Подполковник Михаил Николов (Лєрмонтов), который во время выхода из Иловайска вынужден был взять командование на себя: «На легковых автомобилях мы перли на танки, а уже с близкого расстояния – в них стреляли. Поэтому мы и выжили»

Командир гранатометного взвода батальона «Донбасс», который во время выхода из Иловайска взял командование на себя; впоследствии – начальник штаба 46 отдельного батальона спецназначения «Донбасс-Украина»; позже – «нелегальный» доброволец, готовый при любой возможности работать на передовой.

Подполковник ВСУ Михаил Николов (позывной Лєрмонтов) рассказал «Цензор.НЕТ» о том, как «Донбасс» занимал оборону против Национальной гвардии, о Герое, которого в подразделении считали «тюфяком», о свой приказ расстрелять украинского бойца, обучение добровольцев за роликами радикальных исламистов и чувство вины за то, что происходит в Украине

 Фото: Юрий Величко

«КРИТЕРИЙ ОТБОРА БЫЛ ОДИН-ЕДИНСТВЕННЫЙ: «ГОТОВНОСТЬ УМЕРЕТЬ ЗА РОДИНУ»

Я не по боевой! Окончил тыловое военное училище и вообще у меня кашу варить… или работать в военкомате, что я и делал, пока не ушел из армии на пенсию в 2009 году. Боевым командиром я стал только из-за того, что «боевые» офицеры не пошли воевать.

Днепр был моим городом, в котором я прожил 20 лет. Теперь я туда не хочу приезжать. В моем подъезде в многоэтажке практически все квартиры занимают военные, бывшие офицеры ВСУ. Звание их, как правило — не ниже майора. Некоторые имеют опыт афганской войны. Есть среди них артиллеристы, спецназовцы, десантники… Но из всего подъезда воевать пошли только я, добровольцем, и еще один парень, которого призвали. Все. Поэтому я с этими людьми не могу разговаривать. Для меня это враги, просто враги.

… С 2009 до 2014 я не служил. Принимал какое-то участие в Майдане, но не активное. То, что происходило там, казалось мне не столь радикальным, как могло быть. В апреле 2014 уже было понятно, что война, поэтому я начал искать батальон, в котором мог бы быть полезным. Тогда создавался «Днепр-1», подраздел был очень широко разрекламирован. Но красной линией в его рекламе проходила довольно приличная на то время заработная плата. И когда я увидел, что добровольческий батальон поднимает вопрос зарплаты – понял, что туда я точно не пойду, что это не для меня.

В мае на странице батальона «Донбасс» в Facebook я увидел объявление о наборе добровольцев. Критерий отбора там был один-единственный: «готовность умереть за Родину». Потом я еще увидел выступление командира батальона «Донбасс». Тогда я еще не знал, что это Семен Семенченко, он был в балаклаве. Но мне очень понравилось, как он определил основное направление деятельности батальона. Это было освобождение оккупированных территории. Когда мы все освободим, сказал он, – возвращаемся в Киев и пытаемся здесь помочь навести порядок… Но основное – это освобождение оккупированных территорий. Я собрал вещи, уволился с работы и уехал в «Донбасс».

Еще до выхода в зону АТО нам объявили, что «Донбасс» вошел в состав Национальной гвардии. Часть бойцов даже думала уходить из батальона. Честно скажу: я считал позорным быть в рядах НГУ. Но комбат тогда переговорил с нами и убедил нас в том, что мы никогда не будем принадлежать Нацгвардии, никогда. Что это НГУ будет принадлежать нам. И что единственное, для чего нужен этот шаг – чтобы получить оружие на первое время.

Но даже когда мы вошли в состав НГУ, в начале у нас все еще было очень плохо с обеспечением оружием и техникой. Поэтому был момент, когда в Новых Петровцах под Киевом батальон «Донбасс» рыл окопы и выставлял снайперов на вышки (не знаю были ли у нас снайперские винтовки, но называли мы их снайперами) – так готовились занимать оборону против НГУ. У нас много было ребят из Донецкой и Луганской областей, они стремились освобождать свою землю, а возможности такой не было… Еще, помню, Национальная гвардия очень упорно пыталась выдать нам непригодны к эксплуатации РПГ-7. Но мы отказались от них, и через некоторое время они нашли для нас новенькие хорошенькие гранатометы.

К слову, мне очень крєпко доставалось позже в плену, когда мне говорили, что я нацгвардієць, а я это отрицал: «Я не нацгвардієць. Я доброволец батальона «Донбасс».

