Архитекторы Алексей Шемотюк и Александр Горбань поджогом незаконно построенного московскими церковниками на фундаменте Десятинной церкви в историческом центре Киева Мафа в очередной раз привлекли внимание активной общественности к подрывной деятельности в нашей стране агрессивного соседа с помощью агентов в рясах московского патриархата.
Алексей Горбань (слева) и Алексей Шемотюк (справа) во время службы в 74-м отдельном розвідбаті
Мы встретились с тремя действующими лицами этого дела в мастерской Шемотюка. Поджог Мафа делали двое – Алексей Шемотюк и Александр Горбань, но в борьбе и за собственную свободу, и за справедливость существования православной церкви именно Киевского патриархата в Украине вместе с ними участвует еще и родной брат Александра Алексей. И оба Алексее год с лишним отслужили в 74-м розвідбаті в составе шестой волны мобилизации. Более того, они вместе с другими бойцами были среди тех, кто заходил на авдіївську промку в феврале 2016-го, обустраивал позиции и начал их удерживать. Итак, в этой истории много слоев.
Все стены мастерской – в чертежах, планах будущих или уже существующих архитектурных сооружений. Невероятные формы и здания притягивают взгляд. И тут неожиданно – лицо погибшего добровольца-мінометника Шамана. «Вы были знакомы?» — спрашиваю я. «Мы вместе с Шаманом летом 2014 года пришли в подготовительный лагерь «Правого сектора», — отвечает Алексей Шемотюк. – А в 2016 несколько месяцев вместе работали в Авдеевке. Так, сначала я воевал добровольцем в «Правом секторе», потом сделал паузу, а «второй сезон» войны у меня начался, когда я получил повестку. Еще год прослужил в Вооруженных силах Украины». После этих слов стало понятно: нужно распутывать весь клубок. Но начали мы, понятно, с «церковной» дела.
«ДЕЛО НЕ ЗАКРЫТО. НАМ ДО СИХ ПОР СВЕТИТ ОТ ТРЕХ ДО ДЕСЯТИ ЛЕТ»
-На каком этапе сейчас ваше уголовное дело?
Алексей Горбань
Алексей Горбань: — Продолжаются следственные действия. Мы добились, чтобы заменили первых следователя и прокурора, которые были настроены однозначно против ребят.
Алексей Шемотюк
Алексей Шемотюк: — Дело не закрыто. Нам так и светит от трех до десяти лет. Позиция наших адвокатов: закрыть дело за отсутствием состава преступления, не доводя ее до суда. Потому что очень не хотелось бы иметь в биографии запись о судимости. Это закрывает для нас полноценное сотрудничество с Вооруженными силами Украины. Было бы крайне желательно реализовать все так, чтобы не было даже условного срока. Вероятность, что нам дадут реальные сроки заключения, достаточно небольшая. А вот вероятность, что будут условные сроки, является. Об этом и речь. Но кроме уголовного направления этой нашей юридической деятельности, есть еще направление административный. Мы на пути получения документов по сносу Мафов в историческом месте инструментами «Киевблагоустройства».
-То есть вы работаете в двух направлениях…
-В трех! Есть четыре уголовных производства против этой богадельни, которые мы открыли. Имеется административное дело по нарушениям, которые произошли там, и которая позволяет снести это все. И есть еще отдельный политическое направление. Мы пытаемся инициировать в стране определенную активность, которая выражена в трех законопроектах. Первый даже уже зарегистрирован в парламенте. Его подписали 15 депутатов. Первый – это о запрете деятельности религиозных организаций страны-агрессора на территории Украины. Но в том виде, в котором он зарегистрирован, законопроект вряд ли пройдет профильные комитеты, особенно те, которые относятся к министерству юстиции. Потому что там есть прямая спор Конституции Украины относительно свободы вероисповедания. Но для того, чтобы все же реализовать эту законодательную инициативу, было бы очень неплохо принять закон об иностранных агентах. Вроде того, который был принят Соединенными Штатами Америки недавно. Но есть такая вероятность, что как только мы начнем обсуждать закон об иностранных агентах, первые, кто будут против него – это американцы. Потому что они первые и попадут под удар этого закона. Это одна из трех наших законодательных инициатив.
