В этой статье содержится теория новой оборонной модели, позволяющей понятий систему обороны, которую использует та или иная страна; понятий, какова цель каждой модели и реальный результат ее применения на практике. Эта статья позволит министрам, дипломатам, советникам и всем, кто принимали участие в развитии института обороны, работать, имея единое понимание вопроса.
Здесь не рассматривается система обороны какой-либо конкретной страны, поскольку такой подход наверняка будет мешать оценивать такие уникальные системы с новой точки зрения. Целью документа является формирование концепции единой модели существующих систем обороны, которую будет проще понятий, объяснить, изобразить и сравнить с другими ныне существующими.
В силу вышесказанного, изложенный в статье материал отображает совокупный образ, основанный на сегодняшних реалиях, которые легко подтвердить документами из открытых источников; посредством сравнения оборонных затрат на войска и размеров формирований; официальной позицией относительно обороны и военных операций; информацией, доступной на сайтах министерств обороны; статистикой потерь; открытыми данным о закупках оборудования и военной техники и заявками на ее приобретение; сообщениями в средствах массовой информации; данным многочисленных семинаров по безопасности и обороне.
НЕОБХОДИМОСТЬ В НОВЫХ ОБОРОННЫХ МОДЕЛЯХ
Необходимость в новой модели для облегчения понимания оборонных ведомств очевидна как никогда, поскольку задачи национальной обороны становятся все сложнее, а международная обстановка в сфере безопасности непрерывно меняется. С другой стороны, отдельные государства, в особенности то, вот которых зависит архитектура международной безопасности и обороны, явно стараются достичь согласованности и последовательности при объединении военного потенциала стран-участников для проведения совместных военных операций. Простота, присущая Первой и даже Второй мировым войне с их относительно простыми оборонными системами и ведомствами, которые зиждились почти исключительно на большом количестве мужчин и женщин (часто на абсолютно всем населении страны и ее экономике) и наличии явного врага у границ, сменилась широким спектром новых, более сложных факторов. Современный противник может иметь гражданство страны, на которую нападает (при этом он не использует ее униформу и знаки отличия) и осуществлять свою деятельность на территории этой страны. Сегодня существуют беспилотные летательные аппараты, способные убивать на расстоянии, военные все чаще сотрудничают с гражданскими организациями, внедряют более упрощенные организационные структуры с высокими издержками на персонал, и все более спорными международными моральными и правовыми стандартами.
Эта новая модель также должна быть способна описать систему обороны. Как и любая государственная структура, оборонная система использует ресурсы государства, за использование которых она отвечает перед общественностью, которая в свою очередь рассчитывает на эффективное и продуктивное достижение заявленной цели. Но в отличие от других государственных систем, оборонные ведомства являются уникальными, так как им принадлежит монополия на организованное применение силы. Эта монополия связана с двумя важными особенностями: значительная и обязательная безопасность действий и ощутимая неопределенность задач. С одной стороны, эти две особенности сильно осложняют общественный контроль эффективности и расхода оборонного ведомства. С другой стороны, они позволяют чиновникам и политикам с большей легкостью и относительной безнаказанностью использовать оборонную систему в своих личных целях, зная, что общественность не сильно разбирается в истинном смысле их действий.
В общей массе популярные обобщенные оборонные модели, которые сейчас используются для описания оборонных систем, основаны на сравнении количества солдат, танков и артиллерии, боевых кораблей и летательных аппаратов, расходов на оборону и иногда на заявлениях о моральных ценностях и политических нормах. Подобного рода статистика, которая зачастую вредит даже собственным целям государства, не дает надежной базы для сравнения и сотрудничества с государствами-союзниками. Она плохо подходит, если вообще применима для принятия мер по устранению недостатков в краткосрочной перспективе, не говоря уже о вырабатывании реальной стратегии, основанной на фактах.
Несостоятельность такого статистического подхода берет начало в неспособности этого метода брать в расчет важные факторы и элементы существующей в данный момент обстановки в сфере безопасности и обороны; в разделении ресурсов и средств, политической воли и государственной поддержки; и, наверное, самое важное — в пренебрежении национальной культурой.
Сложность этой задачи становится еще более очевидной при создании многонациональной оборонной структуры с целью проведения реальных боевых операций. Квазиглобализация обороны, которая уже вездесуща и стремится к еще более широкому распространению, затрудняет процесс сравнения оборонных ведомств в плане эффективности, расхода и доступности, а также создает трудности для морального обоснования, приемлемости для общественности и политической поддержки.