Ни в коем случае не хочу обидеть этим настоящих героев, которые служили и служат в НГУ. Таких там очень мало, но они есть: «Азов» воюет, батальон Кульчицкого воевал, и еще несколько подразделений из всей огромной Национальной гвардии…

«УТЕС СКАЧАЛ С ИНТЕРНЕТА РОЛИКИ «АЛЬ-КАИДЫ» ИЛИ ТАЛИБОВ. ОНИ ТАМ МОЛЯТСЯ И НА ПАЛЬЦАХ ОБЪЯСНЯЮТ, КАК СТРЕЛЯТЬ ИЗ РПГ, АГС, СПГ»

Батальон «Донбасс» был уже сформирован, все роты были отобраны. Я оказался не при делах. Но решил, что если нужно будет стоять на кухне и варить кашу – все равно, что я старший офицер, буду варить. Если необходимо будет портянки выдавать – буду. Если придется туалеты чистить – чистить, потому что кому-то и это необходимо делать. А потом, в будущем, когда появится возможность, уже пойду на какую-то должность, на которой мне хотя бы автомат дадут…

Но на одном из строений начальник штаба батальона, Филин (Вячеслав Власенко, сейчас командир батальона «Донбасс-Украина», — Ред.) вдруг спохватывается: еще же гранатометний взвод не сформирован! И спрашивает: «Кто умеет стрелять из гранатомета?»

Я делаю шаг вперед. Чтобы было понятно – в военном училище я сделал один выстрел из РПГ. Мне зарядили выстрел, я подошел, мне положили на плечо гранатомет и сказали, куда нажимать. Я выстрелил куда-то в нужную сторону, отдал гранатомет и пошел. Все. Это было в 1989 году.

-Умеешь стрелять из гранатомета? – переспрашивает Филин.

-Так точно!

-В гранатометному взводе не только ручные противотанковые гранатометы, — говорит он. — Есть СПГ, есть АГС…

Я понятия не имел, что это такое. В жизни не видел в армии ни АГС, ни СПГ. Честно. Но я сказал:

-Владею всеми видами вооружения.

Так я получил приказ срочно сформировать взвод и научить людей. Но у нас еще не было гранатометов. Ни одного. Как мы выходили из ситуации? У меня был офицер, служил как рядовой боец. Его позывной был Утес, к сожалению, он погиб. Он скачал ролики из интернета то ли «Аль-Каиды» или талибов. Они там молятся, читают «Коран», какая-то музыка играет – и они на пальцах просто объясняют как стрелять с СПГ, АГС, РПГ… На пальцах! Так мы и учились. Потом скачали руководство и дальше изучали теорию.

В результате, когда мы уже получили СПГ и у нас должны быть первые стрельбы, к нам направили целого инструктора из Национальной гвардии, специалиста из гранатометов. Кажется, по званию он был полковником. «Это что?!» — такими были первые его слова, когда он пришел учить моих бойцов и увидел СПГ-9.

Фото из Facebook Михаила Николова

Сейчас все знают, что такое СПГ-9, «Копье». «Сапогом» его еще называют (хотя мои гранатометчики так его не называли никогда). А тогда для многих это было открытием. Вот так мы воевали.

… Под словом «воевали» я имею в виду не то, что кто стоял на блокпостах, попадал под обстрелы или даже выстрелил в сторону врага из окопа. Воевать с точки зрения добровольца – это контратаковать, действовать агрессивно, действовать жестко. Смею утверждать, что из нескольких тысяч человек, прошедших через батальон «Донбасс» — так воевало человек 150, может, 200. Не больше. И основная масса из них погибла. Почти все. А все те, кто сейчас ходит по Украине с шевронами «Донбасс», с орденами и медалями, требуя различных социальных льгот и уважения к себе – они просто живут на славе погибших. Некоторые из них также неплохо показали себя в 2014 году, но война еще не закончилась. Если человек сложила оружие и прекратила борьбу – это ее право. Но тогда не называй себя добровольцем и не носи шеврон!

Из моих бойцов погиб каждый третий (я говорю о гранатометний взвод, про те времена — ведь потом, когда я стал начальником штаба батальона «Донбасс-Украина», «моими» уже были все бойцы нашего подразделения).

