В Народного героя Украины обнаружили тяжелую болезнь позвоночника – метастазы проросли почти все позвонки. Бойцу, который неоднократно проявил себя в боях под Мариуполем, начали делать химиотерапию. Семья ищет возможности выезда на лечение за границу.
Фото Романа Николаева
В Народного героя Украины обнаружили тяжелую болезнь позвоночника – метастазы проросли почти все позвонки. Бойцу, который неоднократно проявил себя в боях под Мариуполем, начали делать химиотерапию. Семья ищет возможности выезда на лечение за границу
В это невозможно поверить. Боец, который еще три месяца назад воевал на передовой, ходил в серую зону в разведку и вытаскивал на себе пострадавших собратьев, сейчас не может передвигаться самостоятельно. Когда появились первые известия о том, что он проходит обследование в больнице Днепра, подумалось: не обращал внимания на себя четыре года войны, вот болячки и полезли. Но когда его друзья сообщили, что Душмана отправили на до обследование в киевской центр рака, по спине прошел холодок…
В палату к Владимиру меня провел его сын Виктор. На вид типичный студент, но он, как и отец, служит в добровольческом подразделении. Сейчас взял отпуск, чтобы разобраться с ситуацией. За время обследований и переездов из больницы в больницу Владимир, всегда подтянутый, совсем похудел. «Не знаю, получится у нас разговор, — прошептал мне Владимир. – Я только что принял обезболивающее, засыпаю»… Но начав рассказывать, доброволец словно проснулся, разговорился. Час длилась наша беседа, и он, кажется, даже не устал. Только несколько раз просил попить, ибо в горле пересохло. А жена Владимира сделала свой вывод: «Надо, чтобы к тебе больше девушек приходило. Смотри, как глаза светиться начали. Такие визиты на тебя хорошо влияют». Итак, Владимир уже проходит лечение в родной Одессе – девушки-волонтерши, перевідуйте Героя.
«В ДОНЕЦКЕ СТО ДЕБИЛОВ С ОРУЖИЕМ ВЗЯЛИ ВЛАСТЬ. НАДО БЫЛО ВЫЙТИ ГОРОЖАНАМ И СЖЕЧЬ ИХ»
— На майдане в Киеве я не был, разочаровался в Майдане 2004 года, — говорит Владимир Галаган, друг Душман. — А потом все началось в Одессе. Мониторил ситуацию , как мог, начал искать, как связаться с местным «Правым сектором». Через киевских правосєків таки нашел телефоны. Пришел к ним, меня встретил Ваня Вышитый – 18-летний пацан, футбольный ультрас. Я когда его увидел, сказал: «Извиняюсь, а постарше никого нету?» Он обиделся: «А я что, не подхожу?» «Тихо, детка, тихо! – ответил. — Кого-то постарше дай. Мой младший сын старше тебя». Так и начали сотрудничать. Мы с ребятами постоянно патрулировали город, не бегали с палками, потому что я не видел в том смысле, но крутились рядом с теми местами, где могли возникнут заварухи.
— Были шансы у Одессы стать городом, который бы подмяли под себя сепаратисты? Пытались же расшатать ситуацию?
— Конечно! План был простой. Они думали, что начнут стрелять, и люди разбегутся, испугаются. А произошло наоборот. Я в 1990 году дємбельнувся из морской пехоты. И когда я вижу оружие, у меня шторка опускается. Так же не сработало со многими другими. Случилось, как случилось. Но я думаю, что это правильно. Мы действительно не позволили захватить наш город.
В Донецке сто дебилов с оружием взяли власть. Надо было выйти горожанам и сжечь их. «Мы смотрели, думали, все само рассосется, разойдется», — слышал я от жителей города, с которыми пришлось общаться. И что? Розсосалося?
— Кем вы работали на начало войны, что делали?