В многих современных государств, в том числе и республик, некогда входивших в состав Советского Союза и Югославии, а также их союзников по всему миру существуют оборонные ведомства, которые до сих пор находятся под сильным влиянием наследия холодной войны. В некоторых стран, которые образовались недавно, институты обороны совершенно нового образца. Другие государства позволили своим оборонным институтам приходит из года в год в упадок, урезая их бюджет и превращая вооруженные силы в «ополчение Потемкинской деревни», то есть они продолжавшего существовать как ведомства, но их потенциал постоянно снижался. В других странах оборонные ведомства претерпевали серьезные организационные изменения, навязанные им политическими обстоятельствами вроде стремления вступит в НАТО или необходимостью довольствоваться сильно ограниченным бюджетом. Есть страны, которые находятся в состоянии войны и им приходится меняться и совершенствоваться. Однако много государств до сих пор пребывают в чем-то на подобии «состояния неопределенного управления обороноспособностью», сопровождающегося устаревшими строениями, идеями и мышлением руководства, поскольку многие представители военных и политических кругов, похоже, тоскуют по старым добрым денькам, поддерживая видимость своей оборонной системы для мира, который давно канул в лету.
Некоторые государства, похоже, вполне удовлетворяет такое положение вещей, во вторых есть политическое стремление к переменам, но не хватает прозрачности управления или навыков. Однако в мире, за небольшим исключением, практически не существует оборонных ведомств, которые могут со всей ответственностью заявит, что они на сто процентов готовы к современным вызовам, а способных столкнуться с вызовами будущего еще меньше.
Таким образом, без обобщенной модели, которая могла бы создать единую платформу для понимания своей оборонной системы, а также систем, применяемых в других странах, государства не могут реально оценить свои возможности или быть адекватно оцененными другими.
Первый постулат: все оборонные ведомства можно классифицировать по одной из четырех принятых моделей: рациональная, эмоциональная, модель с преобладающим политическим уклоном, или с преобладающим военным уклоном.
Второй постулат: нужно прилагать усилия, чтобы оставаться в рамках одной конкретной модели, поскольку всегда есть внешние и консультант факторы, отклоняющие ведомство в разных направлениях. Поэтому, в то время как ведомство может подпадать под классификацию согласно одной преобладающей в данный момент модели, его составляющие могут относиться к другой или даже перемещаться между разными моделями. Поэтому, идеального примера представителя какой-либо из моделей не существует. На самом деле оборонные ведомства всегда представляют собой смесь всех четырех моделей, в которой одна преобладает и, соответственно, является определяющей для расхода, эффективности и авторитета ведомства в глазах общественности.
ТИПЫ ОБОРОННЫХ МОДЕЛЕЙ
Рациональная модель
Оборонная концепция, основанная на «действительности» – это оборонная модель стран стремящихся использовать свои войска для серьезных внешнеполитических целей, и которые готовы вступать в бой и побеждать. Они стремятся тренировать и задействовать бойцов. Ых издержки на личный состав, технику и функционирование тщательно сбалансированы для того, чтобы было возможность это обеспечить и постоянно поддерживать. Они назначают командование на основе результативности и потенциала. Они быстро подстраивают свои ведомства под происходящие изменения. Как результат, изменения и нововведения, предпринимаемые для совершенствования, всегда в тренде и являются частью оборонного мышления как среди военных, так и гражданских чиновников. Их армия постоянно готова к развертыванию, а время реагирования и приведения в боевую готовность исчисляется часами, а не днями или неделями. Содержать армию, не способную к развертыванию – это кощунство. Они стремятся к совершенству во всем, что делают, и всегда стараются перейти к более продвинутой модели или идее. Они руководствуются сильными руководящими установками, а также способны при необходимости координироваться и кооперироваться с другими, даже если это сопряжено со сложностями. Их армия обычно полностью состоит из кадровых военных и добровольцев резервистов которые также участвующего в военных операциях, и самостоятельно регулярно тренируются и проводят учения (регулярно – в данном случае значит еженедельно, а не ежегодно или и того реже, как это происходит в других оборонных моделях).
У них всегда есть вопросы, связанные со стремлением к совершенству. Такие государства не всегда хорошо взаимодействуют с войсками других стран. Все по тому, что штабы стран, которые используют такую модель, зачастую считают себя лучше остальных, тогда как на практике их бесспорный профессионализм может легко оказаться институционным, военным и интеллектуальным высокомерием. Страны, использующие эту модель , также стремятся сохранить политическую независимость для проведения военных операций. Это может сократить их внутренне время реагирования, но эта самая внутригосударственная направленность может снизить общий военный потенциал для кампании второго уровня – более медленной, но и более объемной и глубокой по своей организационной составляющей. Желание увеличить действенный потенциал решительно проводимым операциям и «обожание» со стороны политиков и СМИ, также может привести к отделению таких частей системы обороны, как разведка или спецназ от основного направления этой системы. Это может привести к долгосрочным отрицательным последствиям во всем спектре оперативных, моральных, политических, финансовых и правовых вопросов на уровне целой страны, соответствующего ведомства и армии в целом. В результате государственное оборонное ведомство перестает быть сбалансированным.