«УСАЧ СТОИТ ОБНАЖЕННЫЙ ПО ПОЯС НА ПОДБИТОМ РОССИЙСКОМ ТАНКЕ, РАССМАТРИВАЕТ ПРИРОДУ КРАСИВУЮ… И ОН ЖИВ! Я ДАЖЕ НЕ СМОГ ЕМУ НИЧЕГО СКАЗАТЬ»

На парадах на День Независимости, когда проходит В/Ч3027 Национальной гвардии Украины, можно услышать, что из рядов этой воинской части вышел «настоящий нацгвардієць», Герой Украины, гранатометчик Евгений Тельнов, позывной Усач. Когда президент вручал Звезду Героя родственникам погибшего Усача, он сказал, что звание Героя присвоено за то, что Усач отбил атаку российских танков, остановив тем самым наступление на Мариуполь, примерно так… В выступлении не было ни слова о Иловайск, ни слова. Хотя Героя Усач получил за то, что уничтожал российские танки и боевые машины десанта в Иловайске. Я очень горжусь тем, что единственный Герой Украины в батальоне «Донбасс» — это герой из гранатометного взвода.

У нас в Украине на данный момент очень много награжденных боевыми наградами. Но эти награды сейчас ничего не стоят. Даже боевые. Даже орден «За мужество», даже звание Героя обесценились настолько, что это просто дешевые погремушки, которые можно выбросить на помойку. Я свой орден «За мужество» никогда не надену – хотя бы потому, что я знаю, что много достойных его никогда так и не увидят или не увидели. А огромное количество слабонервных бездарей и балаболів с удовольствием его носят. Я не собираюсь с ними ходить в одном строю и с одними наградами. Но Усач – это один из немногих случаев, когда звание Героя было получено заслуженно.

Брать Усача к себе не хотел никто, ни один командир. Даже узел связи отказался. Ко мне подошел начальник штаба и сказал, что есть боец, которого никто не хочет брать. Спрашиваю, почему. А он мне говорит, на ушко так: «Его считают все «тюфяком». Он ни на что не способен, но он не хочет идти. Я могу его прогнать, но давай сделаем так: знаю, у тебя есть вакантное место во взводе. Возьми его – до первого замечания. Первое замечание – и выгоняешь…» Я неохотно согласился.

Евгений Тельнов, Усач

Сейчас в Нацгвардии проводятся ежегодные соревнования на звание лучшего гранатометчика имени Тельнова… Но Усач не был лучшим гранатометником. Однажды он не попал в боевую машину десанта врага, которая неподвижно стояла на расстоянии 50 метров. Но в Иловайске он зарекомендовал себя как один из лучших воинов. Об обстановке в Иловайске я вам говорить не буду… Для того, чтобы зарекомендовать себя там просто «хорошо» — нужно было сделать больше, чем ты можешь, действительно проявить исключительное мужество и отвагу.

… Танки Усач, конечно, подводил не один. Работали друг Бугор, Пианист, Усач, прикрытие им обеспечивали как стрельцы и подносили боеприпасы Камаз, Амбал, Брест, еще несколько штурмовиков и я. Когда подвели уже один из танков, в лесопосадке были обнаружены российские БМД. Усач пошел к этой лесопосадки и по моему приказу их уничтожил. Когда я ему нос выстрелы к РПГ – по мне стреляли так, что даже я, привыкший ходить в полный рост, невольно втянул голову в плечи и согнулся. Один мой гранатометчик вообще лег у кустов и уже не смог встать – такой плотный обстрел был. В таком состоянии я подбегаю к уже подбитого российского танка и думаю, а где же друг Усач? Поднимаю голову и вижу, что Усач стоит обнаженный по пояс на танке, и рассматривает что-то там вдали – природу красивую… И он жив! Я даже не смог ему ничего сказать. Я ему передал боеприпасы, и все — он пошел дальше на уничтожение боевых машин десанта. Я, честно говоря, думал, что он погибнет. Но в невероятно тяжелых условиях он выполнил приказ – без лишних рассуждений взял в руки гранатомет и пошел практически на смерть. Счастье, что на тот момент он выжил. Затем ему удалось прорваться через окружение – он, с моего разрешения, пошел на прорыв, вышел. И погиб уже позже, спасая боевых товарищей, когда они попали в засаду в 2015.

Герой – это не человек с большими мускулами. И не тот, кому посчастливилось уничтожить больше врагов, чем другому бойцу — потому что иногда это действительно вопрос везения. Герой – это тот, кто с риском для жизни, зная, что он с большой вероятностью может погибнуть, честно выполняет приказ и свой долг Все.