Следующая касается того, что церковь не может иметь частной собственности. Все, что принадлежит церкви, должно принадлежать территориальным общинам по местам расположения этих объектов недвижимости. Чем занимаются священники? Душой. А их самих удерживает территориальная община. Ну так же? Именно так это действует в Германии. Город платит батюшкам зарплату и потом пенсию. И у нас надо так сделать. Таким образом мы исключим возможность определенные коммерческие движения под прикрытием рясы. То есть это станет менее интересен тем бизнесменам, которые строят свой капитал и бизнес, используя церковные технологии.
И третья законодательная инициатива – это отмена любых налоговых льгот для церкви. Чтобы церковь начала платить налоги за коммерческую деятельность. Никаких льгот на импорт чего-либо. Продал свечку – заплати НДС в пенсионный фонд, сделай все социальные взносы. У тебя есть человек, который торгует свечами? Пожалуйста, плати ей официальную зарплату. У тебя ресторан, как в Выдубицком монастыре? Пожалуйста, веди себя, как все другие владельцы подобных заведений. То есть это касается не только представителей московского патриархата, а всех религиозных институтов Украины.
-Начав с Десятинной церкви, я так понимаю, вы своей целью видите лишению Киево-Печерской Лавры влияния московского патриархата?
-Конечно, – в один голос говорят все трое. И продолжает Алексей Шемотюк: – Это наша следующая цель. Надо сделать прецедент. Демонтировать МАФ возле Десятинной, а дальше – полностью заменить менеджмент в Лавре.
—И вы до сих пор хотите сказать, когда делали поджог, у вас не было преступных мыслей?
-Это была акция протеста, — отвечает Алексей Шемотюк.
Александр Горбань
Александр Горбань: — Которая возникла экспромтом. Если бы это было спланировано, то, поверьте, сооружения там бы уже не было.
Алексей Шемотюк: — Потому что она из негорючих материалов. Ее нужно было бы тогда не жечь, а взрывать. Если бы мы хотели, мы бы ее реально уничтожили.
Александр Горбань: — Когда ты каждый день ходишь теми местами, знаешь, как развивалась ситуация, видел, как строилась сооружение, и понимаешь, что все законные действия разбиваются вдребезги об бюрократию и не выполняются, у тебя, как у сознательного гражданина этой страны, накапливается негатив. И он иногда таким образом прорывается — спонтанными акциями неповиновения, протестом.
Мы шли с Алексеем мимо Десятинную церковь, у нас зашла речь о московский патриархат, про ситуацию с ребенком в Запорожье, которую не захотели отпевать московские попы. Заговорили и о незаконные постройки. Почему они здесь стоят и что делают? И мы решили сделать такой себе экспромт.
—Людей в тот момент в Мафе не было?
-Появился только охранник.
Алексей Горбань: — кстати, представитель охранной фирмы. То есть эти незаконные застройщики официально платят. И это также вызывает вопросы. Как они могут это делать, если в здании адреса не имеет. Номера 2Р – на самом деле не существует. Но они же подписали какой-то договор, потому что у них есть тревожная кнопка…
Александр Горбань: — В Мафе никого не было. А из вагончика вышел охранник. Он подошел к нам, намекнул: ребята, будете иметь дело с серьезными людьми. Вызвал полицию. Мы не убегали, не собирались сопротивляться.
Алексей Шемотюк: — Мы очень надеялись, что будет видео нашего задержания от полицейских и камер наблюдения этого сооружения. К сожалению, наряд приехал без видеорегистраторов, а на Мафе камеры не записывали.
