Председатель Совета судей Украины Олег Ткачук: «За последние 3 месяца поступило около сотни обращений от судей, которым угрожают или на которых совершены нападения»

С одной стороны, законодательство обезопасило судей от любого политического и делового влияния. С другой – судьи не могут себя нормально защитить, когда им угрожают физической расправой или на них нападают. И такие нападения правоохранители расследовать не спешат.

В интервью «Цензор.НЕТ» с председателем Совета судей Украины, судьей Верховного Суда Олегом Ткачуком поговорили о независимости судебной системы от внешних и внутренних факторов, о следственных судей и решение, которое в отношении них готовится, а также о формировании антикоррупционного суда и возобновления военных судов, которое предлагают народные депутаты.

ПРОЦЕДУРЫ УЖЕ ОТРАБОТАНЫ, И КОНКУРС В АНТИКОУПЦІЙНОГО СУДА БУДЕТ ЛАКОНИЧНЫМ.

– Олег Степанович, закон о Высшем антикоррупционный суд предполагает, что он должен быть создан в течение года. И многие надеются, что он заработает быстрее. Антикоррупционный прокурор Назар Холодницкий, например, заявил, что этот суд начнет рассматривать первые дела в декабре этого года — январе следующего года. Поддерживаете ли вы такой оптимистичный прогноз?

– За много лет судебной деятельности я привык не жить в иллюзиях и не предсказывать будущее. Правило «черного лебедя» подсказывает, что часто очевидные вещи не происходят. А то, что происходит, наоборот, не очевидно. Я думаю, суд заработает с начала следующего года. И это не прогноз, а вполне реальная возможность. Высшая квалификационная комиссия настроена провести конкурс. Закон принят. То есть, есть основания для того, чтобы это делать. Единственное – люди успеют подготовиться к этому конкурсу, хватит кандидатов для участия в этом конкурсе. Как быстро будет сформирован Общественный совет международных экспертов. Это важные вопросы, и я думаю, от них зависят сроки.

– Конкурс до Верховного Суда, который вы тоже прошли, длился почти год. Удастся ли в этот раз ускорить процедуры?

– Я думаю, что это все-таки определяющий конкурс и один из таких важнейших показательных. Процедуры, которые происходили во время него, скорее, были чрезвычайно осторожными. Это можно понять, потому что все хотели какой-то особенно хороший Верховный Суд. Было много разъяснительной работы, показательной в вопросах открытости, ведь это был самый первый конкурс – ничего похожего в судебной системе никогда не делали.

Поэтому процедуры уже отработаны, и конкурс в антикоррупционное суда будет лаконичным.

– Вы знаете, что на этапе конкурса было много нареканий на работу Высшей квалификационной комиссии со стороны Общественного совета добродетели, которая вообще вышла из процесса во время оценивания судей. И хоть длится процесс медиации, пока что сотрудничество с ВККС не восстановлен. По вашему мнению, с представителями международных организаций комиссии будет легче работать или сложнее?

– Работать можно и с ГРД, и с международным советом, главное – чтобы туда входили специалисты, которые заинтересованы в качестве этой работы. Ну, иногда случается среди юристов так, что они пытаются привлечь внимание, демонстрируя значимость своей работы. Я думаю, что с международными экспертами в этом будет немного меньше.

– Почему, на ваш взгляд, мы больше доверяем международным экспертам?

– И я доверяю всем честным людям. К примеру, думаю, что те подходы, которые были применены в конкурсе до Верховного Суда, не менее объективные, ведь работа ГРД была очень придирчивой. И она настолько была, знаете, такой неудобной для кандидатов, Высшей квалификационной комиссии приходилось проверять не только доказательства или какие-то объективные вещи, а даже то, на что бы раньше никогда не обращали внимания. Ведь представители ГРД говорили просто: у нас есть сомнения относительно того или иного обстоятельства.

– Например?

– Например, ГРД указывала на то, что на территории домохозяйства, где проживает участник конкурса, есть гараж, а у него не задекларировано автомобиль. Но если есть гараж, то должен быть и автомобиль. Он его не задекларировал, значит, он не добродетельный. Или следы от шин на снегу у ворот дома свидетельствуют, что автомобиль таки есть. Или в одном случае то, что судьи разместили у себя возле частного дома электрический распределитель, было трактовано как электростанцию. И по этому поводу была одна очень интересная публикация, в которой изображен трех судей на фоне ЛЭП.