Оставаться в рамках Рациональной модели очень непросто. Всегда существует опасность больших финансовых потерь при попытках увеличить на какие-то 10 процентов эффективность использования затрат. Часто многие второстепенные оборонные подведомства стремятся к совершенству там, где в нем нет реальной потребности, что также производит к лишним расходам. Поддержание постоянного высокого уровня боевой готовности и участие в операциях могут создать внутреннюю напряженность, которая в свою очередь может привести к социальному взрыву среди военных, выражающегося в высокой текучести кадров и роста расходов. Политики и высокопоставленные чиновники часто стараются продвигать свои военные амбиции, или хотят кому-то угодить, забывая при этом, что войска, на которые они полагаются – это люди. Чем больше такие войска используются, тем больше средств нужно выделять для их полноценного обеспечения и поддержки, отдыха и занятий спортом. Серьезную опасность для Рациональной модели представляет то, что зачастую в первую очередь прекращается финансирование жизненно необходимых компонентов, на которых зиждется человеческая составляющая, и которые на самом деле делают эту модель жизнеспособной.
Очень тяжело достичь соответствия критериям Рациональной модели и поддерживать ее, при этом легко потерять все достигнутое. Но будучи правильно построенной, она является единственной организационной моделью, способной обеспечить стране возможность силового воздействия, если, когда, и где таковое потребуется.
Эмоциональная модель
Эта модель является противоположностью оборонной концепции, основанной на «действительности». Такая модель часто возникает, если политическое руководство и чиновники оборонного ведомства плохо разбираются в финансах, управлении и обороне и вынуждены принимать решения, чаще руководствуясь эмоциями и сегодняшними потребностями, чем логикой, цифрами и фактами. Она также может преобладать в случае «сильной дистанцированности власти» в странах, где политическая элита доминирует над военной, препятствуя ее нормальному развитию. В такой модели политическая элита не способна довести до сведения общественности реальный уровень возможностей ведомства, будучи уверенной, что военные примут такую ситуацию, а общественность будет удовлетворена или же не будет особо протестовать. Такая ситуация может сложиться по разным причинам: политики могут стремиться направить финансирование на другие правительственные нужды; причиной может стать напускная национальная гордость, некоторые политики могут искренне верить что уровень обороноспособности гораздо выше чем он есть в действительности; причиной может стать глупая или отчаянная надежда ввести потенциального врага в заблуждение-это: делаия вид, что оборонные возможности страны гораздо выше, чем на самом деле.
В этой модели также присутствуют культурные основы, которые зиждятся на власти. Данная модель зависит от генералов, назначенных политиками и пропорционально слабых и не задающих вопросов СМИ. Это обычные симптомы некомпетентного Управления разработки планов и концепций Министерства обороны, а также плохого, и возможно изначально политизированного информирования министром оборонным ведомством. В такой системе нельзя чувствовать себя комфортно – в ней все напуганы и никто не чувствует себя в безопасности, даже если этот страх ни чем не обоснован. Однако крайне трудно избавиться от руководителей старой закалки и устаревшего видения концепции безопасности. В решениях государственной власти, часто руководствующейся эмоциями, отсутствует здравый смысл. Руководство чаще всего стремится заполучить побольше власти и удержат ее, а также сеять страх, чем заниматься общественно полезными делами.
В составе союзов такая модель может существовать, только если союзники не будут в политическом и военном смысле обращать внимания на реалии страны, на которую им позже придется полагаться. Они либо не желают принимать реалии своего союзника по политическим или социальным соображениям, либо просто не могут квалифицировано его оценить ввиду отсутствия опыта.
В защиту политической действительности можно сказать, что подобная конструкция могла бы со временем развиться на основе факта принадлежности страны к государствам-участникам Варшавского Договора, или после провозглашения демократического строя в стране, граждане которой остались с системой обороны, которая требует радикальных изменений. Возможно, главы оборонных ведомств и будут стремиться перейти к другой модели, но для этого у власти на государственном уровне будет недостаточно политической воли и, возможно, будет отсутствовать понимание концепции современного управления или деловые качества для достижения этой цели.
Но в некоторых случаях миф о якобы функционирующей системе обороны активно поддерживается, поскольку политики просто не в состоянии сообщить общественности правду. Это также может играть на руку генералам и адмиралам, содержащим мнимое многочисленное войско для оправдания своего социального статуса, или хуже того – с целью извлечения прибыли. Даже если реформы и проводятся, руководство новой структурой может попасть под влияние людей, которые будут назначать на должности своих знакомых, а не отличившихся военнослужащих и, таким образом целые воинские части/системы вооружений, неэффективные с военной точки зрения, будут и дальше содержаться совета персонала вместо того чтобы быть рационально реструктуризироваными с целью повышения их операционной эффективности в сочетании с финансовой.
