«Во время обстрела меня обсыпало землей, после этого появился страх выходить на улицу . Хотя головой я понимала, что если попадет снаряд, то неважно, где ты находишься: в доме или на открытом пространстве».
Татьяна Новикова
Врач
Я врач-педиатр. Училась в Киеве, интернатуру проходила в Житомире, а работала в Киеве. Но во время Майдана как раз была в своем родном городе, занималась волонтерской деятельностью — помогала майдановцам медикаментами. Во время событий в Крыму пришла в военкомат и сказала, что я офицер запаса, хочу служить. На меня посмотрели, как на неадекватную, и сказали, что идите-ка домой. Но контакты записали. И так вышло, что они попали в волонтерскую организацию, из которой однажды позвонили и спросили, не хочу ли я провести курсы первой медицинской помощи для тех, кто готовится ехать воевать. Я согласилась. Вскоре с тот организации некоторые парни пошли добровольцами в батальон «Киевская Русь». Я тоже хотела с ними, как врач-волонтер, но меня не взяли. А через какое-то время со мной связался медик Андрей Грачев, Грач, который тоже уехал с ребятами, и попросил приехать на пару месяцев к ним в качестве подстраховки. Я приехала на полигон в Черкасское, а там мне говорят, что волонтерам нельзя на войну без оформления – и я подписала контракт до конца особенного периода. Вот так и попала в первый бат 93 бригады. Это было осенью 14 года. Тогда Андрея назначили начмедом батальона.
Второй врачебной должности в батэ не было, поэтому меня определили врачом в медроту и прикомандировали к первому батальону — получилось двое медиков. Основная моя задача – сформировать команду так, чтоб она работала максимально эффективно на раненого, то есть довезти его живым до больницы.
Позывной я себе взяла, будучи в Черкасском. Когда я только приехала, Андрей Грачев, сказал, что надо придумать короткий позывной, а параллельно рассказывал о том, что я должна научиться стрелять. Дал мне в руки АКС74У (Автомат Калашникова складной укороченный, — ред.) сказал, что это «Ксюха», коротко «Ксю», я не долго думая решила, что это и будет мой позывной.
Мы месяц на полигоне отрабатывали разные навыки и приготовились к зачистке Донецка: как медик должен идти в группе поддержки, как тактическая группа обследует здания, куда мы оттягиваем больного и так дальше. Но, когда ребята попали под ДАП, столкнулись совсем с другими обстоятельствами.
Зимой 15-го года мы выехали вместе с батальоном. Сначала прибыли в Очеретяное, но потом наша медкоманда переехала в Желанное. А когда наших ребят бросили на монастырь на территории аэропорта, мы сначала получили новость, что у нас чуть ли не половина роты погибших, но вскоре выяснилось, что погибло двое бойцов из 6 роты, а раненых было около 30 человек. Их сразу забирали с поля боя в госпиталь, но на следующий день мы поняли, что надо ехать к своим – и двумя машинами поехали в Водяное. Когда ночью с 17 на 18 января таки доехали в район аэропорта, там шли бои, но уже локальные. Второй медпункт мы решили не разбивать, поскольку один уже был — 81 бригады. Мы присоединились к нему.
После обеда начался поток раненых из ДАПа — включились в работу. На месте был хирург, анестезиолог, много санитарок, куча волонтеров. И в основном раненых вывозили волонтерские машины. Поток был большой. Помню, что я вышла из медпункта уже утром следующего дня. Зашла к своим в домик, попросила воды — ужасно хотела пить, а потом уснула, и даже не заметила, как меня перенесли на кровать.
Тогда была ситуация, что часть ребят вернулась, а часть осталась на диспетчерской вышке. Днем их никак не могли забрать оттуда, но когда они таки выбрались вечером, встретили бойцов и вернули в подразделение – не передать, какая это была радость.
Потом мы опять переехали в Желанное, там организовали что-то вроде медпункта. Но когда появились известия, что потерявшаяся в аэропорту «бэха» (БМП), экипаж которой считался погибшим, нашлась, Андрея, отправили, чтоб осмотреть людей. А затем подъехала и я. Самого тяжелого забрали в Красноармейск, а остальных, с переохлаждением и истощением, мы завезли к себе: отогрели, отмыли, а потом тоже отправили в госпиталь. Вскоре мы переехали в Водяное, заняли один из домиков, сделав санчасть. Но когда в него прилетело, заняли другой дом. Был момент, когда у нас на рабочем столе лежал раненый военнослужащий — здесь прилет — и парень дополнительно получает ранение. А меня тогда обсыпало землей — после этого появился страх выходить на улицу. Хотя я головой понимала, что если попадет снаряд, то неважно, где ты находишься: в доме или на открытом пространстве.