Ну, и когда Высшая квалификационная комиссия проверяла даже не доказательства, а скорее домыслы, этого, как на меня, уже было достаточно, чтобы поверить, что комиссия относится к этому процессу тщательно. Я не знаю, как будут действовать иностранные эксперты, ведь и наши ссылались на те данные, которые были у всех – контролирующих, правоохранительных органов. Некоторые судьи рассказывали, что к ним домой приходили сотрудники полиции, в многоквартирный дом, и спрашивали у соседей, как судья себя ведет. У дежурной по подъезду спрашивали, видела пьяным.

– А сотрудники полиции здесь к чему?

– А им давали задание – проверить, такое действительно есть или нет. Поэтому я не знаю, чем иностранные эксперты смогут превзойти такую придирчивость. Возможно, у них есть свои особые подходы или чутье какое-то необыкновенное.

– А есть мировая практика, чтобы работали эксперты, отбирая судей в другой стране?

– Есть. Даже есть практика, когда в отдельных странах иностранные судьи работают. Причем не только в бедных, где не хватает своих юристов, но и в достаточно развитых странах. К примеру, в Объединенных Арабских Эмиратах работают судьи – граждане других стран, той же Великобритании.

– Почему нанимают?

– Очевидно потому, что английском арбитража доверяют во всем мире. И, видимо, именно поэтому такое большое доверие считается, что это очень хорошо, когда будут работать английские специалисты.

– Согласно норме, которая появилась в тексте опубликованного закона, апелляции по делам НАБУ, которые уже поступили в суды, будут рассматриваться в судах общей юрисдикции, а не в антикоррупционном суде. По мнению Артема Сытника это відмотає все обратно. Можете прокомментировать?

Я думаю, что коррупционеров «хватит» на всех (улыбается. — авт.)! Нужно время, чтобы дать возможность Антикоррупционном суда заработать. Нет логики в том, чтобы суды, которые работают сейчас, начали ожидать, когда заработает новый суд и остановили рассмотрение дел, которые уже поступили в суд. Очевидно, что целью создания антикоррупционного суда было обеспечение, в том числе, и оперативного рассмотрения уголовных дел. И соответственно, его создание, как на меня, не должно притормозить решение судьбы тех подсудимых, которые уже предстали перед судом. Это противоречило бы, в частности и Европейской конвенции по правам человека, и задачей уголовного судопроизводства по раскрытию преступления и наказанию виновных.

Общество ожидает, что к антикоррупционному суда придут честные, незаангажированные, независимые люди. Что они смогут вынести те приговоры, которых не выносили суды общей юрисдикции, которые сегодня рассматривают дела о коррупционных преступлениях. Сможем таких найти? Кое-кто иронизирует, что они должны быть почти святыми…

– Я долгое время работаю в судебной системе. Работал в первой инстанции, сейчас – в Верховому Суде. Очень много общаюсь с судьями как председатель Совета судей. За последние три месяца удалось пообщаться почти с сотней. И думаю, что 99% их – не святые. Вот буквально на днях на эту тему общались. Они говорят: мы не святые, у нас нет крыльев. Это правда, и в этом, пожалуй, их преимущество. Святые, как на меня, другие бы оценивали с позиций своей святости, а не греховности. Все люди, которые на Земле живут, в большей или меньшей степени, но грешны. Есть такие, которые грех свой борются, пытаются быть лучшими. Именно они, пожалуй, и приближаются к этой святости. Но среди судей большинство – честные и порядочные люди. Это не фантазия, не украшение чего-то или кого-то, потому что на самом деле так и есть.

В системе работает почти 5 300 судей. У каждого из них свои проблемы, человеческие и судейские, профессиональные, связанные с нагрузкой, с необходимостью решать какие-то вопросы за счет компромисса даже, потому что юридическая деятельность не всегда может однозначно определить, например, меру ответственности человека за определенный поступок. Один думает, что за преступление можно назначить наказание 5 лет. Другой считает, что за это нужно назначить 7 лет. Третий говорит, что в целом достаточно года лишения свободы. Но в результате такой долгой работы в судебной системе у каждого судьи нарабатываются средневзвешенные подходы к оценке определенного поведения, деятельности, сделки, юридического факта и тому подобное. А для того, чтобы потом со временем посмотреть, правильно это или нет, есть апелляция, кассационная инстанция.

