В Киевском госпитале лежат двое бойцов батальона «Айдар» . Ранения они получили в этом году, 23 августа, в День Флага. Тогда боевики штурмовали позиции украинских военных в Луганской области, и четверо наших бойцов погибло.
Сергей Козуб, бывший боец 93 бригады, был одним из тех, кто пришел на помощь Тарасу Моторе, единственному, кто выжил на одной из атакуемых позиций. «Цензор. НЕТ» пообщался с обоими «айдаровцами» о том, что случилось 23 августа, и об их боевом пути в целом.
Сергей Козуб
Сергей Козуб
Я патриот, и меня лечат моя земля и семья. Я четвертый раз в госпитале, хорошо помню лица, а вот числа, имена – гораздо хуже, я не помню своего адрес, где прописаны я, – все это результат контузий.
Родился в Желтых Водах. Жил, гулял, работал на складе кладовщиком. И в 14-м году смотрел по телевизору, что происходит. А после Иловайска пошел в военкомат, там мне сказали, что жди очередной волны мобилизации. Но я им ответил, что хочу сейчас – и в итоге подписал контракт с 93-й бригадой. Попал гранатометчиком в первый батальон, 3 рота. Хотя во время войны научился стрелять из всего. После полигона, в октябре 14-го года мы поехали в Тоненькое, в Донецкой области, а оттуда ездили в ГАП.
Правда, еще до этого самый первый наш выезд был на Донецкую окружную трассу, там была РЛС (Радио-локационная станция), это за Авдеевкой. Мы встретили ротацию ребят, не помню уже какой бригады, и прикрывая, повезли их в Авдеевку. Именно во время этого первого выезда мы увидели, как вылетают «Грады», со стороны Донецка, а потом поняли, что они бьют по нам. Мы прыгали со своих БМП, как угорелые, и рассыпались, куда только можно было, – под бровки, здания, вообще, не понимая, что происходит. Многие психологически были не готовы, растерялись, но все-таки, слава водителям, удалось прорваться в город.
А в Тоненьком мы выгрузились на свиноферме. И вспоминаю, как обнимались, понимая, что повезло – остались живы. Это такое чувство было, которое потом просто прошло, когда начали гибнуть ребята, много ребят. Я заметил, что часто гибли то, которые называли себя «Бессмертный» или «Фартовый». Такие могли вылезать и копать под огнем снайперов, потому что надо было копать — и попадали под прицел.
Под ДАПом мы работали вместе с ОУН и ПС. Отличные ребята, патриоты. Все вместе мы заняли метеостанцию. Тогда на позиции, которая сейчас называется «Муравейник», были неглубокие ямки, а не окопы. В таких ямках мы жили. И понемногу отбивали территорию слева от взлетки и дело, со стороны выхода на Пески. На метео возможности помыться-раздеться не было: зима, снег, обстрелы. В туалет приходилось бегать очень быстро. А как-то ругали макароны, я положил порцию себе в котелок и иду с ложкой. А сепары выпустили ПТУР (Противотанковая управляемая ракета — ред.) в нашу сторону, вон рядышком взорвался — в итоге я катился по земле с этими макаронами. Меня товарищ зацепил и затянул в воронку. После обстрела, смотрю, у меня нет ни автомата, ни каски, ни котелка, но ложка в руках. Автомат сразу нашел, каска непонятно куда улетела. Ну и кушать-то хочется, а макароны по земле валяются. В итоге я их глотал, чтоб не жевать и землю не чувствовать. А вместо воды у нас часто был снег.
Первый раз меня ранило в декабре 14-го года. Осколок сзади в голову залетел. Но я после госпиталя не пошел на реабилитацию, отказался и вернулся обратно. В январе продолжили бодаться за ДАП, с тот стороны против нас шло какое-то русское спецподразделение, мы их косили, а они бежали, как сумасшедшие. И уже после подрыва нового терминала был момент, когда русские с обеих сторон шли в нашу сторону: со взлетки и с метео, тогда они ее уже отжали. В поле группы соединились, а сзади нас были выстрелы в затылок, то есть они понемногу окружали. Но мы связались с минометчиками, и наш миномет ых с первого выстрела уложил. Я нашел потом этих ребят — поблагодарил. Они молодцы, дали так, что ручки, ножки сепаров по деревьям висели. Решили мы пойти за трофеями, но пока собирались, враги начали перекапывать то место «Градом», то ли чтоб не показать нам, кто там был, то ли думали, что нас там положат.
