… это было бы 45-минутное видео о брусчатке . Сорок пять минут я бы заставила вас смотреть в пол и ждать. Считать плиточки и ненавидеть плиточки. И я бы вам не объяснила, чего мы ждем. Просто потому, что никто бы не смог вам объяснить, чего мы ждали.
Алена Стадник-Стефурак — журналист, активный участник Студенческого Майдана, Революции Достоинства. Была на Майдане в самые трагические дни. Дружила с погибшим Героем Украины Устымом Голоднюком. С начала российско-украинской войны стала активным волонтером. Вышла замуж за бойца батальона «Киевская Русь-2» Василия Стефурака. Сейчас работает помощником народного депутата.
Каждый раз, когда берут интервью о том, каким же он был, этот Майдан, я начинаю что-то рассказывать. А ведь на самом деле Майдан — это когда холодно, страшно и нудно. Очень холодно, очень страшно и очень нудно.
И это требует от тебя таких ресурсов! Такого бесстрашия, выдержки, терпения и веры! Веры очень требует. И денег.
Майдан — это ведь как воевать во время перемирия. Это о тотальном истощении.
Поэтому, когда люди смотрят 45-минутные фильмы о мужестве, благородстве, героизме, то имеют довольно смутное представление о том, как это было на самом деле. Потому что эти 45 минут нужно растянуть на время с ноября по март. Полгода ожидания и 45 минут величия.
Майдан — это когда ДЕНЬ ЗА ДНЕМ НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИТ.
Ничего не происходит, а ты пытаешься хоть где-то, хоть как-то поспать. Потому что ничего не происходит, а ты не спишь, ожидая что что-нибудь вот-вот произойдет.
Может, поэтому так трудно понять, почему люди пошли так радостно на убой 18 февраля. Потому что больше ЖДАТЬ БЫЛО НЕВЫНОСИМО. Как смеялись тогда — лучше страшный конец, чем страх без конца.
Это может показаться смешным. Но ты каждый божий день на Майдане. И каждый день НИЧЕГО. Тебе больше ничего неинтересно, кроме Майдана. И все люди уже знают тебя, а ты уже знаешь всех. И вроде как и жизни уже больше нет. Все останавливается, все приостанавливается, и ты даже не знаешь, до какого момента, до когда? Пока не победим? Пока не проиграем?
А если и не победим? И не проиграем? Что вдруг это никогда не кончится?
Ты выходишь из палатки. Минус 20! А на следующий день ты выходишь из палатки — минус 21! А через день будет — минус 23! И ты уже даже не мерзнешь, ты уже просто ЖДЕШЬ — какая температура будет «слишком».
И тебя все спрашивают — ну, расскажи про Устыма?!
Я рассказываю — помню, как его облили водой. Вогнехреще. Его и Васю облили водой. Они были обледеневшие, а мы сбивали этот лед. А мне все: «Да лааааадно. Неинтересно, это мы уже слышали, давай что-то другое».
Я говорю ладно, помню его послали за бензином. 19 февраля, где-то вечером. Неизвестный человек подошел и предложил помощь. У него была машина, я послала Устыма. Хотя мы долго-долго не знали, рисковать или нет. Людей же уже вывозили в лес и пытали. Только после убийства Устыма я вспомнила про этот случай. Канистра бензина стояла в палатке. Он успел привезти этот бензин. А тебе в ответ: «Та ну ладно, это как-то не достаточно трагично. Там же столько всего на Майдане было! Давай что-то другое!»
А что было-то?
29 ноября? Было. Так вот — 29 ноября было очень нудно. Очень нудно и холодно.
Майдан — это вообще история о том, как важно НЕ ОТСТУПИТЬ. Как важно долго чего-то ждать, чего-то требовать. Потому что 29 ноября что-то началось только к четырем утра. Я тогда уже вызвала такси и собиралась ехать домой. И в последний момент мы заметили, что что-то будет происходить. И в последний момент — МЫ НЕ СЕЛИ в машину и НЕ УЕХАЛИ.
Майдан — это не о том, как героически вас п#здили. Майдан это о том, как не разувериться, как не сесть в машину и не уехать.
Вот все говорят об эмиграции. Говорят, революция не закончилась. А она не закончится никогда. Говорят, мы 25 лет ждем чего-то, и что?
Так вот то же самое мне говорили на Новый 2014 год. Мне говорили, Майдан истощился. Все, баста. Пора отступать, валить, заканчивать.
Майдан — это вообще история о том, как люди РАЗУВЕРИВАЛИСЬ, теряли веру, о том, как день за днем заканчивался человеческий ресурс. Это о том, как они болели. Как получали воспаления легких. Как у пани Любомиры умер муж, а никто этого не заметил. Гармут Кеплер умер тихо.
16 января. В больнице написали инсульт. Он вышел со встречи в немецком посольстве, он повторял: «Вони на нашій стороні! Вони на нашій стороні». А потом его забрала скорая.
Пани Любомире 29 ноября «Беркут» сломал руку. Забирал в автозак, потом выпустил. Гармут Кеплер всегда помогал, помогал разносить еду, мы резали с ним вместе бутерброды, он пытался сделать, сколько было его сил. А силы заканчиваются.
Майдан — это история о том, как люди РАЗУВЕРИВАЛИСЬ, но так и не разуверились.