Войск, скорее всего, не будут располагать достаточным количеством эффективных современных сил и средств. Что касается боеготовности, то они смогут внести ограниченный вклад в международные военные операции, или в выполнения второстепенных задач не связанных с обороной вроде оказания помощи населению во время наводнен или сильным снегопадов внутри страны, но им, скорее всего, очень далеко до того состояния, когда они смогут качественно выполнять свои функции в масштабах целой системы обороны. Корабли будут оставаться в портах, а авиация на земле, техника будет ржаветь в гаражах, а казармы будут неуклонно ветшать, пока средства будут направятся на другие нужды. Бюджет будет сильно перекошен в сторону поддержания количества личного состава или на содержании огромных флотилий кораблей или устаревших самолетов. Реальные меры поддержания обороноспособности и модернизации будут плохо финансироваться. Однако эта участие не коснется самих военнослужащих. Они могут обладать выдающейся храбростью и способностями (ведь отдельные солдаты зачастую достигают таких же высоких показателей, как и представители других профессий), но при недостатке тренировок и поддержки они с каждым годом теряют свои боевые навыки. В них все реже можно заметить настоящий дух защитника, а такие способности как лидерство, поддержание формы, и поддержка вокруг них вырождаются.
Данную модель легко опознать извне по широкому спектру функций, взятых на себя министерством обороны, мало из которых имеют отношение к проведению военных операций. Министры обороны будут проводит много времени в командировках и часто произносить речи, генералы на публике будут регулярно пожимать руки — обычно иностранным генералам и признанным военным экспертам, министерство обороны будет проводит многочисленные семинары и писать отвлекающие статьи на непрофильные темы, проекты, и даже на профильные темы, но завуалированные обманчивым красноречием. Необходимые изменения будут «изучены», возможно, даже с привлечением высококлассных консультантов, но впоследствии тихонько отложены. Оборонные ВУЗы сфокусируются на преподавании тактического мышления начального уровня и дисциплин по использованию невоенных методов в ущерб настоящим боевым дисциплинам. Информирование общественности об оборонной деятельности будет ограничено сюжетами, изредка демонстрирующими что-нибудь кроме пары спецназовцев или эффектных маневров одиноких сильно шумящих вертолетов, цель которых будет ввести в заблуждение-это: общество, а не получение практического опыта.
Эту модель финансировать, наверное, проще всего и некоторым странам удавалось годами разыгрывать этот спектакль. Когда истинное положение вещей наконец доходит до осознания на политическом и национальном уровне, единственным решением являются радикальные изменения направленные на пересмотр бюджета и его сокращения до реально обоснованного размера. Попытки ограничиться полумерами, громкие обещания на глазах общественности и попытки провести изменения могут пригодится во время выступлений, но никогда не смогут решить настоящие, ключевые проблемы истощенной системы и несбалансированного бюджета. Даже наоборот – отсрочка изменения этой модели продолжает эту очевидную загнивающую агонию которая не оставит в будущем иного выбора кроме ампутации. Но поскольку такие изменения требуют сильной и твердой политической воли, которой многие годы не хватало, вполне вероятно, что этот спектакль будет продолжаться, пока оборон полностью не утратит смысл: когда страна проиграет войну, либо выставит себя на посмешище в ходе международной военной операции.
Оборонная модель с преобладающим политическим уклоном
Модель обороны с преобладающим политеским поклоном существует в странах, чье правительство использовала политическую целесообразность, чтобы следовать конкретной, единой и долгосрочной модели национальной обороны (но не Рациональной модели, описанной выше). Вон полагают, что эта модель как нельзя лучше соответствует их культуре, географическому положению, или бюджета. Такая модель обычно основывается на таких явлениях, как территориальная оборона, воинская повинность или сильная зависимость от общества или резервов. Она обычно связана с некоторыми другими политическими идеями вроде неприсоединения к блокам, нейтралитет, независимость. Эта модель часто опирается на политическое решение мобилизовать страну к войне «надеясь» на грани поражения создать работающую систему обороны. Мало кто ставит под сомнение тот факт, что абсурдно ожидать от системы обороны, которая неожиданно появится вследствие политической воли, того, что она станет эффективно функционировать — независимо от тщательности предшествующей ее появлению подготовки (которая в основном состоит из планирования и складирования планов действий). Однако такие ожидания присутствуют в этих странах повсеместно. Это массовое заблуждение-это: постоянно поддерживается политическими домыслами, срок жизни которых обычно ограничивается сроком пребывания на должности политика, который в это же самое время направляет средства на финансирование далеко не самых эффективных оборонных проектов или систем вооружений.
Поскольку следование этой модели продиктовано политической целесообразностю, игнорирующей реалии воюющего мира, обороноспособность такой модели редко относится под сомнение или проверяется (пока не станет поздно). В большинстве случаев через некоторое время эта модель развивается в нечто вроде национальной «религии» и больше просто не вызывает сомнений со стороны парламента, военных, или общества. Несмотря на то, что эта система была разработана как политико-стратегическая, со временем она превращается в «постоянно повторяющуюся тактическую конвейерную ленту» с ограниченными оперативными или стратегическими возможностями. Для населения страны такая модель кажется «хорошей штукой», но с точки зрения военной реальности «король на самом деле голый».