До мая 15-го года мы работали с Андреем, а в июне он перевелся в медроту. Мне в помощь дали детского хирурга Тараса. А еще позже к нам попал фельдшер, который 30 лет проработал на скорой, «золотой человек» Борисович. Вместе мы проработали до марта 16-го года в Водяном, пока у них не закончилась мобилизация. Потом нас отвели на Карловку. И, понимая, что это не просто не на линии фронта, а мирная жизнь, мы расслабились. Но нам сделали «подарок» – обстреляли. Обошлось без потерь, но контузии и царапины у людей были. А еще хорошо попало по машинам и автобусам. Второй медпункт у нас был на Невельском. А вообще, наша команда была замечательной: водители, которые выезжали в любую точку, санитары, которые тут же оказывали первую санпомощь.
Самое тяжелое для медика — то же самое, что и для остальных — терять друзей. Помню, как я не могла поверить, что погиб Саша Цысарь, позывной Шип, сапер, он минировал аэропорт, облазил его весь. А осенью 15-го года погиб Андрей Фигурный, Лем, он был команидром взвода 6 роты. О них обоих можно рассказать кучу позитивных историй. Там же, где и Лем, на Муравейнике, погиб Рома Атаманюк, позывной Берест.
Весной 16-го года нас вывели. А вновь прибыла на службу я совсем недавно: в марте этого года, поскольку была в декрете. В апреле 16-го года родила дочь. Сейчас она с бабушкой и няней – моей хорошей подругой. Сюда я не могла не вернуться, ведь здесь моя семья. И если год назад я еще очень сомневалась, потому что дочка была совсем мася, то сейчас я решила, что она подросла — и можно ехать служит. Но работать здесь я готова, пока с нами командир – Богдан Дмитрук. Если уйдет он, уйду и я. Потому что особых подвижек по медреформе в армии нет. Сейчас и Богдан, и начштаба делают максимально комфортные условия для медпункта, стараются выбить и соляру, и ремонтировать машины. А если бы это все ложилось на плечи медпункта – неподъемный груз.
Например, в 14-м году у нас был один УАЗик и медицинская МТЛбеха (МТЛБ) – последняя, а подорвалась ранней весной 15-го года, тогда водитель получил контузию, то, кто был в машино тоже получили ранение, но списали ее только час назад. А пока она не была списана, я не могла получит следующую. Мы делали фотографии, собирали свидетельские показания всех ребят, которые там были, то есть сделали все возможное для подтверждения, что она подорвалась. Но документы, которые мы сдавали, бесконечно терялись. Я лично подавала документы 4 раза. То есть дело очень долго не двигалось с мертвой точки – все эти нюансы очень выматывают. Сейчас в медпункте хорошая МТЛБ, получили мы ее не новую, а в потрепанном состоянии, но «летает» она теперь благодаря опять же Богдану и некоторым знакомым, которые достали детали.
В общем, вот работы удается не отвлекаться, благодаря командованию батальона. Но есть нюанс: людей в медпункте мало, штатка не вся. Радует, что параллельно с нами работает команда ПДМГ (Первый добровольческий медицинский госпиталь имени Николая Пирогова, — ред.)
Мальвина Сергийчук
Санинструктор
Я родом из Ровенской области, училась на парикмахера. Но в 14-м году работала в Киеве продавцом. Потом начала волонтерити, и однажды моя подружка предложила мне присоединиться к добровольцам, даже не задумываясь, я пошла в батальон «Карпатская Сечь». Понимала, что во-первых, справлюсь, потому что даже в детстве моя сестра говорила мне, что я очень боевая, а во-вторых, знала, что для противостояний на востоке нужны люди.
Вот так весной 15-го года я попала в Водяное. Сначала готовила кушать, а потом решила, что тоже хочу стать бойцом. Но меня не сразу пустили на позиции. Один из командиров шутил, что с таким ангельским лицом нечего там делать. А я ему, что все равно хочу и буду воевать. Тогда он решил меня испытать: повел пострелять по мишеням. Правда, стрелять пришлось в темноте, честно говоря, я ничего вообще не видела, но пару метких выстрелов случайно сделала. В конце концов после того меня отправили дежурить на «нуле». Я до сих пор очень хорошо помню свою первую позицию, на ней я и проходила боевую практику. Сначала у меня постоянно был опытный боец. Он научил меня стрелять не только из автомата и пулемета, но и из других видов оружия. И когда у меня стало довольно неплохо получаться, я часто оставалась одна, как полноценный боец. Сначала мы дежурили так: три дня на передовых позициях, три в расположении. А потом я, бывало, сидела в окопах и по 6 суток. Постоянным моим оружием был АКСУ, мы этот автомат называли «Сучка».
Конечно, горячих моментов за год было немало. Пам’помню, однажды был танковый обстрил, а я как раз собралась побежать с позиции к своим, чтобы подзарядить рации. И когда сильно валили, я остановилась на полпути и думаю, что уже полпути пробежала, возвращаться нет смысла. Прилетела к ребятам, а они мне: «Ты что, героиня, чтобы бегать под обстрелами?»