Потому что пани Любомира не разуверилась. Я видела, как она волонтерит в военном госпитале в 2014-м. Я видела ее и совсем недавно, видела ее, все еще пытающуюся.
За что погиб Устым?
Вот этот вопрос тоже забирает силы. Мучает.
Однозначно — за себя. Ты выходишь на Майдан не за кого-то, только за себя. Ты живешь за себя, умираешь за себя. Поэтому «Что в Украине происходит?» или «Что в Украине не происходит» — это вопрос не к Устыму. Это вопрос к тебе, к вон тому парню, и, наверное, ко мне.
Майдан — это вообще время, когда каждую минуту ты, все время либо ты, либо у тебя спрашивают: «Что делать? Что делать? Что делать?» И все это время нет ни одного однозначного ответа. А делать что-то надо. А когда ты лихорадочно в голове ищешь решение, когда ты кажется почти вот, еще, сейчас бы только совет, плечо, друга, напарника, товарища, соратника, думать, думать, вот именно в этот момент появится кто-то и громко заорет тебе на ухо: «Прибрати жінок з Майдану!»
Майдан — это о страшном несоответствии и несвоевременности, и неумении координировать свои действия. Это когда на следующий день после разгона тысячи людей подтянуться со словами: «Ну, где этот «Беркут»? Мы пришли его бить!»
Колоссальная разница между теми, кого уже били и теми, кого еще нет. Одни будут тихо, молча стоять, понимая, что будет дальше, иногда говоря, но не очень громко: «Стоїмо». А другие, будут кричать: «Беркут, где Беркут, да мы им сейчас всыпем». Кому всыпете? Чем всыпете? Деревянные щиты? Каски? Брусчатка? Дойдем до Москвы…
Фото: Укринформ/Александр Космач
А тебя опять спрашивают: «Ну, что еще ты помнишь об Устыме?» А я ничего не помню. Все дни слились в серую массу, цвета брусчатки под ногами. Ну разве это интересно передавать камни из рук в руки, разве это интересно разливать чай, даже посты в Фейсбуке на майдане превратились в краткие: «Пост сдал!», «Пост принял».
Вот сигареты приносила, Устым всегда брал и никогда не курил. Сигареты — это же была самая ходовая валюта на Майдане. Потому что так хорошо принести в пять утра чай на дальнюю баррикаду на Институтской, слушать, как мальчик играет на пианино и курить, ожидая чего-то, уже точно зная, что сегодня ничего не произойдет.
Пианино делало ожидание менее мучительным. Шоколадный домик приглашал нас на концерты классической музыки, Молодой театр — на спектакли, исторический музей — на экскурсии. И это делало наше ожидание менее мучительным, потому что последнее, каким я помню 75-летнего Гармута Кеплера — это счастливым, счастливым и аплодирующим на концерте в Шоколадном домике.
Майдан — это преждевременное объявление о победе. Мы вернулись с похорон Устыма, а мне все: «Мы победили!» И я так и не поняла, кого мы победили, когда и что подразумевается под этим словом. Потому что после этого были еще тысячи погибших и часы, дни, годы ожидания. И время при этом никогда не играет на нашей стороне, каждая минута — это история о том, что мы не успели сделать. А что нужно было делать, станет ясно только завтра, а это чертово завтра надо еще дождаться.
Вот «Вавилон 13» снял фильм про Устыма. Костя бросился ко мне после просмотра: «О чем это кино? Что дальше? Что дальше? Почему никто не задумывается что дальше? Это же главный вопрос Майдана — что дальше?»
Но документальное кино никогда не дает ответ на вопрос «Что дальше?» Объединяться — как очевидный ответ. И уметь ждать. Потому что за победу надо бороться и победу надо уметь ждать.
Потому что как бы ни казалось, что на Майдане происходило много событий — это кажется только из передач, книг и радиоэфиров. Подъем, оранжевые каски сдерживают наступление черных, а над всем этим раздается бой колоколов Михайловского Золотоверхого. Это только один день. А Майдан мне всегда напоминал перемирие в Дебальцево — ты на первой линии, стрелять нельзя и вот-вот, вот-вот, вот-вот, ну вот, вот-вот уже.
Майдан — это когда миллион всего произошло у миллионов людей. Это миллион захватывающих дух историй. Одна беда, чтоб хоть одна из этих историй произошла именно с тобой — тебе нужно было дождаться, досмотреть до конца этот 45-минутный фильм о брусчастке. Эту бесконечную «Пропалу грамоту» с экрана на основной сцене. Гимн Украины каждый час. Сколько раз он играл?
Ведь можно было все шесть месяцев выстоять, гипнотизируя брусчастку, а потом на часок уехать. И все, мать вашу, всё пропустить! И такая история есть у каждого майдановца. История о том, как важно дождаться МОМЕНТА — чтобы попасть в историю, впрыгнуть в этот поезд и получить свое право внести в нее свои изменения.
Поэтому когда мне говорят: «Людей повели на убой 18 февраля», я думаю, мы сами пошли. Я на этом стою. Мы пошли. Потому что мы созрели, потому что мы были готовы, потому что час настал, потому что мы с ноября этого ждали. Каждый ждал, каждый верил и каждый боялся этого. Боялся, но ПОШЕЛ, пошел, когда час настал.
И поэтому если вы спрашиваете у меня что делать дальше, я могу сказать только одно: наращивать силы и ждать. Время придет.
Алена Стадник-Стефурак, для «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3051618 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