Александр Горбань: — А еще шевченковский райвідділо и районный суд — это такой интересный орган! Именно этот суд еще в 2013 году провел заседание, на котором решил, что два Мафы принадлежат представителям московского патриархата. После чего сделали рокіровочку: кто-то с середины уже поповской сообщества подал иск, «выясняя», за чьи средства все строилось. Таким образом было легализовано три Мафы по 20 метров каждый, соединенные между собой. За счет решения суда они оформили свидетельство права собственности уже на 133 квадратные метры и как на объект недвижимости. Мы инициировали уголовное производство на действия госрегистратора. Еще они пытались отвести землю. Ибо объект без земли легче привести к законного строя. Так было с Гостиным двором. Землю вернули городу, а здание два года была в собственности Кравца, бывшего завхоза Януковича. И только через два года вернули городу Гостиный двор. Так что, слава Богу, захватчики Десятинной не успели отвести землю. При Януковиче и Черновецкому это было вполне возможно. Нам на руку, что такого не произошло.
Алексей Шемотюк: — Еще интересная ситуация, что и судья, вопреки требованиям прокуратуры назначила нам как залог по два миллиона гривен, Левицкая Татьяна Владимировна, была председателем судейской коллегии по избранию меры пресечения тем чеченским мажорам, как избили Мустафу Найема. И здесь также, несмотря на требования прокуратуры, она их уволила.
Александр Горбань: — Одного под круглосуточный арест, а двоих – под ночной.
Алексей Шемотюк: — Мы на эту Левицкую написали две жалобы в высший совет правосудия и сейчас выходим на контакт с братьями Найємами, чтобы скоординировано двигаться в направлении лишения этого человека судейских прав.
«В КАМЕРЕ БЫЛА НАПИЧКАНА ЛЮДЕЙ, КАК В ЭЛЕКТРИЧКЕ. МЫ СПАЛИ ПО ОЧЕРЕДИ ПО ТРИ ЧАСА, ПО ПОЛТОРА»
—Десять дней после акции и задержания вы провели в СИЗО…
-В ИВС (изолятор временного содержания) трое суток и семь суток в СИЗО, – уточняет Алексей Шемотюк. – Впечатляющие места!
Александр Горбань: — Хорошо, что, благодаря нашим следователям, сначала нас завезли в изолятор временного содержания. Мы не понимали, почему его называли курортом, потому что нам и там не нравилось. Такое впечатление, что это другой мир и тебе это все снится, ты видишь ужасный сон. Хлопаешь себя по лицу: проснись, проснись. А мозг говорит: это все реальность, давай вигрібай.
— Вас держали отдельно?
-Конечно, мы же подельники, — говорит Алексей Шемотюк.
-С какими людьми вы оказались в камерах?
Алексей Шемотюк: — В ИВС были нормальные сокамерники, а вот в СИЗО было интереснее. Я был в камере с рецидивистами, которые снова попали в тюрьмы почти все за тяжкие преступления. То есть со мной сидели убийцы, грабители, нанесли тяжкие телесные повреждения…
Александр Горбань: — У меня был немножечко лайт вариант. Разбой, грабежи, наркотики…
Алексей Шемотюк: — В камере у меня было 14 спальных мест, а когда меня увольняли, нас было 34 или 35 человек.
Александр Горбань: — У меня в пиковый период было под 40! Ночью напихали очень много людей. Там было, как в электричке. Серьезно! Мы спали по очереди по три часа, по полтора. Если видишь, что кто-то спит больше, чем три часа, будиш, міняєтесь. Те, кто не спит, стоят, сидят, курят, общаются…
Алексей Шемотюк: — Владельцы этой богадельни на Десятинке – представители высшего киевского криминалитета. Глава религиозной общины имеет в тюрьмах и зонах сеть магазинов по продаже табака и алкоголя. У нас есть документы, которые это подтверждают. Поэтому можете представить отношение к нам. Мы с Сашей были двумя белыми воронами в СИЗО. Наши сокамерники вообще не понимали, что с нами делать. Они считали нас ненормальными, потому что мы жжем церкви. Приходилось каждый день объяснять, почему мы это сделали. К нам прямо подходили и требовали объяснений.