Вскоре на позиции нас осталось человек 10, ПС уехали. Мы связались по рации, что хотим отходить, но там сказали, что будет или подмена или поддержка. И решили, что я жду, а ребята уходят. И пока я ждал подмогу, был момент, когда прощался с жизнью, тогда в мою сторону приближался танк, а у меня было только АКСУ. А потом лег в ямку, поставил автомат на колено и держал гранату. Минут 40 продержал, наверное, понимал, что в плен сдаваться не буду. Весь в слезах попрощался с жизнью. И вот тогда душой я умер. Но тут заехали БМП шестой роты нашего второго бата. Некоторые из ребят там были бывшие бойцы батальона «Донбасс». Они молодцы. Они этих мудаков, которые уже почти зашли сзади нас, выбили. Меня подобрали, забрали гранату. Через день меня привезли в Водяное, там стояли ых медики. Помню, в одной из них позывной был Кнопа. А у меня была очень сильная контузия, кровь из ушей позасыхала. И когда врачи начали снимать с меня одежду, я стягиваю труселя, а оттуда земля выпадает. Девочки на капельницах меня держали неделю где-то, а потом я вернулся к своим, но затем меня таки отправили в госпиталь. И когда в итоге собралась наша рота, – осталось человек 15 из ста с лишним. Были погибшие, и многих ранило.
А дальше мы стояли на РЛС, там часто попадали под обстрел танков и были потери – в Опытном, там погиб наш боец Малыш и водитель-механик Ика, в Водяном, на «Бутовке».
В Опытном я как-то обнаружил, что возле забора стояла БМП-2, она не стреляла, и мы с водителем-механиком занялись ремонтом, починили — и ездили на ней, потом она начала в нас стрелять – и мы часто работали по врагу. Тогда я потихоньку получал звания, сначала младшего сержанта, потом сержанта. А когда выезжали из Опытного, влетели с моим водителем — механиком в противотанковый ров и я сломался — повреждение таза. Снова госпиталь, реабилитация.
В 17-м году нас отправили в Луганскую область: Крымское, Новотошковское. Я на тот момент был командиром отделения и командовал ВОПом. Был случай, когда я слазил поближе к врагу и в бинокль рассмотрел прикрытую ых БМП, а когда к нам приехал один полковник, я сказал, что вот ту вражескую БМП могу положит. Расстояние там пусть 1200-1500 метров , но я четко знаю, где она стоит. А он мне: пометить на карте, но не стрелять. В такие моменты сразу руки опускались. А вот когда сепарская ЗУшка работала и ранило нашего пацана в ногу, я психанул, выскочил в поле на БМП и расстрелял место, где она стояла в селе. Я никогда не терпел то, что надо молчать, когда они по нам стреляют. В итоге меня, чтоб я не нарушал, отправили в «Десну» к америкосам на учения. Поэтому как раз во время операции под Желобком, в июне 17-го года, меня не было в зоне АТО.
Затем вернулся, дальше сражались, но когда мой товарищ, позывной Мент, как раз в день своего сорокалетия, выпил пару рюмок и умер от инсульта в блиндаже, наш комбат сказал, что вывозите его сами. Мы собрали деньги, организовали его вывоз, но мое отношение к комбата крайне поменялось. И уже в Черкасском (полигон), после нашего выхода из зоны АТО, я сказал комбата все, что о нем думаю, а он мне рассказывал, что думает обо мне. В итоге я попросил своего замполита, хорошего человека, позывной Эверест, что, Андрюха, увольняй меня — устал я от этой армии.