Настоящую безопасность может обеспечить общенациональная политическая позиция, но она может не выдержать настоящей проверки, так как фундаментальная оборонная модель это иллюзия, которая испарится при первом же боевом испытании.
Бюджеты в этой модели обычно сильно перекошены в сторону личного состава, иногда в сторону приобретения высокотехнологичного оборудования, и часто используются для приобретения сборочных помещений для нужд оборонных резервов, которые будут использованы, когда придет «страшный враг». Такой упор на накоплении, по сути, с первого дня истощает силы государства. Но средства, выделяемые на оборонные нужды, редко идут на обеспечение нужного количества боеприпасов, уровня обучения необходимых для обеспечения и поддержания пригодного к эффективному использованию военного потенциала. Создание хорошо-подготовленных и действующих подведомств обычно требует слишком много времени в условиях текущей обстановки, и иногда в них совершенно невозможно уложиться. Принимая во внимание тот факт, что военные подразделения редко участвующего в боевых действиях, требующих высокой степени подготовки, или проводят соответствующие учения или маневры, много аспектов и ключевых возможностей будут либо очень слабыми или вообще будут отсутствовать. Здесь подразделения существуют только на бумаге. За исключением военнослужащих до мозга костей, которые добровольно вызываются участвовать в боевых операциях, подавляющее большинство офицеров долгое время не тренируется в полевых условиях приближенных к реальным и требующих высоких умственных способностей. Без необходимости противостоять настоящим вызовам, многие развивают в себе качества больше присущие учителям, чем воинам. Вследствие отсутствия высококлассных боевых офицеров, которые могли бы учить и наставлять своих подчиненных, способности солдат тоже оставляют желать лучшего и обычно сводятся к узкой специализации. «Принял» такую модель, военные могут пойти по одному из двух путей развития. Они могут просто стать пассивными и перестать ставит под сомнение политические доводы в пользу внедрения неполноценной обороны, строя больше карьеру преподавателя или администратора, а не солдата. С другой стороны они могут использовать эту модель как «религию» и в некоторых обстоятельствах превратить ее в модель с преобладающим военным поклоном, оставил в ней худшие недостатки, присущие предыдущей модели, преследуя свои собственные корпоративные интересы. В обоих случаях все, кому не нравится подобное отношение, уходят. При поддержке пропорционально слабыми и не задающими вопросов СМИ, эта модель будет продолжать существовать, не смотря на ее очевидные недостатки. Это обычные симптомы некомпетентного Управления разработки планов и концепций Министерства обороны, а также плохого, и возможно изначально политизированного информирования министром оборонным ведомством.
В этой модели есть и исключения, когда например правительство разрешает войскам участвовать в международных военных операциях, в которых улучшаются индивидуальные боевые качества. Однако в таких операциях обычно участвует небольшое количество личного состава, и они редко проводятся в зонах активных боевых действий. Войска часто состоят из подразделений собранных на скорую руку из числа добровольцев, и при этом они не достаточно тренированы и не прошли боевое слаживание. Они обычно не способны самостоятельно проводит боевые операции и неизменно нуждаются в международной помощи. Такая схема не подразумевает абсолютно никакой возможности ведомству развивать потенциал самообразования или организационную память, что в свою очередь ограничивает развитие воинской культуры и боевых традиций в целом. Само по себе оборонное ведомство обладает ограниченными институционными возможностями к самоулучшению путем получения нового опыта, в то время как современные возможности и техники попросту не используются. Части системы проходят проверку и обучаются во время боевых операций, но наиболее примечательным является тот факт, что военная организация страны в целом не развивается.
Что еще хуже в некоторых странах, в которых наблюдается такая модель, так это отношение к лицам, которые участвующего в боевых операциях, уезжают за границу, чтобы получить профессиональное военное образование за рубежом или служит в мультинациональных военных штабах. После их возвращения к ним очень плохо относятся представители «старой школы», которым так и не удалось поучаствовать в военных операциях, и таких людей часто на публике клеймят как наемников. Современные военные операции рассматриваются как нечто, не являющееся частью существующей военно-политической концепции, и, следовательно, считаются с военной точки зрения малозначительными. Настоящие бойцы рано идут в отставку, так и не сделав карьеру, что наносит вред всей системе.
