20 февраля — 5 лет со дня гибели одного из участников Революции Достоинства — Владимира Чаплинского. В тот день мужчина, как и много других майдановцев, получил смертельное ранение во время противостояния властям в центре города. У Владимира осталась жена Светлана и двое детей.
«Моя главная мечта, чтобы вернулся папа», – делится дочь погибшего, 11-летняя Виолетта. «Я бы ему тогда желто-голубой флаг нарисовала и написала «Возвращайся с миром!» Мы и на Майдан ходили с нашим семейным флагом. Там было написано «Слава Украине — Героям Слава!» Пели вместе гимн.
Папа был добрым и всегда веселил меня, если я грустила: например, я ему свои заколочки цепляла на голову, а он мне косички заплетал. Дарил мне подарки: старинный сундучок, стеклянного котика в коробочке – я их берегу. А мои подарки ему – это рисунки, я и сейчас рисую, а еще леплю разные фигурки и приношу ему на могилу.
Папа теперь там, где Бог, но он меня видит. Я это чувствую. Иногда вслух говорю к нему. А перед сном молюсь, чтобы папа был здоров, чтобы меня всегда слышал и чтобы Бог передал ему привет.
Дочь и сын Владимира — Виолетта и Володя с мамой.
Фото:Вика Ясинская
Владимир родился в Житомирской области, детство и юность провел в России – его родители были военными и переехали туда, когда он был еще совсем маленьким. Однако он ежегодно приезжал на Родину к бабушке – в город Нетишин (Хмельницкая область). А в соседнем селе жила его будущая жена Светлана, с которой он познакомился в середине 80-х.
«Нас с Володей познакомил его товарищ. Я тогда в школу ходила, в 8 класс, а он был старше меня на три года. Как он мне потом рассказывал, я ему приглянулась тем, что была довольно застенчивой, не вешалась на шею, как многие из девушек, – Володя был городским и видным парнем. Сначала мы дружили, переписывались, но со временем я поняла, что это мой будущий муж. Супругами мы стали, когда мне было 20, а ему 23. В Обухов переехали в начале 90-х. Там его отцу дали квартиру. Мне этот город не понравился, но я готова была жить там, где и мой Володя.
Я по специальности воспитатель, соцработник. Сначала устроилась в школу, а потом, когда родился наш сыночек Володя, в детсад – там работаю до сих пор.
А мужчина работал электромонтером на бумажно-картонном комбинате. Кроме того, он пробовал еще разные варианты работы, хотел, чтобы мы жили в достатке. Где-то в начале 2000-х поехал на Кипр, а позже занялся с товарищем сборкой мебели, у них была своя фирма, работу на комбинате при этом не бросал.
Вспоминаю, что еще на Кипре, когда мы к нему приехали с сыном, Володя предлагал нам остаться. Но я не захотела — и сейчас очень сожалею об этом. Себя корю, думаю, если бы я тогда согласилась, муж был бы жив. На Кипре я забеременела двойней, мои детки родились недоношенными уже в Украине, однако по вине врачей через несколько дней умерли. Но впоследствии появилась на свет наша доченька Виолетта.
Я очень запомнила, как мы там, за границей, плыли на корабле, и обратили внимание на уже немолодую семейную пару немцев – они казались довольно счастливыми. Володя мне тогда сказал, что придет время — и в нашей стране пенсионеры не будут собирать бутылки, чтобы купить хлеба. Он очень этого хотел. И именно за идею жить лучше пошел на Майдан, хотя мы не были бедными: каждый год ездили на море, в горы, он их очень любил. Еще мой муж обожал Львов, где мы бывали дважды в год: летом и на Рождество. Он хотел нам показать весь мир. Моей доченьке было 5 лет, как не стало отца, но пока он был жив, она столько увидела, как некоторые не видят за всю жизнь.
У Володи было столько любви, тепла к детям! Бывало, он приходил домой очень уставший, в 10 вечера, но так хотел поиграть с Виолеттой, что сам принимал ребенка, надевал и шел с ней гулять на улицу.
Он был такой человек, который, как говорят, ни животные, ни букашки не обидит, но если ему хамили – он сразу становился другим, и на хамство отвечал хамством. А еще не был трусом: Володя занимался каратэ, это хобби он очень любил. Он как-то даже девушку спас. Мы жили возле парка, услышали, как за окном кричит женщина — и он, схватив нунчаки (Традиционное японское оружие) , без раздумий в шлепанцах и шортах, хотя на дворе было холодно, бросился помогать. Интересно, что как-то через несколько лет и девушка его опознала на улице — и поблагодарила.
Мой муж был очень интересным и имел еще немало увлечений. Например, Володя был членом клуба «БМВ». Купил себе машину — она в нем была как куколка, участвовал в гонках. Еще он любил ремонтировать старинные часы. В его гараже даже есть нечто вроде мини-музея. Больше всего он предпочитал браться за часы, которые не подлежали ремонту.