«ОГРОМНОЕ КОЛИЧЕСТВО ПОГИБШИХ ЗА 7 МИНУТ. И ВСЕ ЭТО НА ТВОИХ ГЛАЗАХ, ПОТОМУ ЧТО ВОТ ОНА – ДОРОГА»

Когда, выходя из Иловайска, мы попали в этот адский коридор, там еще были Вооруженные силы Украины. И, при всем уважении к ВСУ, я должен признать, что никакого гранатометчика среди армейцев тогда не было. Под «гранатометником» я имею в виду в данном конкретном случае человека, который может выстрелить из гранатомета, а не специалиста по соответствующей военно-учетной специальности. Ни одного! Доходило до того, что некоторых военнослужащих ВСУ приходилось бить ногами, чтобы поднять с земли, угрожать, гнать в бой. И все равно это не помогало. Гранатометы и боеприпасы валялись на земле. Никто не взял в руки гранатомет и не пошел уничтожать танки или другую технику… Хотя, как оказалось впоследствии, там и спецназ был, и кого только не было…

Сопротивление оказывало фактически… Не ошибусь, если скажу, что около 40 человек. Я видел в бою не более 40 человек, которые стреляли из пулеметов, из винтовок, из автоматов, из гранатометов. Другие несколько сотен человек были просто деморализованы. При этом некоторые из них героически проявили себя во время боевых действий в самом Иловайске! Но они оказались в ситуации, когда на их глазах погибли не 1-2 человека, а уничтожались целые подразделения… за 7 минут.

Мы шли с Многопілля к Червоносільського. Я не военный историк, но, кажется, 7 минут была общая протяженность лично нашего движения, потому что мы еще раненых по дороге подбирали и затаскивали в машину. Огромное количество погибших была… более сотни только наших, а еще же мы убивали врагов. За 7 минут. И все это на твоих глазах, потому что вот она – дорога.

«ПОКА МОИ БОЙЦЫ СТЕКАЮТ КРОВЬ’Ю НА ПОЛУ – НА ДИВАНЕ ЛЕЖИТ ТОТ, КТО ИХ РАССТРЕЛИВАЛ

В Червоносільському нас прикрывало БМП. Если бы не это БМП — потерь у нас было бы гораздо больше, многие не доехал бы. Это была машина 17 танковой бригады.

У нас было множество раненых и погибших, и мы обустроили полевой медицинский пункт. Ну, как пункт… В один из домов в селе мы начали сносить раненых. Некоторые во дворе сидели, лежали самые тяжелые внутри. Тогда уже пленных русских приняли, в том числе раненых, и я уже знал, что против нас в том числе российские десантники и танкисты.

Семенченко ранили еще в Иловайске, и он назначил начальника штаба, Филина, исполняющим обязанности командира батальона, а меня назначили исполняющим обязанности начальника штаба. К нам шли тогда добровольческие батальоны – «Днепр-1», «Херсон», «Свитязь», «Ивано-Франковск»… да И Вооруженные силы. Филин взял на себя командование объединенными добровольцами в Иловайске, он был старшим среди всех. А я был его заместителем. С Червоносільського Филину удалось прорваться чуть дальше, на несколько километров, и там его машину разбили. Тогда я взял на себя командование.

Захожу я в санчасть. Мои бойцы изуродованные лежат на полу. А на диване лежит какой-то человек азиатской внешности. Я спрашиваю кто это. Мне говорят что русскому пленный танкист, бурят. И я понимаю, что пока мои бойцы истекают кровью на полу – на диване лежит тот, кто их расстреливал… Но на тот момент во мне не было злости или ненависти. Был холодный расчет. Я был убежден, что танкист не выживет, он очень мучился. У него все распухло от ожогов (потом выяснилось, что он не бурят – просто очень распухло лицо) и… он занимал место. Возле него суетились санитары и кололи ему наши лекарства. Поэтому одному из наших бойцов – знаю кому, но не скажу – я отдал приказ его расстрелять.

Боец этого не сделал, но не довел это до меня – и я был убежден, что мой приказ был выполнен. Уже потом, когда я вышел из плена, кто-то из моих бойцов сказал мне, что тот танкист был нашим… Я понял, что отдал приказ расстрелять нашего, украинского бойца. Еще и механика-водителя, который до последнего был в БМП, которая нас прикрывала! У меня такое состояние было…

 Михаил Николов в плену, кадр из российского видео

Меня быстро успокоили, рассказали, что его тогда не расстреляли. Но я все равно его не искал – я же видел его ожоги, и был убежден, что он все равно погиб. Только в 2016 году мне сказали, что он выжил.

Этот парень настоящий герой. Сейчас он учится во Львове на офицера. Его зовут Александр Немешкало. Он после Иловайска дальше воевал, насколько мне известно, был снова ранен. А еще я в Фейсбуке впоследствии нашел давнее сообщение от него – он ко мне обращался в 2015 году, просился в батальон «Донбасс-Украина».

«ОН НА ПЕРЕДОВОЙ ВОЮЕТ БЕЗ НОГИ ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ВЫ — ЗДЕСЬ»

После увольнения из «Донбасса-Украина» я до недавнего времени время от времени работал на фронте неофициально. Но сейчас с этим все сложнее.