— Занимался оборудованием котельных, теплопунктов, газом. Все у меня было хорошо, не жаловался. Но когда все началось, пошел в военкомат, написал заявление, но тогда возрастное ограничение было сорок лет, старших не брали. А мне было за сорок. Дома я отбыл выборы. Когда одесские правосєкі узнали, что я хочу идти на войну, они меня не хотели отпускать. Секретарем организации был мой одногодка. Он говорил мне: ты пойдешь и за мной тут останутся только дети. Но я психанул. Как раз на базу «Правого сектора» ехал Валера Бандера. Я прыгнул в кузов машины и поехал с ним. Это было в августе 2014 года.
Уже там, в 5-ом батальоне мы с Валерой Гатило сели на ступеньки, и он начал меня расспрашивать: «Где служил?». — «В Севастополе, в Казачєй бухте»… На передок попасть было отличием. Такое право предоставлялось тем, кто прошел все испытания в лагере, показал хорошие результаты. Молодые их и показывали. А я что – пасу задних… И вот опять отбирают тех, кто поедет на войну. Как раз тогда снимали фильм «Добровольцы Божьей четы». Леониду Кантеру, кстати, я тогда дал две флешки на 64. Если бы не они, он не закончил бы тот фильм. И вот стоит группа, Богема ходит перед нами и спрашивает: кто пойдет. Вижу, выходит Сєвер, Данте, еще несколько молодых пацанов. И я думаю, а я что – дебил какой-то? Так я в эту группу и попал. Мы поехали в Пески. Они уже почти полностью наши были. Мы начинали строить позицию Небо.
В Донецкий аэропорт я не попал. Один раз прої#ав. Комбат Черный собрал группу людей. Но пока я за каской сбегал, они уехали…
Я знал, что Сєвер погибнет на этой войне. Я ему это говорил. Он очень отчаянный парень. И очень хороший. Жаль, что он погиб. Таких бы нам тысячу, и тогда мы бы перевернули весь мир!
«ПРОЦЕНТОВ ВОСЕМЬДЕСЯТ НА ВОЙНЕ – ЭТО ФАРТ»
-Осенью 2014 года, когда Июнь поехал на выборы, я отправился с ним — в помощь, — продолжает Душман. — Оттуда мы уже вернулись в Мариуполь, собирать там батальон. Почему я ушел с Июнем? Я Андрюхє поверил. Хорошо знаю, чего ему это стоило все это – и война, и выборы… Он далеко пойдет. Я ему так и говорю: «Комбате, будьте осторожны, чтобы вас не убили. У вас еще много дел впереди!»
На мариупольском направлении изначально не было войны. Но все время было ожидание, что враг пойдет в наступление на Мариуполь и Бердянск, чтобы пробить себе коридор к Крыму. Этому нужно было помешать. Поэтому именно туда мы и начали стягивать силы. Андрей подтянул своих ребят, я много кого привез из Одессы. Из учебного центра «Десна» нам дали роту покойного Грина. Хорошие ребята пришли. И мы начали что-то вытворять…
—Когда вы заходили в Широкине, оно же еще не было нашим?
— Да, там не было ни одной украинской позиции. Я командовал группой, которая заходила в село с трассы, а по пляжу шла группа под командованием Июня. Мы с чотирьохповерхівок выбивали сєпарів. Крепкі дома были кирпичные. 152-й калибр снаряда их не пробивал, такие стены были крепкие. Разве что танчик в окно попадал . Мы заставили врага отойти до крайних улиц. Но тогда, это был где-то февраль-март 2015 года, как раз снова объявили о минские договоренности, и всех добровольцев вывели с линии огня. Мы вынуждены были покинуть Широкино. Если нельзя открыто воевать, тогда мы будем делать разные пакости… Правильно же?