В Украине оспаривают примерно 15% решений судов. Из них суды высшей инстанции отменяют в пределах 1,2 – 1,5% решений. Остальные считаются правильными. Так вот, даже если предположить, что 85% решений не оспариваются никем – ни органами досудебного следствия, ни людьми, значит, с этими решениями согласны. И поэтому к жалобам, что суды не привлекли кого-то к ответственности или уволили от ответственности, или назначили наказание не такое, какое обвинение желало бы, нужно относиться с пониманием, ведь у каждого своя правовая позиция. Своя правда. И каждый отстаивает именно свою правду в уголовном деле.

Не думаю, что антикоррупционный суд или любой другой может быть более справедливым, чем действующие ныне суды. Там такие же люди будут работать. Конечно, надежды на то, что в этом суде будут какие-то особые люди, есть. Это, опять же, наше желание какое-то чудо увидеть. Я от Антикоррупционного суда ожидаю, например, что он будет рассматривать дела, связанные с коррупцией. Их рассматривают в судах и сейчас. Но судьи специализированного суда смогут сделать это более квалифицированно, ведь они будут сосредотачиваться именно на рассмотрении дел с несколькими десятками видов преступлений, и все.

– Судьи, которые рассматривают уголовные дела, отмечают, что не могут вынести адекватное решение том, что следователи работали с нарушениями, доказательная база слабая и тому подобное.

– Что касается работы правоохранительных органов, то пора изменить подходы к качеству расследования преступлений. Коллеги, которые сейчас работают в системе, действительно говорят, что к качеству расследования есть большие претензии. И хотелось бы, чтобы работа следователей и процессуальных руководителей была намного лучше, ведь многие доказательства являются недопустимыми. И они собраны с нарушением права на защиту и тому подобное.

– НАБУ и САП передают в суды резонансные дела, но мы не видим приговоров. Рассмотрение затягивается. Чем это объяснить?

– Суды не могут рассматривать дела о коррупционных преступлениях быстрее, чем другие дела. Например, связанные с убийствами. Сколько судей – столько дел и рассматривается. Они в определенной очереди, в определенной последовательности. Был я во Львове несколько недель назад. Судья в мантии сидит на работе, уже седьмой час вечера, пятница. Говорю: покажите, сколько у вас дел? Она открывает блокнот, где записаны дела по очереди. Они до декабря в ней расписаны. И там нет живого места, в этом записной книжке, чтобы еще какое-то дело вписать. И больше их, чем рассматривается, она рассмотреть не может. Да и не только она – большинство судей в таком темпе работают.

Сейчас есть недостатки в Уголовно-процессуальном законодательстве. Они связаны с тем, что судья имеет в коллегии судей рассматривать уголовное дело, которое находится в его производстве. То есть, одновременно должны заседать три судьи, в которых должен совпадать график, что не всегда бывает. Это очень тормозит рассмотрение дела и не дает возможности рассматривать их скорее всего.

– Вы думаете, что если бы это был один судья, то было бы быстрее?

– Ну, так было всегда – и немножко быстрее рассматривались дела. В конце 90-х годов у подсудимого было право требовать рассмотрения его дела в составе коллегии из трех судей, если наказание за преступление, в котором он обвинялся, превышало 10 лет. Потом отошли от этой формулы – и обычно большинство дел рассматривали в составе одного судьи. Сейчас работает тройка. Это является определенной преградой для быстрого рассмотрения дел.

ЕСТЬ СЛУЧАИ, КОГДА ПОДАЮТ ДОКУМЕНТЫ НА ПРОВЕДЕНИЕ ОБЫСКА СРАЗУ В НЕСКОЛЬКО СУДОВ

– Так называемая правка Лозового в УПК с весны этого года ограничила сроки досудебного расследования. Возможно, стоит установить и для судов какие-то ограничения по времени рассмотрения? А то иногда люди ходят до суда годами, теряя веру в справедливое правосудие.

При принятии любых законов очень важно, чтобы учитывали мнение тех людей, которые в правовом регулировании того или иного вопроса имеют какие-то знания. У нас очень много юридических вузов, сотни докторов юридических наук, профессоров. Но если посмотреть, по какому вопросу мнение ученых или практиков была решающей, то мы ни одного такого закона не найдем. Получается иногда так, что каким-то образом принимается норма права, о которой спорные мысли как у ученых, так и практиков. И люди не понимают, с какой стати такая норма возникла.

