уже Светлодарска дуга, март 2019 года.

У меня нет стоп ног. 20 марта 2019-го мы зашли на заброшенную сепарами через наш огневой давление позицию. Выставляли наблюдательные посты, чтобы враг не смог вернуться, пользуясь тем, что снег сошел. А это была высота, с которой все окружающие позиции были, как на ладони, мы даже специально фотографировали для командования, чтобы там поняли важность позиции. И вот, на третий день нашего там пребывания мы уже менялись, я мимо последнее. И враг выстрелил из РПГ, которое упало четко мне под ноги. При чем, скорее всего, это была случайность. Ведь у сепарів был в этот момент огневой контакт с другими нашими позициями, и тот, кто стрелял – он просто банально промахнулся. Может, пьяный был. Но прилетело в точности туда, где был я. Двое товарищей, которые были со мной, сразу меня эвакуировали. Но обе стопы были буквально «вскрыты», и их впоследствии пришлось ампутировать в Светлодарске. Дальше меня отправили в Днепр в госпиталь Мечникова. И я не устану повторять, насколько же этот госпиталь нереально крутой. Потом, когда я уже поехал на протезирование в США, то тамошние врачи сказали, что коллеги из Мечникова сделали настоящее чудо, спасли так много объема моих ног.

Государственные деньги я и до сих пор принципиально не беру. За такую ампутацию, как у меня, платят по 13 тыс. грн. на одну ногу. За которые могу купить ну разве что очень крутые тапки. Ведь цена протеза – 5,5 тыс. долларов. За меня заплатил полк.


Так же, я отказываюсь до сих пор проходить военно-врачебную комиссию, ведь у нас в армии очень дебильная, еще советская система, когда за отсутствие пальца уже сразу комиссуют. Потому что если я пройду ВЛК, то меня скорее всего сразу уволят. Ну, или оставят завклубом или дирижером в оркестре. У нас тебе не США, где человек без руки или ноги может спокойно продолжать службу даже в «зеленых беретах» (силы специальных операций армии США, – ред.), если приносит пользу. Конечно, когда когда пойду на пенсию, то все-таки пройду и что-то там получу. Если у нас к этому времени некий условный Бойко не будет президентом.

Сначала после ампутации я ездил на инвалидной коляске. Мне очень помогли тренировки в реабилитационном центре при Институте травматологии в Киеве. Со мной реабилитацию проходил еще один парень из «Азова», который потерял ногу по голень того же дня. Мы шутили, что или мы создадим футбольную команду, или инвалидную роту в полку. Так вот, врачи каждый день с нами занимались, спортзал. Потом я уже смог надевать плотные ботинки и ходить сам. Очень медленно, конечно, как очень старый человек. Но я хотел воевать. Поэтому полк при содействии лично Андрея Билецкого отправил меня в США, города Эверетт в штате Вашингтон. Кстати, замечательная природа, море, горы, океан — впервые увидел там птичку колибри. Она такая маленькая, как бабочка. Там за первую же неделю мне изготовили карбоновые протезы. Выдали мне их, я даже смог побегать. А потом через несколько дней еще раз пришел к мастерам, после похода в горы, и окончательно подогнал протезы под мои ноги.

Все американцы, с которыми я имел дело, очень сопереживают украинцам. Слишком же военные, для которых наша война является очень интересной с профессиональной точки зрения. Ведь они прекрасно понимают, что за последние десятилетия они воевали только с противниками, которые заведомо намного слабее. Которые, грубо говоря, тепловизора никогда не видели. А наши бои для них – очень интересны, ведь это совсем другая тактика войны с кадровой, по сути, армией, которая еще и имеет тотальное преимущество над тобой в техническом обеспечении. Поэтому да, они очень интересуются тем, как нам удается побеждать в таких условиях.

НЕДОДЕЛАННАЯ ДЕЛО = НЕОКОНЧЕННАЯ ВОЙНА

Украина способна в военном плане победить тех, кто нам противостоит на фронте, но дальше уже вопрос за политиками. Мы легко можем смести те силы противника, которые стоят в первой линии, выйти на оперативный простор, окружить крупные города и выйти на границу с РФ. Даже с учетом фактора российской армии у нас на границе. Российская военная машина – очень неповоротливая, как и все, что происходит с советской системы. Правда, наша военная система тоже недалеко от этого ушла, но мы сейчас не об этом. Хотя те, кто говорит, что у нас до сих пор война великой советской армии против малой – они таки правы.

Однако если мы таки перейдем в наступление, то чтобы РФ пошла на нас, то это еще надо, чтобы много звезд сошлось. Вот можно быть уверенным, что в них сразу начнутся проблемы – кто-то не подпишет бумажку, приказ, кто-то вовремя эту бумажку не привезет куда надо и тому подобное. Плюс проблемы с деньгами – да, они (РФ, – ред.) золотой век, который был до 2014-го,уже позади. Полномасштабную войну они уже не потянут. Поэтому если совместить военную операцию с международным давлением на РФ, то можно выиграть войну военным образом. И это был бы лучший для нас вариант.