Главный вопрос этой модели и неочевидная проблема, способная вызвать трудности в будущем – это зависимость от политического решения о мобилизации или обеспечении финансирования. Подобная мотивация идет вразрез с опытом, логикой и реалиями, поскольку практика показывает, что такое решение вряд ли было бы политически и финансово приемлемым для любого правительства. Такой поступок был бы равнозначен объявлению войны любому врагу, тем самым ухудшив положение, которое и стало его первопричиной. И еще: вряд ли хоть одно современное оборонное ведомство обладает кадровым и административным потенциалом, необходимым для расширения до размеров, которые требует модель, в разумных временных рамках. Даже если бы им и пришлось прибегнуть к этому, то в результате получилось бы плохо подготовленное ведомство тактического уровня , только и всего. Вопрос о том, кто будет кормить и содержать этих солдат, или кто будет вести бизнес в мобилизованной стране, похоже, так кстати забыт и игнорируется всеми, включая СМИ и штабами.
Еще раз, эта модель жизнеспособна, когда союзники в политическом и военном смысле закрывают глаза на реалии оборонной системы страны, на которую им позже придется полагаться.
Модель обороны с преобладающим военным уклоном
При такой оборонной модели военные имеют политическую власть или влияние и руководят оборонным ведомством на свое усмотрение. Здесь имеет место полное отсутствие гражданского политического контроля, который становится чрезввычайно трудно возобновить. Этот процесс может продолжаться десятилетиями.
Этой модели характерно наличие широкого спектра возможных субмодальностей: вот захвата вооруженными силами власти в стране и создания условий для коррумпированной, размеренной и легкой жизни представителями военной элиты, или даже все перечисленное. Для того, чтобы это стало возможно, необходим политический хаос, крах моральных ценностей, или полная потеря политической воли представителями политической элиты и гражданского общества.
Существуют также менее политизированные и разрушительные формы этой конструкции, при которых военные злоупотребляют ресурсами для повышения собственного социального благополучия за счет оборонного бюджета. Оборонные ведомства тратят средства впустую путем завышения должностных окладов, плодя генералов, раздувая и без того большой и экономически неэффективный личный состав штабов, выделяя автомобили с водителями людям без реальных оперативных потребностей, начисляя премии, продолжая содержать роскошные курорты для военного персонала, оплачивая командировки и пеструю военную форму. Офицеры становятся ленивыми, меньше времени проводят, усердно тренируясь, и рано уходят домой. Такая ситуация вполне может сложиться с приходом к власти некомпетентных министров обороны или правительства, которое воспринимает оборону и безопасность как нечто второстепенное, не достойное внимания. Эта, так сказать, «мягкая» военная коррупция в некоторой степени более коварна из-за созданной иллюзии обеспечения мер обороны, в то время как система становится абсолютно нерациональной и разорительной. Людям, которые не имеют отношения к вооруженным силам, очень тяжело заметить такое состояние дел и дать ему оценку.
Также часто имеет место политическая уступчивость, когда военные задабривают политиков с помощью заграничных командировок, расточительных военных банкетов, показных учений и парадов, — все это имеет минимальное значение для обороноспособности и служит лишь для того чтобы угодить, польстить и подкупить а также создать видимость политической правомерности. В этой модели также могут присутствовать сильные связи с «жесткой» коррупцией, когда высокопоставленные офицеры и представители министерства обороны меняют требования в пользу высокозатратных программ снабжения. Они получают политическое признание за проведение таких закупок, а полученные при помощи такой схемы средства идут в карманы представителей как политической, так и военной элиты. Офицеры и чиновники высокого ранга часто покидают армию, чтобы продолжить работать над проектами, которые они отстаивали, будучи на службе.
Когда политическая элита наконец начинает хоть что-нибудь предпринимать, чтобы изменить эту модель, например, в случае перехода страны к демократическому строю, оставляя позади тоталитарную политическую систему абсолютного симбиоза военной элиты и политики, тогда возникает необходимость полностью заменить высшее военное руководство. Это также влечет за собой отказ от связей с любыми бывшими представителями политической элиты, имеющей отношение к обороне, поскольку жесткая коррупция создает сильные симбиотические связи. Бывшие представители власти уже продемонстрировавшего свое истинное лицо и моральные слабости. В этом случае если полностью не заменить кадровый состав старшего офицерского корпуса, переходный период сильно затянется, возможно, даже на несколько поколений. В результате жестких политических мер, неизбежно пострадают и хорошие люди. Политикам стоит проявят осторожность, чтобы не потерять тех, кто не мог поступать правильно из-за недостатка власти или влияния, либо ввиду угрозы увольнения или даже физического устранения.
Взаимодействие между моделями
Ни одна страна не способна полностью или с легкостью оставаться в рамках одной модели, так как внешние или консультант противоречия, особенно в вопросах финансирования, всегда будут толкать либо всю систему, либо ее части к другой модели.