– Это вы сейчас о поправке Лозового?

– Да, и об этом в частности. Невозможно бесконечно переформатировать законы, потому что кому-то кажется, что так правильно. Пожалуй же, и в парламенте должно проводиться исследование, которое бы позволило принимать понятные решения, которые имеют правовую определенность или формируют мнение о применении нормы права не только на сегодня, завтра или вчера, а вообще на какой-то исторический период.

Закон должен быть таким, который бы давал людям возможность планировать свою жизнь, определять правила поведения на много лет. Какой смысл в том, что мы сегодня право изменяем в одну сторону, завтра в другую? Я в этом не вижу логики.

– После внесенных изменений в законодательство прокуроры и следователи, чтобы получить санкцию, вынуждены стоять в огромных очередях, занимать их ночью, записываясь в списки. Этот вопрос можно урегулировать, адекватно наладив процесс?

– Есть Конституция Украины, Закон «О судоустройстве и статусе судей», которые гарантируют независимость судей от политического или бизнесового влияния. Но есть вопросы другого порядка, связанные с внутренней независимостью судей. Внутренняя независимость – это такие условия, которые бы давали судьи могут принимать решения независимо от каких-то внутренних факторов. Судья должен чувствовать собственное достоинство, он должен иметь надлежащие условия для отправления правосудия, должен работать в условиях, свободных от конфликта со стороны других судей. И таких моментов очень много.

В прошлом году суды всех уровней рассмотрели 3,9 миллиона дел. Из этого количества следственные судьи рассмотрели 900 тысяч дел, связанных с судебным контролем за деятельностью органов, осуществляющих досудебное расследование, а также оперативно-розыскные мероприятия. Обыски, выемка документов, предоставление разрешения на прослушивание, применение предупредительных мер.

Если дел, связанных с деятельностью следственных судей, будет меньше, то соответственно они смогут работать не ночью, не в выходные, а в более-менее определенное рабочее время. И, кроме того, у них будет больше времени для решения дел, находящихся в производстве и связанные с контролем за досудебным следствием.

И вот сейчас в Совете судей на рассмотрении находится проект решения о деятельности следственных судей, мы это вопрос обсуждаем. Не знаю, когда его решим и когда ответим на все вопросы, которые задают следователи судьи в связи со своей деятельностью, но нам видится, что эта проблема, о которой вы говорите, комплексная и чрезвычайно важна для всей судебной системы. И не только для судебной, но и правоохранительной. Следователи не должны унижаться, когда пытаются выполнить свои задачи, связанные с расследованием преступлений. Это недопустимо, неприемлемо. И есть суды, которые ограничивают принятие представлений от следственных, например, 10-ю или 12-ю часами утра. Или сотней дел, 200 делами.

Но размер этого нагрузка на следователей судей и следователей показывает то, что, пожалуй, во многих случаях, распространяя контрольные функции суда на деятельность органов досудебного следствия, мы что-то не учли. Или то, что таких дел будет много. Или то, что раньше, например, прокуроры с этим заданием справлялись не хуже, чем сейчас справляются судьи. Должны ли, например следственные судьи давать разрешение на проведение экспертизы? Думаю, что такое положение закона является спорным.

С другой стороны, нагрузка и количество дел, которые судьи рассматривают, представлений от следственных, так же не соответствует тому количеству использованных материалов или не соответствует потребности, которая есть в уголовных процессах. Есть исследования по этому ученых, об этом много написано, но из общения с судьями я, например, вижу, что очень маленькая часть из той работы, которую выполняют следователи судьи по настоянию следователей различных органов, затем находит свое отражение в материалах уголовных дел, поступающих в суд.

И это проблема. Потому что суды дают разрешения на задержание, на обыски, на проведение негласных следственных действий, на проведение экспертиз, а в результате эти материалы, на которые дали разрешение на собрание, отсутствуют в уголовных процессах. Возникает вопрос: где они деваются и для чего были нужны? Я думаю, что это важная задача для законодателя, именно он должен дать ответ на этот вопрос. И, конечно, правоохранительные органы имеют также свою позицию в этом продемонстрировать четко, для чего это нужно.