18 февраля 2016 года мы вернулись в Широкино с единственной целью и мыслью: надо занимать все село. Когда мы там появились, то сєпари сами отошли, оставив без боев Широкино. Почему так произошло? Думаю, когда стоит восемь ДШК и возле них лежат горы БК, то сидеть там довольно не уютно. Мы провели разведку. Обнаружили много брошенного боекомплекта, нашли много «Шмелєй». Долго разминировали все позиции. К сожалению, несколько ребят подорвались…
Я тогда был командиром роты, затем стал заместителем командира батальона. Всегда говорил: вижу человека, которого уже пора отправлять домой, ибо это потенциальный ранен как минимум. Сколькими операциями командовал ни 300 не было. Грин только погиб… Но мы тогда были на равных правах. Он командир роты — и я командир роты. Когда мы шли на то задание, я остался с группой, чтобы понять, где что находится. Той операцией командовал именно он. Это было неподалеку Павлополя. От наших крайних одиннадцать километров! Эвакуировать Грина было очень трудно. Он в сознании был все время. Ехала машина за ним – также подорвалась. Именно в тот раз я думал, что нам всем хана. Во-первых, очень далеко. Во-вторых, был уверен, что на звук взрыва выйдут сєпари, будут добивать… Но они почему-то не пошли.
-Что является главным при планировании операции?
-Надо уметь планировать. Процентов восемьдесят на войне – это фарт. Помните ситуацию, когда наши ребята взяли сразу восемь пленных россиян? Тогда Паук первый запрыгнул во вражеский окоп. На него наставили ствол. А он бесшабашный, да еще и в такой форме, как у них: «Убери ствол, смена пришла». И те растерялись. Хотя они нас ждали. Мы с вечера занесли туда хлеб, воду. Они все это видели и ждали. А мы перенесли время операции. Пошли не вечером, как планировали, а в самое пекло — днем. И нам повезло. Иногда надо делать так, как подсказывает внутреннее чувство.
Знаешь, — после небольшой паузы говорит Душман, — я был не таким уж верующим в Бога. Но за время войны понял, что он есть.
— Как это произошло?
— Было у меня такое… Спускаюсь с дороги, и надо мной начинает наша «дашка». А как раз над той дорогой пуля проходит звуковой барьер. И-и-и-и. Такая война вокруг. Я на секунду остановился, прислушался, понял, откуда этот звук и продолжил свой путь. Поворачиваю за поворот и вижу свежие разрывы на дороге, где я должен был пройти только что. Дым еще стоит, земля не упала… Остановил же меня кто-то…
— А чего раньше не верили?
— Я не говорю, что не верил. Так, относился спокойно. Мы же юго-восток. Только на Пасху в церковь ходим.
— Всегда говорили на украинском?
— Это мой родной язык. Но когда в Одессе начали кричать «Я говорю по-русски», я неожиданно понял, что сны мне снятся на русском. Сам этому удивился. До восьмого класса я ходил в украинскую школу. Но и по-русски говорю нормально, хотя на родном языке всегда считал украинскую. И я всегда знал, что я украинец. Во время обследования в Днепре, когда мне выдали две таблетки синего и красного цвета, я запостил их со словами, что я как будто в «Матрице». Но я свою правильную таблєточку съел еще в детстве. Я всегда был по духу революционером, с обостренным чувством справедливости. Пагано так самому о себе говорить. Пусть люди скажут, но так оно и есть. Меня когда-то не приняли в комсомол, потому что я сказал, что кухарка не может управлять государством».
«МНЕ НЕ НУЖНЫ ТУФЛИ ИЗ КОЖИ СТРАУСА. МНЕ НУЖНА ВСЯ СТРАНА»
— Вы ощущаете себя воином?
— Я воин? Не знаю. У меня в последнее время другие мысли – о том, как мы имеем страну менять, как это делать. Я никогда не был беременным, но, думаю, во время беременности, когда ребенок начинает двигаться внутри, ты не знаешь, что с этим новым ощущением внутри делать. Так и со страной. Что-то шевелится, что-то происходит, и есть люди, которые знают, что с этим делать. Нас очень мало, но мы есть.