Александр Горбань: — Начинались разговоры достаточно агрессивно.
Алексей Шемотюк: — Классически: проясни, обоснуй! Приходилось много общаться. Когда мы объясняли свою точку зрения, что мы все делали из патриотических соображений, мы хотим жить в этой стране и получать здесь профессии, даже видели какое-то понимание у собеседников. Было интересно, что в СИЗО отношение к патриотам, к военным АТО абсолютно нормальное, с уважением.
— Алексей, вы сразу сказали, что воевали?
— Ну да. О войне меня не расспрашивали. Криминальный мир абсолютно лишен каких-либо национальных или патриотических признаков. Это общество вообще без окраски.
Александр Горбань: — Это настолько другой мир. Кажется, что ты находишься не в центре Киева, и не в Украине, а на какой-то другой планете.
Алексей Шемотюк: — Мир Оруэлла. На третий день нашего пребывания в СИЗО появился определенное движение, что старшие товарищи смотрящих этой тюрьмы попросили закатать нас в асфальт. Убивать было нельзя. А вот сделать так, чтобы нас покалечили, — так. Мне это сказали напрямую. Нам повезло. И потому, что люди, которые находились с нами в камерах, были настроены положительно, и активность наших друзей на свободе привели к тому, что мы вышли целыми и невредимыми. Я вышел даже с селедкой.
Александр Горбань: — Нас пальцем никто не тронув. Но моральное давление было очень мощным.
Алексей Шемотюк: – Хотя никаких унижений, издевательств не было. Все время только чувствовалось некоторое моральное давление. Мы все это выдержали.
—Насколько вас удивляла акция поддержки, которую устроил брат Александра и ваши друзья? Насколько важна она была?
Алексей Шемотюк: — Мы знали, что что-то организовывают, но масштабы не понимали. Я видел коротенький сюжет по телевизору, но он шел как раз в тот момент, когда у нас была определенная сложный разговор.
Александр Горбань: — Но когда мы вышли на волю и поняли масштаб поддержки, очень приятно стало.
Алексей Шемотюк: — Мы почувствовали определенную ответственность за эту поддержку. И поняли, что есть мощный социальный запрос на решение этой проблематики. И поэтому мы должны продолжать эту борьбу. Таким образом, мы нашли свою роль, свою войну за независимость здесь, в мирной части страны. И бороться нужно другими методами, чем на войне, с другим уровнем ответственности. Конечно, не допустимо допускать насилие в религиозной плоскости. Я бы хотел на этом акцентировать: не допустимо насилие в религиозной плоскости, потому что тогда начнутся неконтролируемые процессы. Если возникнет террор в религиозной сфере, это остановить будет невозможно. Появятся фанатики с обеих сторон. И все утонет в крови. Что еще нужно и важно отметить: наша акция нет никакого религиозного подтекста. Мы лишь против присутствия представителей российских спецслужб и представителей агитаторов за «великорусской имперскую историю» в Украине в рясах. Мы против агитации в религиозной плоскости.
—Вы стали тем катализатором, который показал: пришло время предоставить права украинскому патриархату уже сейчас…
-Это стало актуальным, вышло на поверхность, — отвечает Александр Горбань. – Это вопрос объединило разные слои общества. На акции возле Десятинной церкви совсем разные люди увидели друг друга, поняли, что все за одно.
Алексей Горбань: — При этом пророссийские церковники вели себя агрессивно. Они порезали кабели усилителей, провод питания в нескольких местах. Им очень не нравилась и дискотєчка, которую начали крутить творческие люди. Ребята, которые приехали на акцию с фронта, смотрели, чтобы не было тітушні.