– Какие вопросы должен согласовать решение, которое готовит Совет судов относительно этого?

– Судьи к нам обратились с несколькими вопросами. Первое: в каких условиях нужно работать, чтобы обеспечить должный уровень судейской независимости? Речь идет о том, что по закону дается 72 часа на избрания лицу меры пресечения в виде заключения под стражу. Приносят эти материалы, например, в 18 часов в пятницу. Что дальше делать? Работать ночью или в субботу? Судья не может отказать, ведь законом определено: 72 часа – и нужно отпускать.

Отпускать – судьи на себя ответственности также не могут взять, ведь, возможно, это как раз та личность, которая совершила преступление. И органам досудебного следствия, чтобы доказать ее вину и выполнить задачи уголовного процесса, нужно ее содержать, иначе тогда может быть невозможными доказать ее вину или собрать доказательства, или она будет препятствовать сбору доказательств. То есть, есть разные проблемы. Но судьи приносят материалы за 2 часа до завершения этих 72 часов. И он с этим должен что-то делать.

Если судьям в выходные работать, то сколько именно должны работать? Один судья не может, закон требует, чтобы была возможность выбора для объективности участия судей в рассмотрении дела. Что же нужно делать? Сколько судей должны дежурить? А в некоторых судах вообще только 2 судьи. Если они оба будут дежурить, то кто будет работать в понедельник? Или им вообще не давать выходных и нарушать Конституцию?

Каким образом должна оплачиваться их работа? Кто должен еще работать сверхурочно? Достаточно помощника, должен быть и секретарь? А кто-то же должен еще и проводить автоматизированное распределение дел и тому подобное. То есть, организация работы, связанная с рассмотрением этих дел, непростой вопрос, который нужно решить.

Кто эти решения должен готовить, печатать, рассылать и т. п? Адвокаты сейчас в Совет судей присылают в связи с подготовкой этого решения свои предложения. И говорят, что, например, суды принимают документы от следователей в выходные дни, а от адвокатов – не принимают. В отдельных судах не принимают ходатайства, например, об освобождении из-под стражи. Мы этот вопрос изучаем.

– Реально изменить ситуацию в условиях кадрового дефицита?

– Нужно изменить подходы. Очевидно, что не определишь, сколько представлений о взятии под стражу должно быть за конкретный год или месяц в определенном районе. Но обоснованный подход к этому вопросу должен быть. Должна существовать ответственность правоохранительных органов за необоснованное привлечение к ответственности, за безосновательное представление о заключении лица под стражу, за безосновательное проведение обысков, изъятий, негласных следственных действий и тому подобное. И эта ответственность должна быть и моральной, дисциплинарной, и уголовной, конечно.

Есть случаи, когда подают документы на проведение обыска сразу в несколько судов. Суды не знают о том, что эти дела находятся в производстве разных судов. Различные органы подают, но в отношении одного юридического лица, например. Таким образом блокируется деятельность юридического лица полностью.

– А так можно – подавать в разные суды?

– Нет. Но судьи, адвокаты и стороны пишут в Раду о том, что такие случаи бывают.

ВОПРОСЫ О ВОЕННЫЕ СУДЫ ДАВНО НАЗРЕЛО. И ОНО ДОЛЖНО БЫТЬ РЕШЕНО В ПОЛЬЗУ ЧЕТКОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ ВОЕННОЙ ЮСТИЦИИ

– Недавно вы обратились к председателю Верховной Рады Андрея Парубия с письмом, в котором акцент на независимости судов и приводите примеры давления со стороны политиков. А чего именно ждете в ответ? Или это просто эмоциональная реакция?

– В определенной степени да, эмоциональная. Мы уже много лет строим государство. Пожалуй, пора к этому строительству подходить ответственно, ведь недостатки в организации судебной власти, которые отмечают много людей, свидетельствуют о том, что нужно всем меняться и, опять же, более ответственно подходить к той работе, которую делаем. Но меняться должны не только судьи, но и те самые народные депутаты, которые также представляют определенную ветвь власти. А здесь депутат призывает вешать судей.