Меня уволили, я поехал домой. А там жена, дочь. Еще во время реабилитации я получил квартиру и землю. Продал землю, делал ремонт в квартире, но меня очень тянуло обратно. Особенно когда новости смотрел, понимая, что происходящее там, и то, что показывают по телику – очень разные вещи. В общем, долго я не выдержал, а у меня знакомые ребята были в «Айдаре». Я созвонился с ними, в итоге мне переслали отношение. Я прошел медкомиссию и за три дня до того, как уходит, рассказал об этом жене. Она плакала, но я все равно уехал на войну. Приехал в «Айдар», в надежде, что можно повоевать – и мы таки сражались. Пока я снова не оказался в госпитале.
Мы стояли в Луганской области, и 23 августа, в День Флага, сепары пошли на две наши позиции. Закидывая гранатами, плюс арта подключилась – взялись очень плотно. Наших четверо ребят находились на одной из тех позиций, а мы — за 150 метров от них. Когда мы пришли к пацанам на подмогу, единственный выживший из четырех был Тарас. Он смог немного отползти, остальных я не видел. Тарас был ранен. Я его перематывал. Когда х#як – под ноги РГД прилелета, я, долго не думая, с носка ее откинул. Потом еще одна — я и ее футбольнул. И тут крендель из-за угла выглядывает с автоматом и начинает в меня стрелять. Я отпрыгиваю, он мне простреливает ногу, а затем прилетело много гранат и меня, видать, тоже задело. В общем, нас с Тарасом вытащили и эвакуировали, а наши дальше давали отпор сепарам.
Тарас Мотора
Тарас Мотора
Мы со Шмелем вместе месяц прослужили. В одном блиндаже жили. Молодой, здоровый, боевой пацан.
А вообще, в «Айдар» я пришел в 16-м году, после того, как по мобилизации ч прослужил в погранцах. Просто понял, что надо дальше бороться. И ни капли не жалею, что прошел этот этап.
Я родом из Северодонецка — местный сепаратист (Смеется). И я жил в оккупации три месяца в 14-м году, тогда город был пустой, и в целом там творился бардак, режим-отжим: машины забирали, на ходу останавливали. У меня товарищ работал сторожем на стоянке, рассказывал, как двое пришли с автоматами и говорят: «Мне вон та машина нравится….А мне вот эта. Все, звони, вызывай хозяев, с ключами, документами». Поэтому, когда Север освободили, все воспрянули, конечно. Люди начали возвращаться. Но в городе канонаду слышно постоянно и сейчас. А с наших позиций было видно и его, и Лисичанск.
23 августа сепаратисты пошли на штурм. Сначала начался массированный обстрел: арта, пулеметы, БМП и под шумок они пошли, в том числе и на нашу позицию, на смене со мной тогда было еще три человека. Наша камера, которая стояла в стороне, засняла, что сепаров было в районе 20 человек. Меня сначала ранило в руку и голову — я нырнул в блиндаж перевязаться, и сообщил своим, что меня зацепило. Остальных моих убило. В это время сепары уже настигли дальше — и бросили гранату в блиндаж. Осколком мне перебило еще одну ногу — она висела на сухожильях. Я вылез наружу, наложил себе жгут, рядом попадали еще гранаты – и снова пошли осколки. Через какое-то время голоса сепаров я слышал метрах в 10-20 от нас. Я пополз по окопу, позвонил пацанам. Они прибежали, среди них и Шмель тоже, — и давай меня выносить, А тут сепары еще ближе подошли и начали нас забрасывать гранатами, Сергей ых ногами откидывал. Но потом прилетело столько гранат, что ранило и его, и еще хлопцев. Шмеля уносили на носилках, сильно посекло эго, а меня еще долго волокли до эвакуационной зоны. Потом нас со Шмелем в МТЛб загрузили и отправили в госпиталь.
В тот день погибло четверо наших. Трое с моей смены, а одного из тех, которые пришли помогать. Они меня вынесли, а потом двое пошли посмотреть, что там на позициях, хотя их предупредили, что в наших окопах уже сепары. Но они же молодые, горячие, решили что пойдем, посмотрим. А там была засада – и парней из пулемета расстреляли. А позицию свою потом наши отбили, буквально через день.
Текст и фото: Вика Ясинская, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3091169 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