Алексей Шемотюк: — А тітушні было два автобуса. Они стояли ниже по Андреевскому спуску. Но никто оттуда не вышел. Слава Богу, с нашей стороны силы было немножко больше. Поэтому тітушня московского патриархата и не рискнула.
Александр Горбань: — И поэтому художники и архитекторы могли спокойно танцевать. И акция прошла позитивно. Было сразу видно, кто здесь агрессор.
—Вы прошли войну, окопы, бои, но тюрьма оказалась более сложным испытанием?
Алексей Шемотюк: — В тюрьме тяжелее, чем на войне. Потому что там ты абсолютно чужак. На войне круг тебя есть братики, которым ты можешь доверить свою спину. А здесь ты совсем один. А твой братик находится в другой камере, через коридор. Но мне кажется, это нас не сломало. Наоборот, даже підгартувало.
Александр добавляет: — Нет, точно не сломало. Это, знаете, такое испытание жизненное. Полезный опыт. Не дай Бог кому такой опыт получать. Честно. Но для нас это цена ответственности за наши действия. Мы теперь прекрасно понимаем что к чему.
-Срок домашнего ареста вам продлили?
-Да, но мы уже даже не под санкциями, — говорит Алексей Шемотюк. — Мы можем написать ходатайство, чтобы забрать свои загранпаспорта, и посмотрим реакцию на этот шаг.
Александр Горбань: — Но выезжать из страны будем только с экскурсионной целью. Нам бежать нет нужды. Мы доведем это дело до конца.
Алексей Шемотюк: — У нас ни у кого нет в планах эмигрировать, даже если была бы такая возможность. Наша принципиальная позиция — оставаться в стране. И чтобы наши дети здесь росли, воспитывались, учились.
Алексей Шемотюк с детьми на киевском Майдане
Александр Горбань: — Конечно, как вырастут, они сами будут решать, как и где им жить дальше, но мы должны сделать так, чтобы дети остались в стране. И здесь создать условия для жизни, для развития современной архитектуры, просто для комфортного пребывания. Мы должны изменить страну.
«ВОЕВАТЬ НАУЧИЛСЯ БЫСТРО, НО ОРУЖИЕ И ДО СИХ ПОР НЕ ЛЮБЛЮ»
—Алексей, почему возникло желание идти добровольцем? – спрашиваю Шемотюка.
-Дело в том, что надо отвечать за свои действия, в том числе и на Майдане. Мы с Алексеем были довольно активными участниками противостояния. Особенно конечных фаз. Нас спасло от смерти лишь то, что у меня день рождения 17 февраля. И собственно вечер 17-го был проведен в праздновании. А утро 18 февраля – в феврале-феврале бодуні. И на Майдане мы появились где-то после 14 часов, когда там было объявлено перемирие. Вместе с Алексеем Горбанем мы принимали активное участие в противостоянии в ночь с 18 на 19 декабря. Нас даже ранило с интервалом где-то минут в двадцать. Впоследствии, через несколько месяцев, у меня появилось немой вопрос – я относительно молодой человек, здоровый, патриот. В моей стране идет война. Что я здесь делаю? Почему я не там? И для того, чтобы сохранить внутренний баланс, равновесие, собственно, самоуважение, у меня не было другого выхода, чем так поступить. У меня трое детей, но я понимал, что финансовую часть обеспечения их сможет выполнить жена даже в худшем случае. А вот функция по защите будущего в нашей семье – это исключительно моя обязанность.
Александр Горбань и Алексей Шемотюк в центральной зале киевской мэрии во время событий на Майдане
—Вы никогда не служили в армии?
-Нет. И военную кафедру не заканчивал.
—И оружие в руках не держали? Вам не нравилось учиться стрелять, ходить в тиры?
-У меня дед охотник. Когда мне было лет 12-13, мы с ним пошли на охоту. Он меня учил различать птиц, показывал, кто где гнездится. Он очень это все любил. Но это было вместе с охотой. И вот на очередной охоте я застрелил болотную курочку, сплавал за ней, забрал. И когда держал в руках эту истерзанную курочку, еще теплую… вот она была такая красивая, живая, перья яркое. А тут — такой трэш от дробовика. И что-то отвлекло. Я для себя тему с охотой закрыл.