Володя был горд тем, что украинец. Хоть и жалел, что не разговаривает на украинском языке. Как-то он попросил племянницу, чтобы она ему сплела желто-голубой браслетик с трезубцем. Не знаю, откуда это у него, но, видимо, он таким родился. Муж очень интересовался своим родом, для него очень важно было знать, откуда он происходит. Хранил семейные вещи, которыми он дорожил, время от времени доставал их и рассказывал сыну о них. Он реставрировал шкатулку своей бабушки – и теперь это семейная реликвия.
Мы очень хорошо жили – у нас была идеальная семья – и мы могли остаться в стороне от Майдана, но нам так же хотелось перемен в стране. Когда избили студентов, мужа это очень возмутило и вызвало агрессию. Он тогда сказал, что мы же народ, мы же не быдло, ну, чего власть нас вообще не слышит? И на следующий день после этого пришел с работы и сообщил, что поедет не Майдан, посмотрит что там происходит. С собой взял сына. Володя младший тогда учился в Киеве, в техникуме электронных приборов. А потом человек понемногу начал ездить туда регулярно. Но примерно в конце января, когда ситуация на Майдане перестала быть мирной, он даже бросил заниматься мебелью, чтобы чаще ездить в столицу. Сын тоже бывал там с ним. И я очень часто ездила к ним — привозила чай, бутерброды. Даже наша маленькая Виолетта не пропустила ни одного вече.
Володя был в первой львовской сотни. Там он познакомился с многими ребятами. Его близким товарищем стал Ваня Пантелеев – он тоже погиб 20 февраля. Можно сказать, что своего рода Майдан часто случался у нас дома. Ребята, которые приехали издалека, часто у нас отдыхали. Здесь они могли помыться, переодеться, постирать вещи. Когда я шла с работы, всегда звонила и спрашивала у мужа, сколько людей сейчас у нас дома, чтобы знать, сколько хлеба покупать. А разговаривали они часто о другой жизни для детей, а еще понимали, что может быть силовой разгон, готовились к нему – слышала разговоры о броник. То есть ребята осознавали, что их могут побить. Но о том, что в них будут прицельно стрелять…. это до сих пор не укладывается у меня в голове.
18 февраля Володя пришел с ночной смены с комбината, помылся, и готовился ехать на Майдан. Но, как на меня, он делал тогда какие-то странные вещи – рассказал где, что находится. Сказал, где лежат запасные ключи от машины, заплатил штраф, потому что его оштрафовали за превышение скорости, то есть он как будто знал, что не вернется. Я еще спросила: «Володя, а зачем ты это мне говоришь?» — а он, уже выходя из дома, ответил: «Ну я же, как на войне», — и ушел. Дальше мы созванивались. Муж говорил мне, что все нормально, но чтобы я к ним не приезжала. Однако у меня и не было возможности — заболела доченька. И хоть я не была рядом с Володєю тогда, мне не было тревожно – я знала, что он будет осмотрительным, потому что у него есть мы. Смотрела телевизор до позднего вечера – следила за тем, что происходит, и где-то часов в 10 или 11 вечера набрала мужа услышала, что он бежит. На ходу он попросил меня, чтобы я не звонила, наберет сам. Перезвонил ночью. Сказал, что все хорошо, ночевать у кого-то из киевлян.
Уже после его смерти мне рассказали другие майдановцы, что бежали они, чтобы отвлечь на себя «беркутовцев» и «тітушок», когда те где-то зажали людей. А потом один парень сказал, что в какой-то степени, Володя и другие спасли ему жизнь, потому что если бы не оттянули на себя «Беркут», – их бы просто забили. Так же еще в январе мой муж вывел в безопасное место избитого юношу, чтобы его не добили – хотя это было довольно рискованно для самого себя, Володя не смог пройти мимо него.
20 февраля я позвонила мужу в 7 часов утра, и услышав его голос, подумала, что он спал. Но на самом деле, они к тому моменту уже не первый час оттесняли «Беркут». Долго не спали и были утомлены. Еще Володя добавил, что приедет сегодня домой и выключает телефон, потому что садится батарея.