Меня – и как человека, и как судью – этот призыв возмутил самом деле. Я думаю, что политики, журналисты, простые люди имеют право критиковать власть. И критика обязательно приводит к улучшению работы государственных органов, в том числе и судей. А судьи от того, что их критикуют, на самом деле меняются. И меняется сама система, решения, подходы к их написанию и тому подобное. Это в демократическом обществе довольно нормально и вполне правильно. Это средство для развития, эволюции.

В этом случае речь шла как раз о судьях и о делах, рассмотрение которых еще не завершено. Такие вещи влияют на работу судебной системы лишь негативно. Это подрывает доверие людей в том, что дело может решиться объективно и законно. Ведь после того, как на трибуне ВР кто-то сказал, что судью надо повесить, люди, которые пришли за защитой в суд, понимают, что под таким давлением судья может и не принять законного и справедливого решения. И это уже дело даже не судьи и не судебной системы. Это уже обязанность всех государственных органов государственной власти – обеспечить возможность справедливого и законного разрешения дела. И этого дела, и любой другой.

Чтобы депутат высказался относительно любого человека другой профессии, меня бы это меньше возмутило. Эти призывы, что нас беспокоят, имеют свои последствия. И о них в этом письме также говорится. О том, что над судьями совершают расправы. Сегодня приходил судья, на которого напали, и он не знает, что дальше делать, ведь правоохранительные органы достаточно инертно рассматривают доказательства, которые он предоставляет, расследуют дело. А судья боится в судебном заседании заседать, ведь не знает, кто в то судебное заседание придет. Охраны в судах нет. Проблемы с безопасностью судьи, хотя он обращался с заявлением, не решено. Он уже год ищет правды.

– Он не знает, кто его избил?

– Знает. И никто ничего не делает. А в письме к Парубию я написал про случаи, когда к нам обратились судьи и указывают прямо на тех людей, которые им угрожают. Это не хулиганы, это политические деятели.

В интересах народа, чтобы правосудие осуществлялось независимыми судьями и осуществлялось независимо от любого влияния или вмешательства.

– Сколько обращений в Совет судей поступило по давлению?

– За последние три месяца поступило около сотни обращений от судей, которым угрожают или на которых совершены нападения.

– В полицию обращаетесь? Как реагируют?

– Открывают уголовные производства, проводится расследование. Но не могу сказать, что они результативны.

– Есть политическая зависимость судей, как это было раньше?

– После внесения изменений в Конституцию и принятие закона «О судоустройстве и статусе судей» нет.

– В парламенте зарегистрировано несколько законопроектов, которыми предлагают создать военные суды. Я знаю, что вы в прошлом – военный судья. Нужно ли, на ваш взгляд, сейчас возобновлять военные суды? Ведь они существовали, пока их не уничтожили во времена Януковича. Как на меня, в делах, которые они должны рассматривать, намного больше специфики, чем, к примеру, в коррупционных делах.

– Я с вами вполне согласен. Убежден, что вопрос о военные суды давно назрело. И оно должно быть решено в пользу четкой регламентации военной юстиции. У нас есть военная прокуратура, она действует.

Но ведь она уже не может расследовать дела…

– Точно. У нас есть военная служба правопорядка, которая также имеет ограниченные полномочия. В этой структуре нет военных судов, то есть, как будто военная юстиция есть, но при наличии устойчивой массы проблем, связанных с обеспечением государственной безопасности и охраны, защиты независимости государства, нет логики в том, что дела, которых очень много, не решаются специально обученными юристами.

В 2010 году было принято решение о ликвидации военных судов. Я думаю, что целью было ослабление военной способности, поскольку военные суды занимались обеспечением вопросы дисциплины и правопорядка в армии. Они это делали оперативно и эффективно. О коррупции в военных судах, возможно, кто-то и говорил. Я про такие случаи за много лет работы слышал, но только раз, когда судью привлекли к ответственности за коррупцию. Все – больше не было. Но качество работы органов военной юстиции, и прокуратуры, и военных судов, была чрезвычайно высокой. В условиях, когда конфликт на востоке Украины, вопрос о быстрое решение преступлений, связанных с терроризмом, военными преступлениями, это как раз вопросы, которые бы эффективно решали военные суды. И так же вопросы, связанные с дисциплиной и правопорядком в армии.