-Насколько легко научился воевать?
— Это слишком громко сказано : «научился воевать». Точнее будет сказать, что овладел определенными азами военного дела. Но я не люблю оружие. Теперь это необходимость. Ты попал в такую ситуацию, где без нее невозможно. Тут надо так действовать.
—Чем вы занимались в «Правом секторе»?
-Был в составе диверсионно-разведывательной группы. Были ситуации, когда нужно было одеть форму «Беркута», нацепить георгиевскую ленту и пойти на вражеские позиции.
—Сколько у вас было таких выходов?
-Я не считал. Осенью 2014 года мы находились в селе Водяное на север от Донецкого аэропорта. Тогда не было определенной линии фронта, вся территория была сероватой. Идешь, по тебе стреляет снайпер, а ты даже не понимаешь, это свой или вражеский, потому что ты в форме «Беркута» с шевроном батальона «Восток». Была у нас задача зайти на позицию и вырезать всех. Но когда мы пришли, никого уже не было. Также как-то надо было тихонько подкрасться, принести с собой СПГ, с расстояния тысяча двести метров разнести вражескую позицию, а потом пойти и зачистить все. И вот когда мы уже начали работать, выехал танчик. Мы не рассчитывали, что там будет танчик. А у нас кроме СПГ больше ничего нет, только стрелковое оружие. Но танчик испугался нас больше, чем мы его, и убежал. Но после этого у нас отпало желание заходить на позицию, которую мы таки разнесли.
Идти на позицию к русским группой из 12 человек, в которой на русском без акцента разговаривает четверо… При встрече только они и могли говорить, все остальные должны молчать: привет, ребятки, как там погодка в мАскве? Перед выходом я не анализировал, на что мы могли нарваться. Но когда вернулись, начался мандраж. Поэтому мне четырех месяцев хватило. Я понял, что чердак начал подтекать. Я начал реагировать на какие-то вещи или слишком агрессивно, или наоборот находился в каком-то возвышении. Ну и контузия добавляла… мы все поблювали два-три дня, когда в Водяном накрыло 152 калибром. Все были целы. Я тогда увидел, как восемь человек могут одновременно выйти в одни двери. Мы подбегаем к дому, в котором были наши ребята, чтобы их забрать и пойти в хранилище. Я шел замыкающим. Думали так: сейчас артобстрел, а потом будет штурм. Как по книжке… подходим к дому, слышим уже, как там бухают по лестнице, бегут вниз, в это же время снаряд попадает в дом и их всех вместе с дверью выносит. Кто-то в коробке запутанный. Восемь человек просто выплюнуло из прихожей. 26 декабря, считая, что свой мужской долг я выполнил, отвоевав четыре месяца, вернулся домой. Реабилитация, архитектура, новые заказы, новые люди…
—Уже тогда ребята из «Правого сектора» заходили в аэропорт, погибали там..
-Да, и у нас были потери, в нашей группе Шведа. У нас были три дня подряд выхода нашей группки. И потом нам дали возможность отдохнуть, вместо нас пошли другие. И двое погибли и трое были ранены. Одного из них я стабилизировал и готовил к эвакуации. Хорошо, накануне на наших минах подорвалась семья кабанов – пять штук. Я, понимая, что такой опыт надо иметь и не бояться крови, попросил чтобы мне дали одного освіжувати, покажите, как, что. И на следующий день эта ситуация. Я был более-менее спокоен.
Алексей Шемотюк у северного забора Донецкого аэропорта, 2014 год
—Как вам, архитектору, было смотреть на то, что война делает с городами?