Такие войны, как у нас с Россией, нельзя закончить перемирием каким-то. Кто-то должен сдать назад, к тому же – полноценно. Невозможно договориться где-то посередине, поскольку этой середины просто не существует. Или здесь будет Украина, или марионеточное государство России. Совершенно очевидно, что россиянам не нужно отдельно Донецк или Луганск. Отдельно – ну разве что Крым. Но Донбасс им надо только для того, чтобы впихнуть его нам на правах какой-то автономии. Которая бы отправляла определенное количество депутатов в парламент, которые бы системно мешали всем украинским инициативам.

С Крымом, боюсь, у нас один выход – долго ждать. За Крым россияне будут полноценно воевать. Пусть они даже преувеличивают его военное значение. Как и всего Черного моря. «Непотопляемый авианосец» — он непотопляемый как в анекдоте про неуловимого Джо. В смысле, что никому особенно и не надо его топить. Хотя есть такая страна как Турция, которая и так уже россиянам наваляла в Сирии и Ливии, и которая вполне способна в кратчайшие сроки ликвидировать весь флот и авиацию с этого «авианосца». Да еще и член НАТО. Плюс базы НАТО в Румынии и Болгарии. Все вместе они достаточно быстро, в случае полноценного конфликта, переигрывают Россию. Плюс Турция может закрыть проливы, и вся российская мощь будет просто закрыта в Черном море. Крым для России важен скорее как идеологический символ.

Глядя на нынешнюю власть, очень боюсь, что они так попробуют найти эту середину, которой нет. И попытаются пойти на некие уступки. И нам придется с этим смириться. Что ж, тогда я поеду за границу – в тех же США. А так, ничего особо не изменилось и никакой особой разницы между Зеленским и Порошенко нет. Для меня в свое время было шоком избрания Порошенко после Майдана. Якобы активная революционная молодежь свергла диктатора Януковича. И здесь мы выбираем в президенты, как бы так сказать, самое мягкое из того, что вообще можно было выбрать. Ведь Порошенко активно начал играть в патриота этак в 2017-м году – потому решил идти на второй срок. Мы это на фронте четко видели по смене риторике – мол, сейчас будут локальные штурмовые операции. Которых в действительности не было. «Мы адекватно отвечаем» — так мы и до этого адекватно отвечали.

Смешно, конечно, что Зеленский, актер, решил посмотреть в глаза Путину, кадебешнику. Которого всю жизнь учили обманывать, работать под прикрытием. То есть, даже не жандармом, а шпионом. Недаром раньше жандармов не пускали в офицерских собраний. Кстати, так же, не считаю никаким офицером Гіркіна. Он же феесбешник, который не заслуживает на нормальное отношение со стороны любого. В плен бы я его взял исключительно для того, чтобы он не рассказывал сказки как Гордону, что, мол, не было российских войск и оружия. А чтобы сказал, как все было на самом деле.

Не верю в возможность примирения между украинскими и российскими солдатами. Ну, вот как было между немцами и советскими солдатами. Если бы РФ объявила нам нормальную войну, они честно и открыто с нами воевали, их солдаты бы не снимали шевроны и не прятали документы, это была бы одна вещь. Знаете, есть такое понятие офицерской чести, когда ты честно выполняешь свое дело, и тебе нечего упрекнуть Ведь просто твое государство воюет и ты исполняешь свой боевой долг. Победил – значит, ты просто более сильный и подготовленный. Наша ситуация – совершенно другая. Российские военные сами отказались от цивилизованного звание «комбатанта» тем, что сняли свои погоны и шевроны. Ради денег, должностей – нет значения. Если ты говоришь, что я не псковская дивизия, а «апалчєніє ДНР» — ну значит ты теперь не комбатант, а террорист. Они отказались от своей воинской чести и пришли сюда как бандиты. Поэтому для меня они и являются бандитами и террористами, с которыми не собираюсь мириться никогда.

Местные жители, которые воюют с той стороны, — предатели. Многие из них служили ранее в ВСУ или правоохранительных органах Украины. То есть, давали присягу народу Украины. А теперь они с оружием в руках борются против этого народа и его государства. Конечно, я не верю, да и они, наверное, в том, что они борются за какое-то там «русский мир». Они просто хотят в РФ, потому что у них есть какое-то эфемерное представление о том что там хорошо жить. Но их надо судить за измену Родине, которое не имеет срока давности. Кстати, тот же СССР, там они на словах так любят, продолжал наказывать уже дедов по возрасту за переход на сторону немцев вплоть до последних лет своего существования.

НЕОКОНЧЕННОЕ ДЕЛО

Я не возьму в плен того, кто убил моего побратима. Мы знаем его позывной и где он находится. К сожалению, пока не получилось туда дойти. Но возможность еще будет, уверен. Через определенные обстоятельства я пропустил начало этой войны, поэтому, не могу себе позволить пропустить ее конец.

После войны, наверное, пойду по линии военных вузов. Чтобы передавать опыт боевых действий. Ну, или может на физика пойду учиться. Стану веселым городником. А если серьезно, то постоянно чувствую эту тягу к боевых выходов, особенно, когда сидим в тылу. Думаю, что у меня это ощущение – от того, что война не закончена. И мое дело не доделана.

Богдан Буткевич, для Цензор.НЕТ

Источник: https://censor.net.ua/r3203849 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