Труднее всего добиться соответствия рациональной модели, так как здравый смысл и наблюдения свидетельствуют, что в настоящее время очень мало стран в этом преуспели. В большинстве стран мира оборона соответствует трем вторым моделям, при этом пара государств постоянно дрейфует между ними, демонстрируя неопределенность своего политического курса и отсутствие единого видения обороны. О них лучше судит по тому, чем они не являются, чем наоборот. Важно понимать, что оборонное ведомство государства не обязательно полностью остается в рамках одной модели, но может начать со временем балансировать между двумя или даже тремя факторами, которые влияют на разные аспекты ведомства, которые могут существовать на разных организационных уровнях.
Существует множество различных стрессовых воздействий, которые требуют изменений. Война очень быстро рационализирует оборонные ведомства – даже не смотря на то, что нужен не один год для достижения высоких военных и организационных стандартов. Военным союзам также свойственна склонность к улучшению и увеличению эффективности всей организации; однако, членство в военно-политическом союзе часто ослабляет политическую волю и решимость, которые присущи внеблоковым странам, столкнувшимся с угрозой. Считается, что самые слабые члены военных союзов отдаляются от реальности по политическому определению.
Много государств страдают вот неуверенных в себе политиков, которые вместо того, чтобы разобраться со сложившейся ситуацией, просто ищут способ сохранить лицо, или запросто обращаются к военным за советом. Единственным последствием этого станет неминуемое презрение, проявляемое военными по отношению к политикам, которое очень быстро обеспечит доминирование военных, если его быстро не остановить при помощи политической силы, интеллекта и прозрачной политики.
У многих военнослужащих на оперативном уровне есть фундаментальное стремление стать профессионалами и на словах и на деле, даже если ими движет гордыня. Когда хорошие солдаты служат в ведомствах, которые организованы не профессионально, они раздвинут рамки, чтобы это исправить. Такие действия всегда будут притягивать модели, не основанные на существующих реалиях, к объективной действительности в некоторых сферах, но редко полностью меняют структуру организации, поскольку их энтузиазм представляет опасность для огромного количества людей, лично заинтересованных в сохранении системы. С другой стороны, злоупотребление профессиональными солдатами или доступность бесконтрольных денег зачастую будут увеличивать спрос в больших тратах на социальную поддержку.
На самом деле, не считая рациональной, три остальные модели не являются оптимальными для страны с политической и организационной точки зрения, даже если они предоставляют важные социальные блага. В лучшем случае они будут отвечать требованиям к военным операциям, проводимым альянсом, и то при поддержке более сильным союзников. Но в худшем случае они просто будут растрачивать общественные средства и выполнять функцию социальной службы, политического шоу, или прибыльного источника доходов для симбиотической военно-политической коррупции.
В культурном плане, много народов, похоже, не могут или не желают замечать тот факт, что схемы руководства оборонных ведомств и эго методы, которые сейчас используются, устарели и в большинстве случаев абсолютно контрпродуктивны для обеспечения национальных интересов в оборонной сфере. Огромная пропасть в отношениях между старшими офицерами и их подчиненными – которая считалась необходимостью вплоть до начала Второй мировой войны – теперь стала обузой для обороны. Политики, которых считают героями и лидерам, а также высокопоставленные чиновники и руководители оборонных ведомств, которые до сих пор подписывают каждый документ ы принимают все решения, стали главным препятствием на пути реформ и модернизации. Они являются хранителями военных традиций, которые имеют такое же отношение к современным боевым действиям, как и лошадь к современной бронетехнике.
ЗНАЧЕНИЕ МОДЕЛЕЙ
Цель данной статьи о оборонные модели – попытаться показать, что в каждой стране существует уникальная модель, которая состоит из комбинации уникальных национальных, политических и военных культур таким образом, что он она обычно может быть идентифицирована, как доминирующая в одном из четырех квадрантов. Эта модель отражает мышление и поведение страны. Она показывает политический вектор страны, и что более важно, что страна думает о политике как о концепции, как она говорит про политику, и как это отражается на принятии решений касающихся обороны. Однако языковая конструкция и значение в пределах каждой модели уникальны для этой модели и не похожи на используемые другими игроками. Философ Витгенштейн называет такое понимание «игрой речи», в которой двое или больше участников общаются на одном языке, при этом значения слов радикально отличаются. Для лучшего понимания этого феномена ниже приведены два простых примера с использованием слов «политика» и «комитет».
Эффект такой речевой игры заключается в создании внутреннего мира в пределах каждой модели, в котором все, что сказано, выполняется само собой, поскольку речь может быть услышана и воспринята только страной, которая ее использует. Культура преобладает над пониманием. Чужаки редко способны ее понятий, не говоря уже о том, чтобы понять эмоции, скрывающиеся за словами. В этом отношении для того, чтобы помочь стране сменить оборонную модель, ей крайне необходима внешняя поддержка, так как на наивысшем уровне системы единственным языком, который может и будет использован, будет язык, который объясняет успешность модели, что делает невозможным консультант изменения. Провести изменения – значит признать, что вся предшествующая политика была ошибкой, и язык, сама основа мышления, значения и бытия, был неправильным.