Иногда со мной ездил мой боец, позывной Винница, который под Іловайськом потерял ногу. Едем мы с ним с передовой. Останавливает нас бывший «Беркут»… то есть, правоохранительные органы. Смотрят, нет ли у нас оружия, взрывчатки, ножей… вдруг замечают, что Винница на протезе. В форме и на протезе.

-А вы откуда едете? – спрашивают.

-С фронта, — отвечаю.

А они как прицепились:

-Что безногий делает на передовой?!

Я им и так вежливо объяснял, и так. Потом не выдержал: «Неужели вы не понимаете, что он на передовой воюет без ноги только потому, что вы — здесь?..»

У нас в «Донбассе» было очень мало подготовленных бойцов. Были учителя, были инженеры, кто угодно… Очень много гражданских специальностей. Но мы шли вперед, несмотря на потери. Мы шли туда, куда ВСУ, часто даже с танками и артиллерией, не рисковали заходить. Или заходили после нас, как это было в случае с Лисичанском.

Мы просто пошли вперед, напролом. У нас было очень много гонора, мы себя считали сверхлюдьми. Мы знали, что нас могут убить – но ведь мы добровольцы! Мы выше всех! Хорошо это или плохо – не мне судить, но тогда это помогло, и мы жемчуг всегда вперед.

Мы так и выжили в Червоносільському – на легковых автомобилях мы перли на танки. Если бы мы остановились в поле, как положено – мы бы не дошли до Червоносільського. На легковых автомобилях, на автобусах, в том числе школьных, на «Газельках», которые подводят, у которых горят люди – прямо, прямо на танки. А уже на близком расстоянии мы в них стреляли. Потому что мы – добровольцы. Это играло огромную роль.

Я никогда не принадлежал ни Нацгвардии, ни ВСУ… мы принадлежавшие добровольческому движению. Даже когда в 2016 году я ушел из рядов ВСУ и воевал дальше в рядах, как говорится, незаконных вооруженных формирований – мы взаимодействовали со всеми, с ВСУ, с НГУ, с «Правым сектором»… Но мы принадлежали только добровольческом батальона «Донбасс».

Хотя с официальной точки зрения батальона «Донбасс» никогда не было и нет. Есть В/Ч3027. Так же нет «Донбасса-Украина», 46-го. А «Правый сектор» — это с точки зрения закона банда, вооруженные преступники, которых надо как можно быстрее разогнать. С точки зрения закона…

К сожалению, наша вина тоже есть в том, что происходит в Украине в последние годы. В том, что не освобожден Донбасс. Если бы добровольческий движение не развалился – мы могли бы как-то влиять на ситуацию в стране или хотя бы на ситуацию на фронте. Хватило бы добробатів для того, чтобы освободить Донбасс?.. Нет. Но мы могли бы взять, например, Петровский район города Донецк. Или город Стаханов. Или Первомайск. И сделать там свой центр сопротивления российской агрессии, призвать всех добровольцев Украины стекаться туда. Для этого должна быть единая команда, единое руководство… Сейчас добровольцы кричат : «Нас бросили. За что мы боролись?! Нас предали!». Но надо посмотреть и на себя. Я лично с себя вины не снимаю.

Доброволец — это не только тот, кто, когда необходимо было, встал и пошел на смерть. Но и тот, кто, если выжил – не сдался, не сложил оружия, не прекратил бороться. Под словом «оружие» я имею в виду различное оружие. Ты имеешь что-то реально делать для Украины! Не обязательно бегать и гранатами забрасывать противника… Но если уезжая на передовую большинство что-то там делает, то в тылу – нет. И я их понимаю. Не принимаю этого, но понимаю.

Очень отчаянный боец, который уже погиб, к сожалению, мне говорил: «…Я согласен идти на смерть, согласен остаться калекой, без ног, без глаз – но я должен знать, что мои родственники, мои дети, мои соседи, мои друзья будут знать, что я боролся за Украину. Но я не готов совершить что-то в Днепре, Харькове, Киеве – пусть для Украины, но противозаконное. И быть объявленным агентом российских спецслужб, завербованным кремлевской разведкой… Или просто сумасшедшим. Я не готов…»

У меня лично есть чувство неудовлетворенности, что бы я не пытался делать – все мало. Потому что я не завершил начатое. А если это не завершить – получается, что все те, кто погиб, оказались ненужным хламом, мы их потеряли по дороге и все… Я не хочу, чтобы так было. И я хочу за них мстить.

Валерия Бурлакова, «Цензор. НЕТ»

Источник: https://censor.net.ua/r3144719 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