А в 9 часов утра, когда я увидела, что в людей стреляют, – запаниковала. Начала звонить Ване, видимо,сделала 50 звонков. Он постоянно сбрасывал. Но потом мой муж мне перезвонил – и со мной впервые за все время случилась истерика. Я сказала: «Володя, ты не пойдешь с Майдана, я знаю, но отойди к сцене – не делай детей сиротами!» В ответ он сказал единственное слово «Хорошо» — и все. Зная его, я почувствовала, что вот это его «Хорошо» значит, что он в тупике. Но в 12 часов я увидела звонок от Вани — мне сразу стало легче на душе, подумала, если он вышел на связь, значит, все с ними хорошо. Подняла трубку, меня спросили, кто Вы этому человеку? И сообщили, что он погиб. Для меня это означало, что нет в живых и Володи – они везде были вместе. И тогда я «поползла» по стене в коридоре, подошла к сыну и сказала, что отца нет в живых, хотя мы и не знали этого на 100%. Виолетту мы отдали куме, и вместе с Володей младшим и кумом взяли такси и поехали на Майдан искать моего мужа. Сначала приехали в Михайловский собор — там было много убитых. Я подбегала к каждому – снимала покрывала, но потом мне сказали, что не ищите, здесь такой фамилии нет. А еще перед тем я обзвонила больницы и морги, когда в Михайловском не нашлось тела, у меня промелькнула надежда «а Вдруг ранен!» Еще погибшие лежали возле елки, но когда мы туда прибежали, тел уже не было. Однако там узнали, что в гостинице «Украина» есть расстреляны. И когда я добегал до ступенек отеля, клянусь, услышала голос «Я здесь». Залетела внутрь – там Богомолец держала список, сказала, проверит, есть ли в нем мой муж, а я ответила, что точно знаю — он здесь. И когда я нашла Володю, как говорят, первая реакция: глаза видят, а разум не хочет воспринимать, что жизнь кончена.
С того момента я плохо помню, что было дальше. Меня накололи уколами, но я не спала всю ночь и впервые в жизни услышала, как сильно плакал в своей комнате мой сын. С тех пор он очень изменился, взял на себя роль отца, хотя ему на тот момент было 19 лет.
Для Виолетты смерть папы тоже стала очень тяжелым ударом – они были очень близки. На похороны я ее не брала, но через несколько дней она начала спрашивать, где папа – понимала, что мы что-то скрываем от нее. Я рассказала ей, что Володя на небе, но добавила, что когда он вернется, – решила, что так она легче перенесет эту весть. Сначала в ней была злость, обида, агрессия. Я объясняла дочке, что папу забрал Бог, ибо ему нужны такие смелые и честные люди. А через некоторое время она меня спросила: «Почему там должен быть только мой папа, пусть теперь какой-то второй туда пойдет, а мой наконец вернется?». Но где-то года через три Виолетта нарисовала дедушку с бородой и доброй улыбкой. Я поняла, что это Бог, и что в какой-то момент мой ребенок смирилась с тем, что папа у него. Но она до сих пор его ждет.
Володю похоронили 22 февраля, но как это происходило, я не помню. Как-то я поехала на Майдан, хотела увидеть место, где он погиб. И ребята, которые там были, рассказали, что обычно Володя был веселым, а в тот день, еще до того, как начали стрелять, очень молчаливым. Я уверена, что моему мужу было нелегко: он понимал, если с ним что-то случится, нам будет очень трудно без него. А с другой стороны, Володя знал, что не уйдет с Майдана — не изменит своим идеям. Он был человеком слова.
Мой муж хотел чтобы было лучше, но прошло 5 лет и у меня чем дальше, тем больше боли и тем чаще я задаю вопрос «За что?». 5 лет дети не говорят слова «Папа», 5 лет у нас нет праздников, ко мне в квартиру не приходят друзья. Раньше мы всегда ходили куда-то вместе с Володей, как и принимали гостей, а теперь для меня очень трудно осознать, что я одна.
Первые два года я была вообще, как зомби, не варила даже есть. Жизнь состояла из двух вещей: работа и суды. Я раньше постоянно что-то пекла для семьи, а за 5 лет – ни разу. Единственное, что мы делаем каждый год – пасочки. Печем их вместе с дочкой, потому что еще в первый после гибели Володи Пасху я тоже не хотела ничего делать, но Виолетта сказала, что ты знаешь, как бы папе было приятно, чтобы мы что-то испекли.
Потеря Володи – это боль на всю жизнь, но где только за последний год я поняла, что очень сильно себя загнала, и если я себя не вытащу, то не знаю что будет дальше. Раньше у меня были суицидальные мысли, но я думала о детях, о маленькой дочери, кому она будет нужна, если меня не станет? Чтобы меня хоть как-то утешить, одна из моих сестер вместе с семьей бросили все и переехали жить сюда, в Обухов, я очень благодарна ей за это. И когда мне было 45 лет, она уговорила меня что надо отпраздновать, хотя я не хотела. Но потом я не пожалела об этом, потому что почувствовала, что нужно жить. Однако, думая о смерти мужа, я осознаю, что он отдал жизнь – и многие из простых людей изменился после Майдана к лучшему, но у меня есть вопросы к власти, изменились ли вы: где те, кто убивал наших ребят, почему они до сих пор не наказаны? Почему, чтобы доказать, как лишили жизни моего Володю, мы сами собирали доказательства. А мой сын, разглядывая видео, по стоп-кадра воспроизводил момент, как расстреливали его отца?
Вика Ясинская, «Цензор.НЕТ»
Источник: https://censor.net.ua/r3112761 РЕЗОНАНСНЫЕ НОВОСТИ