Относительно самих законопроектов – я не думаю, что военные суды, которые будут входить в состав Минобороны или подчиняться военному командованию, это эффективный способ отправления правосудия. ЕСПЧ неоднократно высказывался, что в такой форме суды могут быть зависимыми от военного командования, и их создавать не нужно. Вместе с тем, в деле, например, «Михно против Украины» (дело, связанная со скниловской трагедией, и ее в составе коллегии я решал) ЕСПЧ указал на то, что военные суды, которые существовали до 2010 года, были надлежащим образом відмежованими от военного управления и действительно независимыми, компетентными, способными объективно и справедливо разрешать уголовные дела. И никакой зависимости от военного командования они не имели. Военные звания присваивал президент, они входили в штатной численности ВСУ, однако никоим образом военному командованию не подчинялись.

Поэтому, как на меня, военные суды должны быть в единой структуре судебной системы. Должны быть суды первой инстанции, один-два апелляционных, соответствующая коллегия или военная палата в Верховном Суде.

Сейчас происходит реорганизация местных общих судов. Не слышала, чтобы кто-то говорил об улучшении материально-технической базы. Она изменится?

– Мы с коллегами из Совета судей за 3 месяца работы были в 6 регионах: в Днепропетровской, Запорожской, Львовской, Черниговской, Донецкой и Луганской областях, а также посетили суды в городе Киеве. Мы не на экскурсии ездили, а занимались изучением организации работы судов. Не выбирали намеренно какие-то суды, заходили всюду. Так случилось, что половина из тех судов, где мы были, в идеальном состоянии. И с точки зрения самой организации как делопроизводства судов, так и материально-технического обеспечения. Ну это просто дворцы.

Однако часть судов находится в плачевном состоянии, что душа болит, когда это видишь. Например, мы посетили Шевченковский районный суд Львова. Это кабинет судьи, кабинет адвоката, квартира, зал судебного заседания, хостел, пиццерия – и все в одном помещении, более того – в одном подъезде. И конвой сначала ведет мужчину в наручниках, потом идет бабушка с собачкой – выводит выгуливать – сразу навстречу. Или Голосеевский районный суд города Киева. Это ужас, что там происходит.

Конечно, что за 3 месяца объехать все суды невозможно, но по результатам этих нескольких проверок мы приняли решение, которым попросили все суды, их почти 700 у нас, предоставить Совету судей сведения о том, в каких условиях они находятся, какие потребности материально-технического обеспечения. С таким же предложением обратились и к Государственной судебной администрации, чтобы она предоставила сведения.

Сотрудничаем и с нашими иностранными партнерами, которые проводят большую исследовательскую работу в Украине, по различным вопросам организаций деятельности судов, эффективности деятельности, нагрузки и тому подобное. И в результате я вижу, что у нас складывается такая карта Украины, на которой мы будем видеть – я надеюсь, что это месяц-полтора может – каждый суд Украины. То есть, в каких условиях каждый суд работает. Мы хотим эту карту сделать не только пригодной для работы Совета судей, но и интерактивной – для того, чтобы любой желающий мог посмотреть, соответствует это действительности или нет.

И это половина работы. Другая ее часть, по результатам такого исследования, заключается в том, что мы просим Государственную судебную администрацию, которая занимается финансами, и суды проинформировать, сколько и куда было выделено средств: чтобы понять, они равномерно или нет распределяются, каким образом это происходило и как они расходуются.

Хотим, чтобы все судьи работали в дворцах, но когда часть из них работает в условиях, непригодных для отправления правосудия, а другие – в условиях, приближенных к идеальным, это нужно исправлять. Надо так распределять ресурсы, чтобы это дало возможность всем работать в условиях, пригодных с точки зрения санитарно-технического обеспечения судов, оборудования помещений судов совещательными комнатами, помещениями для отдыха людей, которые обращаются в суд, возможности удовлетворить свои человеческие потребности, какие-то элементарные или неотложные нужды в медицинской помощи, общении с адвокатами или юристами в судебных заседаниях.

И из этого вытекает неотложная стратегическая задача Совета судей – это создание стандартов организации работы суда. Мы сейчас на стадии, когда советуемся с судьями, как лучше организовать работу внутри судов. Для того, чтобы она была максимально пригодной и для людей, которые обращаются в суд, и для судей, конечно.

Татьяна Бодня, для «Цензор.НЕТ»

Фото: Наталья Шаромова, «Цензор.НЕТ»

Источник: https://censor.net.ua/r3071997 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