С «Сечью» мы провоевали в районе донецкого аэропорта вплоть до того момента, пока не начали расформировывать добровольцев. А поскольку я почувствовала, что война и оружие, то мое, совсем не хотела возвращаться на гражданку. Многие из наших оформилась в 93-ю бригаду, и я сделала так же. Приехала в «Десну», у меня было отношение на помощника пулеметчика. Сидело несколько представителей 93-й бригады, один из них скептически отнесся к тому, что я хочу воевать, но мои ребята начали шутить, что дайте ей пулемет – она вам покажет, что умеет. Однако мне сообщили, что как бы там не было, а девушек на такую должность не берут. Предложили пойти в связисты, повара или парамедки. Я выбрала парамедика и прошла обучение, полигон, после чего меня оформили в медпункт первого батальона. Сначала я была санинструктором-радіотелефоністом. В тот период мы стояли в Крымском. И хотя там часто прикомандировували врачей, в целом много чего приходилось делать одной. А затем прошла обучение с американцами — и сейчас я санинструктор батальона, а если выезд, помогаю врачу как медсестра. Время принимаю больных.
Сначала мне было довольно непросто въехать в медицинское дело, но я постоянно перенимала опыт других, и в конце концов здесь все стали родными. Еще в мои обязанности входит вести расследование по раненых, то есть описывать, как ребята их достали, и что не сами себе нанесли ущерб. К этому я отношусь очень ответственно, потому что если человека действительно ранило, она получает денежную компенсацию. А вообще, работы я не боюсь, так что все получается. Однако я очень мечтаю вернуться на позиции. Бывает, встречаюсь с ребятами, с которыми в «Сечи» воевала», большинство из них сейчас в третьем бате, и они говорят: «Малая, возвращайся к нам». Я очень скучаю за своим пулеметом. Сейчас вроде расширяют военные специальности для женщин и я очень жду возможности снова быть бойцом.
Ирина Чекан
Врач-ординатор
В медпункт первого батальона меня прикомандировали из медроты бригады, по званию я младший сержант. А вообще, я – врач анестезиолог-реаниматолог. У меня 37 лет рабочего стажа и 27 врачебного. Когда-то работала в роддоме города Никополя, я оттуда родом, а потом меня занесло в реанимационную бригаду скорой помощи тоже в родном городе, параллельно работала на скорой в Запорожье.
Но с момента, как началась война, от постоянных новостей о гибели ребят, как говорится, сердце обливалось кровью. Я понимала, что многим тогда просто вовремя не оказали помощь только потому, что те, кто были рядом, не знали как это делается. Поэтому хотелось попасть на фронт и применить свои знания. Но по закону, из-за возрастных пределов, меня не ставили на учет в военкомате. Но это более, чем странно. То есть почему-то на гражданке, если ты квалифицированный специалист и желаешь помочь, ты обязан работать до пенсии, а на передовой есть какое-то ограничение. При том, что в городе на скорой, – часто все намного интенсивнее, чем в зоне боевых действий. Я даже писала письма в АП с просьбой восстановить меня на военном учете и допустит для прохождения службы.
Но в сентябре 16-го года я таки вырвалась помогать в составе ПДМГ (Первый добровольческий медицинский госпиталь) на базе 3 бата 30 бригады. И безвыездно проработала с ними 10 месяцев. Могла бы уехать и раньше, ротация у нас по месяцу, но учитывая, что ребята в меня поверили, мне жалко было их оставлять. Мне было важно следить не только, чтоб человек был физически здоровым, а еще и морально. Бывает, что психическое состояние на таком уровне, когда люди сами просят психолога, хотя некоторые относятся к этому с сарказмом. В общем, мне отчасти приходилось работать и психологом.
Как-то мы привезли бойца с передовой с аллергической реакцией на укус насекомого, а в медпункте батальона у него произошла клиническая смерть. Но мы вовремя его реанимировали, стабилизировали и отвезли в госпиталь. Этот пример говорит о том, что благодаря своевременной реакции специалистов человек остался жив, а таких случаев было немного.
Осенью 17-го года у мен появилась возможность подписать контракт с 93-й бригадой. Комбат первого батальона Богдан Дмитрук был рад тому, что я к ним попала, потому что у них как раз была нехватка медицинских специалистов. И я не подвела: уже будучи в батэ, был случай, когда я поставила бойцу диагноз – тромбоэмболия мелких ветвей легочной артерии. Поставит эго не так просто, но он подтвердился. В итоге в тяжеленном состоянии человека отправил в реанимацию в гражданскую больницу.
Учитывая специфику работы, я видела много смертей. И самое тяжелое, когда ты хочешь помочь, а не можешь: либо у тебя нет средств для этого, либо у человека травма несовместимая с жизнью. У нас на гражданке был случай, когда мы приехали домой на вызов, что человек задыхается. Прибыли, а там мужчина 34 года, громоздкий — на весь диван, состояние клинической смерти. Мы его положили на пол и занимались реанимацией минут 40. Пока жена не сказала, что, девочки, хватит эго мучает: у него было 3 инфаркта и один инсульт. Он умер, но мы боролись до последнего. Поэтому когда видишь, что удалось вытащить человека с того света, не только понимаешь, что сделал свою работу, а и получаешь огромное моральное удовлетворение.
Текст и фото: Вика Ясинская, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3068899 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