-Мне кажется, это точно соответствует мнении: время собирать камни и время их разбирать. На самом деле, с точки зрения архитектуры под Донецком ужасные коттеджи и дома. Поэтому я вижу своеобразное очищение от этого ужаса. В Водяном был дом губернатора. Мы туда ходили в баню, парились. Мы его не взрывали, потому что понимали: по нему не бьют, потому что берегут для хозяина.
—Сколько времени вам понадобилось, чтобы прийти в себя дома?
-Месяца четыре, не меньше. Это после первого раза. А после второго — гораздо дольше. Почти год понадобилось, чтобы собрать раму.
—Второй раз вы пошли уже в армию по повестке?
-Да. Мы с Алексеем получили их почти одновременно летом 2015 года. Как раз шла шестая волна мобилизации. Алексею повестка пришла на следующий день после меня. И мы вместе год отслуживших в Вооруженных силах Украины.
—Вы давно знакомы?
-С Алексеем мы познакомились в 2003 году. Он очень вовремя и мощно помогал мне делать дипломную работу, будучи первокурсником. Мы все трое – я и братья Горбуны — учились в академии изобразительного искусства и архитектуры. Когда нас призвали, мы как раз все трое работали над двумя океанскими прогулочными катамаранами в Таиланде.
Алексей Горбань: — Повестку сначала получил Алексей, а мне принесли ее на следующее утро. Алексей нас все время задовбував рассказами о войне и вопросами, почему мы не идем защищать Украину. Я отвечал, что решил для себя: как только придет время, сразу пойду. «Правый сектор» для меня звучал очень странно, я не очень им доверял. Хотя и из армии всегда посмеивался. Я же тоже никогда не служил, не знал как тот автомат Калашникова разбирать и зачем его вообще разбирать – он же уже собран! Но когда началась российская агрессия, и Крым, и Донецк, и Харьков, мы начали ездить по семинарах. Я опасался, что мое дело в военкомате потерялось, потому что когда мне присылали повестки после окончания института я просто не появлялся, считая, почему должен тратить на них свое время, не собирался служить. Когда мне исполнилось 25 лет, мне позвонили, попросили прийти.
-А ты приглашение не принял, — шутит Алексей Шемотюк.
-Пришел я очень впоследствии… Меня попросили пройти целый список врачей, я плюнул на это и не получил военный билет. И когда уже началась война, начал переживать по этому поводу. Потому в 2014 году, когда начались все события, мы звонили во все батальоны, и нам говорили, что военный билет обязательно нужен. Поэтому я таки пошел в военкомат, мне дали листочек с перечнем всего, что надо пройти. И когда пришла повестка, я очень обрадовался, чем удивил участкового и парня из военкомата… Поблагодарил их. Я морально был готов к этому.
«ВСЕ ОЧЕНЬ ПРОСТО: ХОЧЕШЬ ЧТО-ТО ПОМЕНЯТЬ — БЕРИ И ДЕЛАЙ»
—Разочарование в армии не произошло?
-Армия – это нечто среднее между головархітектурою и Жэком, — смеется Алексей Горбань. — Мы первоначально попали в учєбку, в «Десну». Армия научила меня пользоваться СПГ.
-А меня – бусоллю, — добавляет Шемотюк. – Разведчики, куда нас двоих после долгих мытарств таки записали, прошли подготовку владение всей стрелковым оружием. Это автоматы, пулеметы, пистолеты, снайперская винтовка, РПК, ПКМ, ГП-5, АГС и РПГ-7, -18,-22, -26, гранаты Ф1, РГД-5, РКГ. Так что нас нормально учили.
С 74-кой я был знаком еще с 2014 года. Бойцы этого подразделения Старик с Кругом заходили в аэропорт. А мы, когда ждали, что нам прилетит люлєй нормально, попросили о помощи. И к нам пришло отделение батальона из группы Лобова. Ее прислали на два дня, а пробыла она с нами полтора месяца. И поэтому я и просился именно туда, потому что ребят хорошо знал.
Алексей Горбань: — После приезда в АТО мы работали в Марьинке и нас начал обстреливать снайпер. Это был первый огневой контакт для меня. Уже позже мы получили боевое распоряжение на охрану «ботанов» – программистов, которые занимались боевой работой на линии соприкосновения. Надо было их защищать. У нас не было другой возможности попасть на фронт, висмикнутися из Покровская, где была наша база. Сначала мы бежали на промежуточную базу в 16 километрах от линии соприкосновения, а с 8 января 2016 года мы с Лешей переехали в Авдеевку и у нас началась нормальная боевая жизнь. Я с первого дня в армии хорошо понимал: мы оторваны от семей, от дел, то почему должны сидеть где-то на базе и чего-то ждать, если можем приносить пользу? Мы сделали несколько движений и нас отправили в зону боев.
Алексей Горбань запускает безпілотнік на шахте Бутовцы
—Вы первыми заходили на промку…
-Это было 4 февраля 2016 года. В 19.30 нас заводил туда Володя Регеша, друг Санта.
—Насколько важно было взять под контроль промку?
-Это очень важное место, а Старый – командир нашей роты — очень крутой командир. Это под его ответственностью все было. Зайдя на Промку, мы перекрыли Горловский трассу, взяли ее под огневой контроль. До этого по ней ездили маршрутки, техника…
—Алексей, когда у вас появился сельдь?
-Когда пошел в учебку. В июле 2015. Это не дань моде, это символ. Я его зріжу, когда закончится война. Пока я все еще считаю себя воином. Мы с Алексеем регулярно ездим в АТО, занимаясь обучением и инструктажем парней по корректировке артиллерии и противодействия средствам радиоэлектронной борьбы. Нас интересуют такие враждебные системы. Мы летаем безпілотничками в тот момент, когда россияне пытаются нас заглушить. И навалюємо им артой. Так тренируем ребят. И еще обеспечиваем их оборудованием. Мы все время в контакте с фронтом.
—Почему вас называют другом Цеху?
-Это еще с института пошло, когда мы рисовали баллончиками на электричках… Цех потому, что чувствовал в себе силы одновременно выполнять много функций. Многофункциональный цех.
-А я с детства не любил кличко, — добавляет Алексей Горбань. — Поэтому остался Алексеем. Мне все пытались придумать позывной, но не сделали этого. И когда я шел на дембель, Старик сказал: о, а ты так и остался без позывного!
—Часто вспоминаете войну?
-Здесь, в мирной части страны, идет другая война, — отвечает Алексей Шемотюк. — И по масштабам, и по сложности она не уступает военной борьбе. Эту борьбу и этот удар надо держать и здесь, в тылу. Если мы не будем проявлять инициативу здесь, не будем показывать свои лидерские замашки и амбиции в отношении этой страны, то ничего и не будет. Нужно менять мировоззрение большинства людей, потому что они не воспитанные, ждут, что кто-то сделает за них. А надо начинать с себя. Все очень просто: хочешь что-то поменять — бери и делай.
Александр Горбань: — Недавно у меня был интересный опыт. Я проводил архитектурные экскурсии по современных киевских зданиях. Когда я рассказывал рядовым гражданам свое отношение к новостройкам, почувствовал мощную отдачу и заинтересованность. У людей есть запрос на информацию, они много чего не знают. Это касается и вопроса – а что делать? Многие просто не знают, с чего начинать.
Алексей Шемотюк: — Когда тебе что-то не нравится в армии, поднимай свою задницу, неси ее туда и начинай что-то делать, как мы делаем с Лешей до сих пор. Я считаю хорошей чертой украинцев то, что мы достаточно критично относимся к тем, кого выбираем. Именно это не дает нам стать империей. Конечно, можно всех расстрелять, сделать переворот, как сейчас иногда можно услышать. Но это путь к разрушению, к потере государственности. Наш путь – вымывать людей, которые вредят Украине.
Виолетта Киртока, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3068804 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