Таким образом понимание модели и создание цемента для скрепления ведомства, как того требует НАТО и Евросоюз, требует больше мышления и понимания, чем просто коллективные призывы «двигаться вперед». Правда в том, что люди возвращаются с любого саммита НАТО с собственным пониманием, которое в значительной мере отличается от использованного языка и идей, и впоследствии проводят или отвергают политические направления в соответствии с тем, как их воспринимает язык их собственной модели. «Умная оборона» НАТО, Европейская оборона и распределение ноши – это идеи, которые совершенно по-разному истолковываются в зависимости от национальной модели, на которую они воздействуют.
Но понимание того, что существуют разные модели и культуры и того, что языки толкуются по-разному, само по себе способствует международному пониманию. Следующей стадией развития будет создание авторами этой статьи метода, основанного на ряде вопросов, при помощи которого можно будет определить склонность оборонной системы тот или иной страны к какой-то из моделей. Это даст возможность чиновникам лучше понятий себя и решить, где конкретно необходимо провести изменения. Далее необходимо будет заставить страны признать, что их модель, возможно, не служит ых высшим политическим и оборонным интересам. Эта задача кажется более сложной. Как бы там ни было, как только определена и воспринята оборонная модель, это сильно облегчит принятие решений относительно дальнейших действий.
Резюме
В данной статье углубленно не изучались составные части достойной оборонной системы, поскольку существует множество национальных, исторических и культурных исключений, которые необходимо принимать во внимание. Однако в ней описаны несколько жизненно важных вещей, которые необходимо решать политическим путем изнутри какой-либо модели, чтобы оборонная система существовала долгое время в качестве государственного инструмента.
Первая из них – это бюджет, сбалансированный между личным составом, техникой и мероприятиями. Неравномерное распределение бюджета всегда ведет к снижению боеготовности и необходимости в постоянных радикальных изменениях, которые смогут снова сбаллансировать систему.
Второй важный момент – это необходимость равенства между высшими и низшими военными структурами, которому будет способствовать кардинальное улучшение в подготовке личного состава и бизнес процессов в мирное время. Без этих изменений ни одной существующей армии не удастся достичь необходимого уровня гибкости мышления и пониженного порога принятия ответственности, столь необходимых в современных условиях для боевой эффективности. С точки зрения культурных аспектов, это изменение особенно сложно будет воплотить в жизнь всем высокопоставленным чиновникам оборонного ведомства и офицерам учреждения высшего состава, но это должно быть сделано.
Третий момент заключается в том, что профессиональные военные, независимо от звания, и все структурные подразделения (особенно входящие в состав министерства обороны) должны использовать каждую секунду, чтобы совершенствоваться, если они стремятся достичь мировых стандартов, которым отвечают армии потенциальных противников. Время и средства, потраченные на второстепенные вещи, связанные с безопасностью и обороной, – это опасные траты.
Примеры того, какие формы принимают модели под влиянием языка или идей
Понимание значения термина «политика»
В рациональной модели – это совместная согласованная позиция относительно стратегического развития системы обороны для получения максимальной политической и военной выгоды.
В модели с преобладающим политическим уклоном – принятие решений, которые получат максимальную долгосрочную поддержку общества и якобы обеспечивают уверенность в системе национальной безопасности, даже когда это ни чем не подтверждается.
Читайте: Как английский эксперт Глен Грант планирует жилищную реформу в Минобороны
В эмоциональной модели – принятие краткосрочных решений с целью произвести впечатление, что система обороны и высокопоставленные чиновники функционируют эффективно, даже если такие решения принесут вред в долгосрочной перспективе.
В модели с преобладающим военным уклоном – все решения принимаются для максимальной пользы самих военных, а не для страны, которой они служат, несмотря на то, что публично им может быть найдено оправдание.
Понимание значения термина «комитет»
В рациональной модели — группа экспертов и ответственных лиц, которые сотрудничают в поисках путей к наилучшему результату для системы обороны и для страны в целом.
В модели с преобладающим политическим уклоном – это заседание, на котором поддерживается уже принятое политическое решение.
В эмоциональной модели – это возможность для чиновников избежать личной ответственности, а также приобщиться к самому простому и популярному курса.
В модели с преобладающим военным уклоном – это собрания, на которых старшие офицеры якобы принимают решения и обеспечивают коллективную ответственность за незаконные действия.
Данная статья ни в коем случае не является истиной в последней инстанции, а напротив — способствует обсуждению и внесению определенной ясности в эту сложную и малоизученную сферу военной и общественной жизни.
Читайте: Что для украинской армии означает быть мобильной?
Глен Грант, (Магистр Университета Святого Иоанна, Йорк, Великобритания, эксперт Украинского Института будущего)
Владимир Миленский (Центр военно-гражданских отношений, г. Монтеррей, США)
Перевод: Денис Альмендеев, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3074593 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