— Сколько у вас детей?
— Трое. От первого брака у меня есть дочь. Ей 27 лет будет 5 июля. У женщины также есть дочь от первого брака. Она уже родила нам внука. Сын Витя наш общий. Дочь жены я воспитал с двух лет. Она знает, что я не ее родной отец, но называет меня папой. Внуку на днях показали мою фотку в инвалидной коляске, так он возмутился: «Дедушка, ты большой! Вставай с коляски, идем гулять!»
— Как сын отреагировал на то, что вы пошли на войну?
— Он также сразу хотел идти со мной. Ему сейчас 23 года. По нашей линии я единственный продолжатель фамилии Галаган. И поэтому с сыном у нас была договоренность: ты пойдешь на войну только тогда, когда меня убьют. Но он не выдержал. И я чувствовал, что он убежит. Поэтому однажды я взял его на выучку. Как отец, я его жалел, не посылал туда, где сам ходил. Но после того, как он прошел подготовку, он сказал: или ты меня оставляешь в подразделении вторая Тихого в Водяном и едешь домой, либо я с тобой не буду общаться.
— И что?
— Я поехал домой.
— Как этот месяц прошел для вас?
— Как-то выдержали с женой. Сын уже был опытным, я это знал, поэтому не спрашивал постоянно всех вокруг, как он там… Конечно, сердце было не на месте. Но кто-то должен это делать.
— А жена что говорила?
— Говорила, что убьет меня. Но, как видишь, не убила. Сейчас сын в отпуске. Помогает разобраться, что со мной.
— Почему вас называют Душманом?
— Я всегда был Душманом, потому что похож на настоящего душмана. Худой, всегда под машинку бороду стриг, лицо немного восточного вида. Большая борода у меня уже на фронте появилась. С этими псевдо происходят разные смешные вещи. Приходят новички и выбирают себе что-то по громче. А я слушаю и удивляюсь. Так, Зевсом хочет быть. Обязательно какой-то пидарас. Босс – точно скотина. Думает, что если был придурком и называться Зевсом, то от того перестанет быть придурком? Нєєє!
В декабре 2017 года в Ивано-Франковске друг Душман получил награду Народный герой Украины
— Как вы узнали о болезни? Совсем недавно вы были в строю, нормально себя чувствовали…
— Все произошло очень быстро. У меня еще с молодых лет были проблемы с позвоночником. Иногда я жаловался. Но все проходило. А это на выходе друг Раша пятку сломал. Я вешу 65 килограммов, а он – 120, блин. Я его дернул. Что-то в спине у меня хрустнуло. И начало болеть. Болит и болит. Приехал в Одессу. Врачи отправили меня в санаторий на оздоровление. Делали массажи, иглоукалывание назначили. Легче не становилось. А сейчас врачи говорят, что именно эти процедуры активизировали онкоклетки, позволили им разлететься по всему телу… Только когда в Днепре сделали снимки позвоночника, МРТ, увидели, что еще и два позвонка сломаны. А метастазы поразили уже весь позвоночник…
Я смерти не боюсь. Когда уходил на войну, у меня было ощущение, что погибну. Но чтобы так – не хотелось бы…
—Как вы настроены?
— Конечно, надо бороться! Я много еще чего не успел сделать, — Душман задумывается и потом говорит: — Я в своей жизни сделал немало плохого и все еще не исправил. Мне бы на все это еще год-два. И в Одессе хотелось бы навести порядок. Кто-то и с тех, кто доривається до кормушки, мечтает о туфлях из кожи страуса. А мне не нужны туфли, мне нужна вся страна.
P.S. Владимиру Галагану, вторую Душману, необходима помощь. 5168 7556 3076 6836 — карточка ПриватБанка сына Владимира — Виктора Галагана.
Виолетта Киртока, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3070049 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